Война и революция: социальные процессы и катастрофы: Материалы Всероссийской научной конференции 19–20 мая 2016 г.

Источники и литература

1. Поздеева Л.В. Канада в годы второй мировой войны. М.: Наука, 1986. 336 с.

2. Архив Внешней Политики Российской Федерации. Ф. 009. Оп. 14.

3. Архив Внешней Политики Российской Федерации. Ф. 178. Оп. 2.

4. Архив Внешней Политики Российской Федерации. Ф. 178. Оп. 3.

5. Архив Внешней Политики Российской Федерации. Ф. 178. Оп. 4.

Франция в годы второй мировой войны: перемирие 1940 года – капитуляция или спасение?

Бурлаков А.Н.[80 - Бурлаков Александр Николаевич – кандидат исторических наук, доцент, доцент кафедры новой и новейшей истории МПГУ.]

Аннотация: Статья посвящена внутриполитическим и геополитическим последствиям франко-германского перемирия 1940 г. Автор приходит к выводу, что Франция ни при каких обстоятельствах не могла продолжать войну. Перемирие пошло на пользу как самой Франции, так и союзникам. Гитлеру не удалось втянуть Францию с её сильным флотом и огромной колониальной империей в войну на стороне нацистской Германии. Свободная зона правительства Виши превратилась в убежище для евреев, партизан и эмигрантов.

Ключевые слова: вторая мировая война, Франция, режим Виши, нацистская Германия, франко-германское перемирие, маршал Петэн, Гитлер, союзники.

Burlakov A.N. France during the Second World War: the 1940 Armistice – Capitulation or Salvation?

Abstract: The article is devoted to internal political and geopolitical consequences of the Franco – German armistice of 1940. The author concludes that France, under any circumstances, could not continue the war. The Armistice was favorable both to France, and to allies. Hitler failed to involve France, with its powerful fleet and its vast colonial empire, in the war on the side of Nazi Germany. Free zone of the Vichy government has turned into a refuge for Jews, partisans and immigrants.

Keywords: the Second World War, France, the Vichy Government, Nazi Germany, the Franco – German Armistice, Hitler, Marshal Petain, Allies.

В 1940 г. Франция потерпела катастрофу, к которой шла всё межвоенное время. К войне оказалось не готово не только политическое и военное руководство, но и сам народ [4]. События следуют одно за другим с калейдоскопической быстротой и принимают необратимый оборот: 6 июня англо-французские войска разгромлены у Дюнкерка, а 14 июня немцы уже вступают в Париж.

22 июня 1940 г. новое правительство во главе с маршалом Петэном подписало перемирие с Германией. Условия перемирия были тяжелы и унизительны [18, р. 1–8]. Восточные области Эльзас и Лотарингия были отторгнуты от Франции и вошли в состав Третьего Рейха. Большая часть страны (две трети территории) с центром в Париже подверглась оккупации и составила так называемую «северную зону». Под контролем правительства Петэна осталась треть территории на юге, объявленная «свободной зоной». Столицей свободной зоны стал небольшой курортный городок Виши, давший название новому режиму. Обе зоны разделялись демаркационной линией, которую можно было пересекать только с разрешения немецких властей.

На Францию были наложены громадные оккупационные платежи в размере 400 млн. франков в день. По условиям перемирия французское правительство разрывало союз с Англией и начинало сотрудничество с гитлеровской Германией. Армия и ВМФ Франции подлежали разоружению. Режиму Виши разрешили иметь так называемую «армию перемирия» численностью в 100 тыс. человек для «поддержания внутреннего порядка».

Вопрос, на который нам предстоит ответить, до сих пор вызывает споры среди историков, политиков и общественности. Заключение перемирия маршалом Петэном – это спасительный для Франции акт осознанной необходимости или предательство национальных интересов страны? Разобраться в этом вопросе будет легче, если мы разделим его на несколько более мелких, но не менее важных вопросов.

