Война и революция: социальные процессы и катастрофы: Материалы Всероссийской научной конференции 19–20 мая 2016 г.

3. Деррида Ж. Письмо японскому другу. ВФ, 1992, № 4 С. 53–57.

4. Дискуссия «Мировая экономика: время переоценок?» // Восток, 2012, № 2, С. 87–99.

5. Косолапов Н.А. Идея развития: запрос на теорию. // Восток (Oriens). 2013. № 4. С. 30–37.

6. Тойнби А. Постижение истории. М., Прогресс, 1991, 736 с.

7. Шушарин А.С. Полилогия современного мира. М., «Мысль», 2005, Т. 3, 544 с.

8. Шушарин А.С. Полилогия современного мира. М., «Мысль», 2006, Т. 5, 720 с.

Фашизм и фашистские революции в Европе в политическом дискурсе русской послеоктябрьской эмиграции

Омельченко Н.А.[85 - Омельченко Николай Алексеевич – доктор исторических наук, профессор, Государственный университет управления, заведующий кафедрой государственного управления и политических технологий, г. Москва.]

Аннотация: Статья посвящена анализу взглядов представителей русской послеоктябрьской эмиграции на события в Европе в 20-30-е гг. прошлого столетия, когда в ряде европейских стран набирали силу фашистские движения, приведшие к власти Муссолини в Италии и впоследствии Гитлера в Германии. Основное внимание автора обращено на факторы, предопределившие противоречивое отношение русских эмигрантов к европейскому фашизму, к фашистским революциям в Европе, к идеологии и практике фашистских государств.

Ключевые слова: фашизм, фашистские революции, либеральное государство, национальное государство, идеократия, солидаризм, этатизм, авторитаризм.

Omelchenko N.A. Fascism and Fascist Revolutions in Europe in Political Discussions of Russian Post-October Revolution Emigration.

Abstract: The article is devoted to analysis of opinions of Russian post-October’s emigrants to political events, that has taken place in 20

– 30

of XX century in Europe, when Mussolini in Italy and Hitler in Germany came to power. Main attention author pays to factors that determined difficult and dualistic attitude of Russian emigrants to European fascism, fascist revolutions in Europe, fascist states’ ideology and practice.

Keywords: fascism, fascist revolutions, liberal state, national state, ideocracy, solidarism, etatism, authoritarian methods.

Вопрос об исторических корнях и идейных истоках фашистских революций, потрясших привычный ход развития и быт гордившейся своими демократическими традициями Европы, их влиянии на политическую практику европейских государств в 20-30-е годы прошлого века – один из наиболее дискуссионных вопросов в современном отечественном обществознании. Обращает на себя внимание очевидный парадокс: начавшись как политическое движение, имевшее широкую поддержку в своих странах, в перспективе фашизм стал одной из причин самой кровопролитной мировой войны, сопровождавшейся чудовищными репрессиями, миллионами убийств и жестокими расправами над целыми нациями.

Определенную ясность в понимании проблемы может внести изучении взглядов и воззрений видных представителей русской послеоктябрьской эмиграции, творческое наследие которой еще до конца не изучено. Известно, что в эмиграции после событий 1917 г. в результате «естественного отбора» оказался цвет отечественной интеллектуальной элиты, виднейшие представители русской философской и политической мысли, деятели всех русских дореволюционных партий от монархистов до социал-демократов меньшевиков. Именно эта особенность русской послеоктябрьской эмиграции, ее высокий интеллектуальный и политический уровень позволили ей внести существенный вклад в осмысление происходивших в Европе событий [1, с. 30–31].

Необходимо отметить, что споры вокруг фашизма отражали начавшийся еще до первой мировой войны и событий 1917 г. процесс разложения старых привычных представлений о путях переустройства общества. Как в самой России, так и во многих западноевропейских странах шел интенсивный поиск нового общественного идеала, путей его достижения. Старая капиталистическая система отношений, как многим тогда казалось, утратила свою перспективу. Нужны были какие-то новые решения и пути.

Эти процессы усилились после окончания первой мировой войны и победы большевистской революции. Многим в то время было понятно, что не только Европа, но и весь мир стояли на перепутье альтернатив. Во многом именно этим объясняется повышенный интерес к появлению на политическом горизонте Европы и Азии новых общественных движений и государств. Если лидер итальянского футуризма Маринетти, отмечается в одной из статей о русском фашизме, шел с Муссолини строить обновленную Италию, то, одновременно с этим, Маяковский вместе с большевиками хотел строить обновленную Россию [2, с. 278].

