Война и революция: социальные процессы и катастрофы: Материалы Всероссийской научной конференции 19–20 мая 2016 г.

10. Проект «Histoire/Geschichte» [Электронный ресурс] URL: http://enseignants.nathan.fr/collection/manuel-franco-allemand (дата обращения: 18.06.2016).

11. Хабермас Ю. Эссе к конституции Европы. М.: Изд-во “Весь мир”, 2013.

12. Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. № 2–3. 2005. [Электронный ресурс] URL: http://magazines.mss.ni/nz/2005/2/ha2.html (дата обращения: 18.06.2016).

13. Black I. Europe’s coal engine of integration retires // The Gurdian. 19 July 2002 [Электронный ресурс] URL: https://www.theguardian.com/world/2002/jul/19/worlddispatch.eu (дата обращения: 20.05.2016).

14. Bottici C., Challand В. Imagining Europe. Myth, Memory and Identity. New York: Cambridge University Press. 2013.

15. Chance M., Smith-Spark L. Russia marks 70 years since victory over Nazi Germany with huge parade [Электронный ресурс] URL: http://edition.cnn.com/2015/05/09/europe/russia-victory-day-celebration/ (дата обращения: 22.05.2016).

16. Debaecker A.-L. Boycott du 9 mai: une offense envers Poutine mais surtout envers les Russes. // Le Figaro. 7 Mai 2015 [Электронный ресурс] URL: http://www.lefigaro.fr/vox/monde/2015/05/07/31002-20150507ARTFIG00404-boycott-du-9-mai-une-offense-envers-poutine-mais-surtout-envers-les-russes.php (дата обращения: 20.05.2016).

17. Declaration on European Identity. Copenhagen, 14 December 1973 [Электронный ресурс] URL: http://www.cvce.eu/content/publication/1999/l/l/02798dc9-9c69-4b7d-b2c9-f03a8db7da32/publishable_en.pdf (дата обращения: 20.05.2016).

18. Experience and memory. The Second world war in Europe. Echternkamp J., Martens S. (eds.). New York: Berghahn Books, 2013.

19. European for citizens Programme. Stand 1. European remembrance projects 2015. List of projects granted [Электронный ресурс] URL: https://eacea. ec. europa. eu/sites/eacea-site/files/efc_european_remembrance_list_of_projects_selection_results_201 5_en.pdf (дата обращения: 10.05.2016)

20. European for citizens Programme. Stand 1. European remembrance projects 2016. List of projects granted [Электронный ресурс] URL: https://eacea.ec.europa.eu/sites/eacea-site/files/publicationremem2016.pdf (дата обращения: 10.05.2016)

21. European Identity and the Second world war. Spiering M., Wintle M. (eds.). New York: Palgrave Macmillan, 2011.

22. Europe Day: Celebrating 65 Years of Peaceful Cooperation. European Commission press release // [Электронный ресурс] URL: http://europa.eu/rapid/press-release_IP-l5-4948_en.htm (дата обращения: 10.05.2016)

23. Parfitt T. Russia celebrates Victory Day as Western leaders boycott parade. The Telegraph. 9 May 2015 [Электронный ресурс] URL: http://www.telegraph.co.Uk/news/worldnews/europe/mssia/l 1594295/Russia – celebrates-Victory-Day-as-Western-leaders-boycott-parade.html (дата обращения: 10.05.2016)

24. Poole R. Misremembering the Holocaust% Universal Symbol, Nationalist Icon or Moral Kitsch // Memory and the Future: Transnational Politics, Ethics and Society. Basingstoke and New York: Palgrave Macmillan, 2010. PP. 31–49.

25. Raim L. La domination allemande critiquee a Londres et Athenes. // Le Figaro 05 Decembre 2011 [Электронный ресурс] URL: http://www. lefigaro.fr/international/2011/12/05/01003-20111205ARTFIG005 81 – la-germanophobie-monte-au-royaume-uni-et-en-grece.php (дата обращения: 22.05.2016).

26. Standard Eurobarometer 71. Spring 2009. Future of Europe [Электронный ресурс] URL: http://ec.europa.eu/public_opinion/archives/eb/eb71/eb713_future_europe.p df (дата обращения: 22.05.2016).

27. Standard Eurobarometer 77. Spring 2012. European Citezenship[Электронный ресурс] URL: http://ec.europa.eu/public_opinion/archives/eb/eb77/eb77_citizen_en.pdf (дата обращения: 22.05.2016).