Каково было моральное состояние французской нации накануне перемирия? Ответить на этот вопрос, к сожалению, нетрудно: лишь небольшая горстка патриотов была готова сражаться до конца; французская нация была деморализована, растеряна, запугана, устрашена немецкой мощью, озабочена сохранением своей жизни и имущества. Об этом свидетельствуют все источники [12, р. 76–77; 3, р.17, 33; 7, р. 36, 38]. С таким низким моральным духом элит, госаппарата, армии, народа продолжать военные действия означало бы полную авантюру. Поэтому, когда Петэн произносил свои знаменитые слова 17 июня 1940 г., это были горькие слова правды: «Скрепя сердце, я говорю вам сегодня, что надо прекратить борьбу»[20, р.15].

Как же французы отнеслись к перемирию, заключённому Петэном?

Вот потрясающее по своему реализму свидетельство из французской глубинки Романа Гуля, нашего соотечественника, белоэмигранта, работавшего простым подёнщиком. В деревне, где он жил, только у некоего Габриеля было старенькое радио. В дом к Габриелю, вспоминает Р. Гуль, «набились все мы, окрестные испольщики, арендаторы, крестьяне-собственники, услышав, что маршал Петэн произнесёт какое-то обращение к французам». «У всех на уме было одно слово – «армистис», что означало, что немцы не пойдут сюда, не расквартируют здесь свои войска, не будут забирать скот, хлеб, виноград, вино, не придавят этих французов так, как, наверное, придавили на севере», – так описывает умонастроения этих французов Р. Гуль. И вот, наконец, выступление Петэна, и впечатление, которое оно произвело на окружающих: «Катастрофа закончилась голосом маршала Петэна по радио. Ощущение полёта в бездну как бы прервалось. И когда раздались последние слова старческого голоса «Я приношу себя в жертву Франции» – я почувствовал у присутствующих волнение благодарности, что в этот момент катастрофы у них во Франции нашелся человек, взявший на себя всю позорную тяжесть переговоров с Гитлером, чтобы прикрыть своим именем всех их, средних французов, не желающих воевать, которым было наплевать на всё, только бы сохранить своё спокойствие, пусть вот такое, несчастное, позорное, общипанное, разгромленное» [7, р. 38–39].

Знаменитый философ и публицист Раймон Арон, будущий участник «Свободной Франции», так описывал свою реакцию и реакцию окружающих на речь маршала Петэна о перемирии: «Так же, как и остальные французы вокруг меня, я испытывал чувство облегчения. Было очень трудно заявить, находясь среди потерпевших поражение солдат, этих разогнанных французов: «Заключать перемирие – это ужасно!». Петэн казался мне выразителем чувств, преобладавших у большинства французов» [1, с. 180; 2, с. 92–93].

Английский публицист А. Верт, бывший свидетелем катастрофы тех дней, признавал: «Если бы, скажем, 15 июня был проведён референдум по вопросу о том, должна ли Франция сделать попытку вступить в переговоры о перемирии, огромное большинство, без сомнения, сказало бы «да». Население Франции было убеждено, что при существующем соотношении сил ничто не может уничтожить германскую армию» [5, с. 57].

А вот свидетельство и мнение умного противника, знаменитого немецкого философа и писателя, а тогда ещё и офицера Вермахта в оккупированной Франции, Эрнста Юнгера: «Заключив в 1940 г. перемирие, Петэн сделал то, чего от всей души желал его народ, считая это единственным правильным. Ему, воевавшему под Верденом, это наверняка далось нелегко. Я сам видел колонны военнопленных, запрудившие пыльные дороги под палящим июльским солнцем, они выкрикивали его имя как имя спасителя» [9, с. 191].

Таким образом, можно сказать, что маршалу Петэну ничего другого не оставалось, как заключить перемирие: нельзя было продолжать войну, имея под рукой лишь полностью деморализованную армию и павший духом народ. С моей точки зрения, нет никаких оснований винить маршала Петэна в предательстве за подписание перемирия с немцами. Все обвинения подобного рода скрывают политиканскую подоплёку, не имеющую никакого отношения к действительности. К сожалению, эти обвинения до сих пользуются популярностью в сообществе историков, в том числе и отечественных.