Над причинами этого общественного феномена задумывались уже в то время многие европейские деятели и политики. Об этом размышляли русские эмигранты. Как писал один из наиболее талантливых и прозорливых умов в российском зарубежье, автор вышедшей в 1928 г. книги «Итальянский фашизм» И.В. Устрялов, речь шла не о каком-то очередном экономическом кризисе капитализма, а об исчезновении определенной системы жизни, о серьезном общем кризисе, постигшем человечество. По словам автора, на смену старым формам государственного устройства идут новые, основанные на обращении к авторитету, сильной и смелой власти, на преобладании государства в общественной жизни [3, с. 145].

В набиравших силу фашистских движениях многие эмигранты увидели (так же как и в большевизме) новую форму идеократий.

По большей части отношение русских эмигрантов к фашизму определялось их отношением к основополагающим принципам свободы и демократии, защита или отталкивание от которых разделяли русскую эмиграцию более основательно, чем все другие разногласия. Отталкивание от современных либеральных государств как государств «фальшивой демократии», не способных разрешить узловые социальные вопросы, объединяло большинство праворадикальных и «национально-почвенных» течений в русском зарубежье.

В то же время нельзя исключать и другие не менее важные причины широкого распространения профашистских идей и тенденций в эмигрантской среде. В значительной мере этому способствовал антибольшевистский настрой русских эмигрантов. Противопоставляя фашистские революции с их обращением к нации и государству «крайностям» либерализма и демократии, многие русские эмигранты видели в них реальную альтернативу «космополитическому интернациональному коммунизму». На этой волне настроений возник ряд русских профашистских организаций в странах Европы, Азии, Центральной и Латинской Америки. К наиболее влиятельным из них относились: образовавшаяся в Харбине Российская фашистская организации (в 1938 г. под названием Российский фашистский союз она насчитывал до 23 тыс. членов и имела 48 отделений в 18 странах); созданный в 1936 г. генералом А.В. Туркулом русский национальный союз участников войны (к 1939 г. Союз имел свои отделы во Франции, Бельгии, Чехословакии, Югославии, Греции, Аргентине, Уругвае) и др. [1, с. 484–485].

Можно предположить, что увлечение фашистскими революциями в значительной мере объяснялось тем, что само понятие «фашизм» в 1920-30-е гг. еще не приобрело позднего отрицательного значения и еще неясны были судьба и практический результат многих теорий. Фашизм еще не скомпрометировал себя более поздними военными событиями и расистской направленностью гитлеровского режима.

Увлечение фашистскими революциями особенно характерно было для эмигрантской молодежи и ее организаций, говорившей о молодом тогда фашизме часто с большей симпатией, чем о демократии.

Но не только молодежь увлекал пафос фашистских движений. Через искушение фашистских революций прошла и значительная часть представителей старшего поколения эмиграции, также проявлявших интерес к фашизму. Многие видели в фашистских революциях преодоление извечной антитезы личности и государства (солидаризм). Привлекал также пафос этатизма, социального и национального единения, которые противопоставлялись «бессодержательному либерализму, разрушавшему государство и расчистившему путь безнациональному социализму. Положительные черты в фашизме находили и правоцентриское «Возрождение», и более умеренные эмигрантские газеты П.Б. Струве «Россия» и «Россия и славянство», публиковавшие множество статей на эту тему, авторы которых на первых порах с сочувствием относились к политике Муссолини.

Первоначально под влиянием общих настроений в эмиграции оказался и сам Струве. Его оценки политических событий в Германии, как и отношении к итальянскому фашизму были поначалу весьма противоречивыми. Так же, как и многие в эмиграции, он находил в фашизме «здоровые идейные элементы и здоровые социальные инстинкты» [4] и оценивал его значение, прежде всего с позиций его борьбы с коммунизмом. Основную заслугу Муссолини Струве видел в отрицании капитализма как идеи и в том, что итальянский диктатор в своей государственной деятельности поставил на место идеи «класса» идею «нации». Считая главной опасностью для мира коммунистическую опасность, Струве и перед приходом к власти Гитлера надеялся на государственный опыт президента Гинденбурга и богатые демократические традиции Германии.