28. Standard Eurobarometer 84. Autumn. 2015 [Электронный ресурс] URL: http://ec.europa.eu/COMMFrontOffice/PublicOpinion/index.cfrn/Survey/get SurveyDetail/instruments/STANDARD/surveyKy/2098 (дата обращения: 25.06.2016).

Современные мировые деконструктивные процессы и Россия

Белоусова К.A.[84 - Белоусова Ксения Андреевна – профессор, доктор исторических наук, доцент кафедры новой и новейшей истории Института истории и политики МПГУ, г. Москва.]

Аннотация. Процессы, происходящие в современном мире, являются деструктивными. Это, пока неизученное, но очень интересное для исследователя явление, началось в начале 1990-х гг. в связи с развалом СССР и крахом социализма. Безусловно, деконструкция изначально охватила бывшие просторы СССР и соцлагеря, что, прежде всего, наблюдалась в Балканских странах. Потом постепенно этот процесс перекинулся и на остальную часть мира. И если Ближний Восток деконструктивные процессы охватили полностью, то в Европе и других частях мира они пока не столь очевидны.

Ключевые слова: деконструктивные процессы, бифуркация, экономизм, катастрофа, саморазрушение.

Belousova К.A. Modem World Deconstructive Process and Russia

Abstract. The processes taking place in the modern world are destructive. This phenomenon not being studied yet but very interesting for scientists began in the early 1990-s due to the breakup of the USSR and collapse of socialism. It is out of discussion that the deconstruction initially took place in the ex-USSR and then embraced other socialist countries, first of all Balkan states. Gradually this process has spread all over the world. And if the deconstructive process is well seen in the Middle East it is not so obvious yet in Europe and other parts of the world.

Keywords: deconstructive processes, bifurcation, economism, catastrophe, self-destruction.

В таких явлениях как «деградация», «смута», «катастрофа» роль экзогенного особо велика. Собственно «чисто» эндогенные, как бы самоистребительные и вообще деструктивные процессы даже зафиксировать не просто. Тем более, что места обитания даже самоистребленных культур по большей части тут же, и поневоле в чем-то преемственно (если население сохранялось) кем-то заселялись. Тем не менее, есть все основания предположить, что в ряду интенсивных процессов последние, эндогенные, вполне реальны, как вполне определенные провалы, фактические самоисчезновения культур, саморазрушительные исходы бифуркаций. Это могут быть и как своего рода эволюционные, адаптивные деструктивные процессы, как бы тоже вялотекущие, постепенные разложения, загнивания, а равно скачкообразные катастрофы.

«Смутные времена», «безвременья», по всей видимости, суть объективно неопределенные хаотизируемые, системно-кризисные, предбифуркационные процессы и состояния, с явным прорывом так и не состоявшимся. Реставрации, контрреволюции относительно четко идентифицируются всегда вкупе с самим протяженным революционным процессом. «Безвременья» – нечто другое, в высшей степени само объективно неустойчивое, неопределенное состояние, но и способное быть относительно протяженным. Общее равновесие культуры здесь подобно сумеречному, шатающемуся, «странному аттрактору». Кстати говоря, именно «мутные времена», хотя и не всегда, как раз предшествовали политическим революциям, а тем самым «апостериорно» оказывались некоторыми «фазами» революций социальных.

Что касается катастроф, то речь, по сути, идет о большинстве бесславно исчезнувших определенных форм: общин, племен, полисов, держав, культур, империй. (Знаем мы о них немного. История познания, к примеру, изобилует неудачами, но во всем объеме этой научной историографии мы преобладающе знакомы как раз, если не сказать только, с относительными удачами). В таковом взгляде, выходит, что история переполнена катастрофами, локальными формами «реализации» которых собственно и являются, в частности, войны, в результате которых одна из сторон, как правило, претерпевает катастрофу. Хотя и в разной степени для побежденных. А уж в апополитейной первобытности и в последующей полосе истории в отношении отдельных форм деградации и катастрофы были вовсе «нормой» [7, С. 210].