Чем же руководствовался маршал Петэн, подписывая перемирие и принимая власть? Неужели, как утверждают его критики и недоброжелатели, на 85-м году жизни его вдруг обуяла страсть к власти, к которой он был равнодушен всю свою жизнь? Неужели он готов был стать предателем и прислужником немцев, победа над которыми привела его к славе? Подобные утверждения не выдерживают критики. К тому же, о каком удовлетворении властолюбия можно говорить в условиях войны и оккупации?

Заключение перемирия Петэн обусловил рядом требований: лишь частичная оккупация Франции с сохранением за ней её флота и колониальной империи [26, р. 246]. Гитлер, по его собственному признанию и свидетельству его окружения, питал к маршалу уважение и симпатию как к достойному противнику в первой мировой войне; очевидно, это уважение явилось одной из причин того, что он согласился на условия Петэна [19, р. 98, 114–118]. Вполне возможно, что если бы вместо маршала был кто-либо другой, положение Франции оказалось бы куда тяжелее. По мнению У. Черчилля, уступка Петэну была одной из роковых ошибок Гитлера во второй мировой войне [13, р. 235].

На что же рассчитывал Петэн? Заключение перемирия в сложившихся условиях можно рассматривать как блестящий дипломатический ход. Несмотря на все моральные, экономические и территориальные потери, Франция на время вышла из мировой бойни, что означало сбережение народа и народных сил. Сам маршал Петэн считал, что призывы к продолжению борьбы закончились бы «освобождением руин и кладбищ» [21, р. 9–10]. С этим согласны почти все современники, у кого здравый смысл и чувство ответственности превалировали над политическим расчётом. Эрнст Юнгер в своём дневнике высказывает сходную точку зрения: «Окажись на его (Петэна – А.Б.) месте какой-нибудь Гамбетта[81 - Гамбетта, Леон (1838–1882) – французский государственный и политический деятель. Во время франко-прусской войны входил в состав «правительства национальной обороны» и пытался организовать отпор немецким оккупантам.], Франция лежала бы сегодня в таких же руинах, как Германия, – писал он 25 августа 1945 г. – И от Парижа тоже не осталось бы камня на камне! Продолжение войны привело бы к оккупации всей Франции и Северной Африки. Этот народ, которому было что терять, проявил верный инстинкт, отказавшись от той славы, которая расцветает на почве дымящихся развалин» [9, р. 192].

Раймон Арон отметил и глубинное цивилизационное последствие перемирия – демографическое. «Если бы французская армия продолжала в 1940 г. сопротивление вместо того, чтобы оказаться за несколько недель побеждённой; если бы, наконец, она была бы разгромлена в 1941 г., то её потери оказались бы значительно более крупными, – пишет Р. Арон. – Новое кровопускание, потеря ещё одного или двух миллионов человек, могли бы стать для неё роковыми, что она могла бы больше не подняться. В этом смысле катастрофа, имевшая трагические моральные и материальные последствия, тем не менее, обеспечила благодаря своей быстроте возможность позднейшего демографического, экономического и политического подъёма Франции» [2, с. 112]. В своих мемуарах он также отмечает, что «перемирие спасло несколько миллионов французов от лагерей военнопленных, неоккупированная зона облегчила положение половины французов» [1, с. 197].

И наконец, в этот хор вплетается и голос замечательного французского писателя и военного лётчика Антуана де Сент-Экзюпери. «Если бы Франция расторгла соглашение о перемирии, то с юридической точки зрения, это было бы равносильно возврату к состоянию войны, – писал он. – А возврат к состоянию войны даёт оккупантам право брать в плен всех мужчин, подлежащих мобилизации. В сущности, нашей стране грозило полное истребление под видом законных мер шести миллионов взрослых мужчин. Безоружная Франция не могла голыми руками сопротивляться этой охоте на рабов» [8, с. 109].