В этой связи интересны примеры А. Тойнби: погибшие культуры первой империи майя (заброшенные и поглощенные лесом «великолепные здания»), в Сирии (Пальмира), на Цейлоне, на острове Пасха [6, С. 75, 121–125]. Тойнби объясняет это или «необыкновенным миролюбием», или, в основном, тем, что некогда героически побежденная человеком природа (джунгли, пустыня, океанические расстояния) все же брала свое. Действительно, уничтоженные конкистадорами государства на Мексиканском плоскогорье, на Юкатане, в Перу, населялись, по Лас Касасу, миролюбивыми народами. «Миролюбие», однако, это явно экзогенный фактор, а что касается «природы», то именно крах людских отношений придает ей силы. Суть явления состояла в том, что самопогибельно рушилась какая-то из форм рабства, с ее весьма характерным признаком «крупно-каменной индустрии». «Каменные люди» Пасхи, конечно, были пришлыми (приплывшими), но пришли они вместе с некоторым рабством, которое продолжительно на острове просто «физически» было не воспроизводимо. И все это привело к войнам на истребление даже с «возрождением» каннибализма.

Незамечаемость нами катастроф прошлого и даже часто их и не особо сильная «катастрофичность» имеет очень глубокие объективные основания. Чем ниже уровень культуры, тем и выше выживаемость сохранившихся культур. С ростом же высоты, сложности, мощи, плотности, связности производства растет, и едва ли линейно, чувствительность к деструкциям. Или по-другому: по мере укрупнения структур социума число (или вероятность) катастроф падает, но значительно быстрей растет их потенциальные охват и разрушительная сила. Живейшим примером является тот, что в XX в. две войны оказались уже мировыми.

Обратимся к нашим временам.

В новейшей исторической интерпретации уже определенно принято считать, что т. н. современная история началась в 90-х гг. XX в. И связана она, разумеется, с развалом СССР и крахом социализма или мировой соцсистемы. Отметая иллюзию, что в постперестроечном периоде, несмотря на «трудные времена» начались «нормальные демократические и экономические реформы», приведу для начала философское объяснение: сработал известный в теории катастроф принцип «хрупкости хорошего» [2, С. 31]. Много было «плохого» в отжившей системе, но в итоге выяснилось, что все это «плохое» лишь умножилось, в еще большем множестве добавилось еще «худшее», а едва ли не все что было «хорошего» сгинуло.

Так вот вопрос, что же началось с концом перестройки примерно в 1991 г., в какой новый процесс произошел обвал из критического, но еще квазистабильного, затем очень короткого, отчасти «романтического», состояния? Вопрос суровый и едва ли не самый актуальный, не побоюсь напыщенных интонаций, судьбоносный.

Наиболее общепринятая характеристика – наконец-то началась настоящая рыночная «реформа». Однако, произошедший вскорости распад страны, развал «всех сторон общественной жизни» назвать «реформами» странновато.

Л.И. Абалкин считает, что начался «этап становления рынка» [1, С.5], лишь сопровождающийся неправильными «действиями». Этот подход чистого экономизма не затрагивает глубинность и несоизмеримо большую сложность тектонических бифуркационных процессов. Потому даже характеристика произошедшего (и происходящего) как «кризиса» является весьма слабой, поскольку невольно толкает к экономическим объяснениям, непомерно узким по отношению к реальному процессу [8, С. 123].

Обвал, начавшийся, прежде всего, в бывшем СССР, и в целом в соцрегионе, перешел на весь мир. И весь, если угодно, божественный мир, эта материя, вознамерились провалиться в новый процесс, «начав» это «историческое происшествие» с бывшего СССР, а, может быть, даже и сфокусировать здесь на данный период все свои накопившиеся боли, беды и проблемы, затем посмотреть, что произойдет дальше, а по результатам соответственно отреагировать и в переустроении всего мира. Или… покончить с этой неудавшейся попыткой «сотворения человека» [8, С. 123].

Вполне можно сказать, что началось «мутное» или «смутное» время (этот оборот использует, к примеру, экономист Д.С. Львов). Однако мы воспользуемся понятием «деконструкция», вводимым в оборот французским лингвистом постмодернистом Ж. Деррида [3, С. 53], который терминологически конструктивней выражает процесс саморазрушения всех основных «социальных конструкций». Кстати, это понятие уже по внешним, даже фонетическим, признакам явно коррелируется с все чаще используемыми понятиями диссипации, деструкции, дисфункциональности, деградации и пр.

Деконструкцией мы называем тот объективный саморазрушительный процесс, в который примерно в 1990 г. вступил социализм и (пока менее заметно, но уже глобально) весь мир.