Как заметил Р. Арон, жители Южной Франции более чем на два года были избавлены от немецких оккупантов. Перемирие заставило немцев вернуть французам Лион, второй по значимости город страны (в обмен на Бордо), покинуть уже было занятые ими Сент-Этьенн, Клермон-Ферран и Монлюсон. Позже Петэн принудил оккупантов отступить севернее Луары. Вот как описывает отношение французов к усилиям маршала по заключению перемирия историк М. Ферро: «Для французов времён поражения произошло чудо. В одиночку маршал Петэн остановил немцев. То, что не смогли сделать линия Мажино, армия, авиация, удалось сделать Петэну. Но прежде всего Петэн вернул своим французам родину, пусть в урезанном виде; благодаря маршалу каждый отныне мог вернуться домой, в свою булочную, на свою улицу» [15, р. 107–108]. Здесь, на юге, в относительной безопасности чувствовали себя евреи, бежавшие с севера французы, участники зарождавшегося движения Сопротивления, иностранцы, такие, как русский писатель Иван Бунин и американская писательница, еврейка по национальности, Гертруда Стайн.

Рассмотрев внутриполитические последствия перемирия, перейдём к геополитическим последствиям. Благодаря перемирию Франция оказалась в уникальном положении, которого не имела ни одна из побеждённых стран. Она сохранила суверенитет над частью своей территории и имела некоторое влияние на то, что происходило в оккупированной части страны. Франция сохранила свой военно-морской флот и колониальную империю. Правда, двух своих «козырей» – флота и свободной зоны – она лишится в ноябре 1942 г., но до конца войны побеждённая Франция не будет участвовать в военных действиях против союзников на стороне Германии.

Удивительно, что почти все клеймят маршала Петэна за перемирие или в лучшем случае с сожалением констатируют его неизбежность. Однако почти никто не обращает внимание на уникальность ситуации, в которой благодаря перемирию оказалась Франция. На самом деле Петэн показал себя как великолепный дипломат и психолог. У Петэна, действительно, на руках были серьёзные козыри – это колониальная империя и флот. Маршал умело сыграл на опасениях Гитлера относительно того, что эти козыри перейдут к англичанам. О том, что такие опасения у Гитлера были, подтверждают его беседы с Муссолини 18 июня и 5 декабря 1940 г. [11, р. 333]. Опасения Гитлера разделял и его генералитет [14, р. 139; 25, р. 450]. Таким образом, Франция стала единственной побеждённой страной, с которой Германии пришлось считаться. «Наши условия настолько скромны, что французы должны принять их из элементарного чувства здравого смысла», – записывал в своём дневнике начальник немецкого Генштаба Сухопутных войск Ф. Гальдер 21 июня 1940 г. [6, с. 486].

Может быть, опасения Гитлера и его окружения всё же имели под собой основания? Петэн улетает в Лондон, возглавляет правительство в изгнании, французский флот соединяет свою мощь с английским, французская колониальная империя принимает сторону Англии. Вряд ли такой вариант событий был возможен. Отчасти он станет возможным только тогда, когда изменится геополитическая ситуация: в войну вступят СССР и США, и исход противостояния начнёт меняться не в пользу Германии. В 1940 г. ситуация была иной. Во-первых, следует учитывать общую деморализацию французской нации и её нежелание воевать. Во-вторых, нельзя забывать, что исторически антианглийские настроения были особенно распространены среди французского колониального аппарата и моряков – сказывалось многовековое соперничество двух держав на морях и на других континентах. Флот, вполне возможно, всё равно был бы затоплен французскими моряками. Колониальная империя, скорее всего, раскололась бы – часть колоний, возможно, перешла бы на сторону Англии, а часть – на сторону держав «оси».

Историки, споря о том, нужно было или нет заключать перемирие, забывают о правовой сущности этого акта. Перемирие – это временное соглашение, без окончательных обязательств сторон; оно может быть разорвано или пересмотрено в зависимости от изменения обстоятельств. Очевидно, Петэн делал ставку на конечную победу союзников. Он понимал, что время работает на него. Сразу после перемирия он так объяснил свою позицию министру колоний Анри Лемери: «Американцы будут готовы не раньше, чем через четыре года. Наступают тяжёлые времена. Нам придётся испить чашу унижения до дна. Наше соглашение с немцами базируется на принципе “Rebus sic stantibus”[82 - Если обстоятельства остаются без изменений» (лат.) – принцип международного права, согласно которому договор действует до тех пор, пока обстоятельства, при которых он был заключён, останутся в целом без изменений. Согласно этому принципу, в случае изменения обстоятельств, договор утрачивает своё прежнее значение и может быть расторгнут односторонним актом заключившего его государства.] «Победитель всегда остаётся хозяином ситуации» [23, р. 219].

И, наконец, самый важный вопрос: представим себе, чтобы было с самой Францией, если бы она, следуя советам де Голля и стоявшего за ним «коварного Альбиона», продолжила войну. Напомним, что в начальный период мирового конфликта США в войну ещё не вступили, а СССР состоял в дружеских отношениях с Германией. Англия только что разгромлена у Дюнкерка и зализывает раны. Она боится немецкого вторжения; ей нужно время, чтобы прийти в себя. Это время Англия могла выиграть, натравив Германию на ещё сопротивлявшуюся Францию. Думаю, что сопротивление Франции смогло бы отсрочить оккупацию страны максимум на месяц. Таким образом, Третий Рейх оказался бы соседом Испании. Как известно, франкистский режим своим возникновением был обязан помощи нацистской Германии и фашистской Италии. Однако в дальнейшем Франко благоразумно держался в стороне от мирового конфликта. Это удалось во многом благодаря тому, что Французское государство маршала Петэна уберегло Испанию от беспокойного соседства с Третьим Рейхом. Когда в 1942 г. немцы всё же оккупируют свободную зону и окажутся под боком у генерала Франко, им уже было не до Испании после высадки союзников в Северной Африке.

В 1940 г. ситуация была иной. Вполне возможен был такой вариант, что, оккупировав Францию, Гитлер принудил бы Франко либо к вступлению в войну на его стороне, либо к созданию в Испании подобия свободной зоны. Таким образом, всё европейское побережье Средиземного моря оказалось бы в руках Германии и её союзников. Несомненно, «соседство» с Третьим Рейхом соответствующим образом повлияло бы на колониальную администрацию французской Северной Африки. А дальше можно было бы ждать немецко-итальянской высадки в Алжире или Тунисе, где деморализованные французские войска сдались бы в 1941 г. После этой военной операции уже почти все Средиземноморье оказалось бы под контролем Гитлера. Никакой высадки союзников в 1942 г. не произошло бы. Немцам открылся бы прямой путь на Египет, а через Суэцкий канал – в Индию. Что касается Франции, то, потеряв Северную Африку, ядро своей империи, она окончательно влилась бы в ряды союзников Гитлера.

Такое развитие событий имело бы ещё одно важное геополитическое последствие – вряд ли в 1941 г. состоялась бы немецкая агрессия против СССР, так как перед Германией открылись бы другие привлекательные направления экспансии. Таким образом, наша страна, которая решит исход второй мировой войны, оставалась бы в дружественных отношениях с Третьим Рейхом. А делить на Ближнем и Среднем Востоке Германии и СССР было что (Иран, Ирак). Вполне возможно, в такой ситуации Турция, боясь остаться без своей доли колониального пирога, отбросила бы свои колебания и присоединилась к державам «оси». Не забудем, что рассматриваемый сценарий – наиболее оптимистичный для союзников. А ведь во главе Франции мог оказаться не вымышленный, а настоящий предатель, который безо всякой борьбы поставил бы не только промышленный потенциал (в чём упрекают Петэна), но и военную и имперскую мощь Франции на службу Германии.