Многие могут возразить, что процветающий Запад не вступил в фазу деконструкции. Однако Запад, несомненно, вступил в эпоху постмодернизма. В отличие от обычных, принятых позитивистских трактовок постмодернизма, есть и другие: невинная или паразитическая «игра в игру», деструктивизм, деконструктивизм, ирония или издевка, потенциально бесконечная рефлексия, блуд и словесный бред и пр., в искусстве – обессмысливающая самость слова, звука, цвета, интеллектуальный андеграунд. Например, компьютеризация. Величайшее достижение человечества превращается в противоположность. С одной стороны, сами усложняющиеся программы, буквально, дебилизуются, так сказать, в непотребно примитивном потребительском содержании. С другой стороны, программные и технологические усложнения навязываются все более насильственно, все чаще в виде совершенной ненужности и одновременной невозможности от них отказаться. Таким образом, Западу «постмодернизм» (в его основном значении разгула бескультурья) только угрожает. В качестве примеров, и весьма ярких, стоит лишь упомянуть о развернувшемся повсеместно движении за права человека, каково для зашоренного в рамках легитимности западного жителя ассоциируется лишь с правами человека гомосексуального (вспомним одну из причин ухода с поста последнего папы), а не действительно лишенного прав, «успехи» националистов и неофашистов в Европе или вполне легальную партию педофилов в Амстердаме.

Если взять другие географические точки на нашей планете, то Ближний Восток вступил в фазу деконструкции, вольно или невольно подталкиваемый Западом, причем со своими специфическими особенностями, в частности, тотальной исламизацией и обвалом некоторых стран в раннее средневековье. Красиво названная «арабская весна» превращается в суровую зиму, последствия которой, причем для всего человечества, пока крайне неясны.

Таким образом, хотя процесс начался с бывшего СССР, сама развивающаяся бифуркация может «выкинуть» и «выкидывает» самые неожиданные повороты. Но пока сгущенность событий в мире, т. е. на настоящий период, именно на просторах бывшего СССР, а также явная идеологическая доминантность рыночного, либерального движения (в любых формах его выражения), наиболее выпуклы.

В начале 2000-х гг. в России стали, так сказать, поговаривать о некоторой стабилизации. Экономисты, как правило, понимают «стабилизацию» как экономическое же явление, фазу кризиса, за которой начинается подъем; но реально «стабилизация» может соотноситься со значительно более широким кругом явлений, например, с состоянием больного или ходом системного кризиса общества. Речь идет в данном случае о признаках стабилизации деконструкции, как процесса дальнейшего саморазложения общества.

Однако все эти сложнейшие процессы пока рассматриваются с позиций экономизма. Профессор В.А. Мельянцев пишет о том, что мир «действительно переживает непростые времена», однако обуславливает их «причинами и последствиями нынешнего кризиса» [4, С. 87]. Далее, В.А. Мельянцев пишет, что «кризис ударил по РФ больнее, чем по многим другим странам» [4, С. 93]. Но дело ведь не в кризисе, а в том, что именно Россия переживает деконструкцию. Даже его святейшество в своей проповеди-обращении недавно говорил о «почти апокалипсическом напряжении в обществе».

Деконструкция бездонный материальный и, как это не кощунственно звучит, поразительно интересный процесс. Полагаю, что ежели будущим революционным чудом человечество выживет, деконструкцию наука будет изучать и изучать многие десятилетия, и будет открываться все новое и новое. Восходящие, «творческие» процессы непостижимы (в социологии они ограничены революционной, эзотерической теорией отживших структур и тенденции преодоления определенным обобществлением производства), но и саморазрушительные процессы – совершеннейшая загадка.

В относительно недавнем номере журнала «Восток (Oriens)» встретилась интереснейшая статья кандидата исторических наук Н.А. Косолапова, который пишет, что одной из главных причин краха Перестройки 1986–1991 гг. «стало отсутствие теории реформ» [5, С. 35]. Вроде бы мысль несложная и вполне логичная, но дело в том, что и на сегодняшней день нет связной, единой теории, объясняющей происходящее в мире и России.

Видится, что именно историческая наука, которая, пожалуй, одна в состоянии выбраться из «оков экономизма», и ассоциировать себя во многом с социологией, может и должна не только объяснить этот процесс, но и выработать теорию прорыва.

Источники и литература

1. Абалкин Л.И. Тектология А.Богданова на пути к новой парадигме. ВФ,1995, № 8, С. 1–28.

2. Арнольд В.И. Теория катастроф. М., Наука, 1990, 128 с.