Не забудем о том, каковы были истинные планы Гитлера в отношении Франции. «Целью моей политики в отношении Франции является по возможности максимально эффективное сотрудничество для будущего ведения военных действий против Англии», – говорилось в Директиве № 18 от 19 ноября 1940 г. В дополнительной инструкции Гитлера от 10 декабря 1940 г. ставилась задача овладеть военно-морским флотом Франции в случае, если французская колониальная империя выйдет из повиновения Виши [24, р. 39–40]. Мы можем констатировать, что Гитлеру не удалось реализовать ни одну из поставленных целей – ни вовлечь Францию в войну против Англии, ни захватить ВМФ Франции.

Прав Раймон Арон, считавший, что перемирие пошло на пользу союзникам [2, р. 190–192]. Но самое удивительное, что У. Черчилль, метавший в своих мемуарах молнии в «капитулянта» Петэна, на деле думал иначе. Французский генерал Альфонс Жорж, находившийся в дружеских отношениях с У. Черчиллем, поведал о своём разговоре с английским премьером в Марракеше 8 января 1944 г. «В июне 1940 г., после сражения на севере Франции (у Дюнкерка – А.Б.), у Англии не было больше достаточного количества вооружений, – признавался Черчилль французскому генералу. – Вопрос о танках и самолётах не мог быть решён удовлетворительным образом. Перемирие, в конечном счёте, помогло Великобритании. Гитлер совершил одну из самых больших ошибок, не расширив свои захваты за счёт Северной Африки, чтобы двинуться на Египет. Тогда нам пришлось бы туго» [21, р. 167]. Примечательно, что Черчилль не отрицал этого разговора, заметив в мемуарах, что высказанное им мнение не было «зрелым и продуманным» [13, р. 235].

Есть также свидетельства того, что сам Гитлер в конце войны рассматривал перемирие как ошибку [17, р. 1491–1499]. Наконец, так считал и один из лучших немецких дипломатов Цецилий фон Ренте-Финк, с 1943 г. являвшийся полномочным представителем нацистской Германии в Виши и крайне враждебно настроенный в отношении маршала. В разговоре со швейцарским послом в Виши Вальтером Стуки немецкий дипломат высказал своё мнение: «Фюрер совершил непостижимую ошибку, заключив перемирие с Францией вместо того, чтобы оккупировать Францию и, пройдя через Испанию, захватить Северную Африку» [22, р. 30].

Таким образом, перемирие, заключённое маршалом Петэном, явно пошло на пользу и Франции, и союзникам. Сейчас даже французские историки, не питающие симпатий к маршалу и Виши, вынуждены признать правильность его действий. Так, Анри Амуру, один из крупнейших специалистов по истории Франции времён немецкой оккупации и участник Сопротивления, пишет: «Голлизм навязывал идею, что не надо было заключать перемирие. Это здорово придумано! Но это несерьёзно» [10, р. 12].

Источники и литература

1. Арон Р. Мемуары. М.: Ладомир, 2002. 873 с.

2. Арон Р. Пристрастный зритель. М.: Праксис, 2006. 412 с.

3. Астъе Ла Вижери Э. д’. Семь раз по семь дней. М.: Издательство иностранной литературы, 1961. 240 с.

4. Бурлаков А.Н. Падение Третьей Республики во Франции // Clio-Science: проблемы истории и междисциплинарного синтеза. Выпуск II. М.: Издательство «Прометей» МПГУ, 2011. С. 190–221.

5. Верт А. Франция. 1940–1955. М.: Издательство иностранной литературы, 1959. 615 с.

6. Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба Сухопутных войск. 1939–1942 гг. Т.1. М.; Воениздат, 1968. 512 с.

7. Гуль Р. Я унёс Россию. Т.З. М.: Б.С.Г.-ПРЕСС, 2001. 210 с.

8. Сент-Экзюпери А. де. Военные записки. М.: Прогресс. 1986. 291 с.