Однако справедливости ради надо отметить, что большинство представителей русской интеллектуальной эмиграции, защита демократических и гуманистических ценностей для которой всегда основным нравственным и политическим долгом, уже тогда смогла разглядеть опасные тенденции в деятельности фашистских идеократий.

В августе 1939 г. лидер младороссов Казем-бек писал в своей статье: «Немцам надо знать, что в случае европейской войны симпатии русских патриотов будут на стороне Великобритании и Франции» [5, с. 64–65].

Следует сказать, что и сам Струве, возлагавший одно время надежды на Гитлера как государственного деятеля, вскоре убедился в ошибочности своей позиции и мужественно отверг идеи национал-социализма как опасные и соблазнительные. Поддавшись, как и многие другие патетике фашистских революций, он не долго упорствовал в своих взглядах и в отличие от крайне правых в эмиграции сумел разглядеть в фашизме его крайности. Уже в 1931 г. Струве писал о том, что разные современные диктатуры, начиная с фашизма, «опасны вовсе не тем, что они реакционны в ходячем смысле слова, а тем, что они заключают в себе известный первородный грех и прирожденный порок социальной революционности» [6].

Самовластие, по словам Струве, всегда рождает своеволие, а своеволие рождает тиранию и деспотизм.

Источники и литература

1. Омельченко Н.А. В поисках России: общественно-политическая мысль русского зарубежья о революции 1917 г., большевизме и будущих судьбах российской государственности (историко-политический анализ). – СПб.: Изд-во РХГИ, 1996.

2. Кулешов С.В. Послесловие к книге «Звезда и свастика. Большевизм и русский фашизм». – М., 1994.

3. Устрялов Н.В. Наше время. Сб. статей. – Шанхай, 1934.

4. Струве П.Б. Дневник политика // Россия и славянство. 1932. 26 марта.

5. Вршавский В.С. Родословная большевизма. Париж, 1932.

6. Струве П.Б. Дневник политика // Россия и славянство. 1931. 28 ноября.

Развитие внешней политики Катара в начале XXI века: предварительная заметка

Дербенев А. С.[86 - Дербенев Андрей Сергеевич – кандидат исторических наук, ассистент кафедры новой и новейшей истории МПГУ.]

Аннотация: в статье рассматривается внешняя политика Катара, особое внимание уделено катаро-ливийскому взаимодействию после революционных событий 2011 вплоть до 2015 г., а также анализируются некоторые внутриполитические инициативы Дохи. Взаимодействие Катара с Ливией прошло через ряд напряженностей, которые были связаны не только с революцией в Ливии, но и с развитием ситуации на Ближнем Востоке в непростых условиях арабской весны.

Ключевые слова: Ближний Восток, Катар, Ливия, арабская весна, АбуДаби, Дубай

Derbenev A.S. The development of Qatar's foreign policy at the beginning of the XXI century: preliminary notes

Abstract: this article examines Qatari foreign policy, paying special attention to Qatari-Libyan interaction after the revolutionary events of 2011 and analysing Doha's domestic initiatives. Qatari cooperation with Libya has passed through a number of stages (strengths doesn't make sense here) that have been connected not only with the Libyan revolution specifically, but with the development of the so-called Arab Spring in the Middle East more broadly.

Keywords: Middle East, Qatar, Libya, the Arab Spring, Abu Dhabi, Dubai

Катар – небольшое государство на одноименном полуострове площадью 11 тыс. кв. км. В начале нынешнего столетия стал все чаще упоминаться в СМИ, оповещающих о бурных событиях на Ближнем Востоке и свидетельствующих о превращении Дохи в один из центров политической жизни Арабского Машрика [1, с. 5].

Исследование ряда аспектов внутренней и внешней политики Катара в обозначенный период позволяет выявить определенные особенности развития межгосударственных связей в этом регионе мира. С учетом и внутренней обстановки, и внешнеполитических факторов, практически без потерь прошла испытание «арабской весной» Доха, т. е. режим из той социально-экономической «группы риска», который на протяжении последнего десятилетия проводил политику последовательной демократизации и открытого диалога с формирующимся гражданским обществом. Эмир Хамад принял важные законодательные акты, уравнивающие гражданские права женщин с мужчинами, несмотря на приверженность ханбализму и ваххабизму. Далее, прекрасные катарские женщины были наделены правом избирать и быть избранными в органы власти, их представительницы вошли в муниципальные советы, а шейх Бинт Ахмад Аль-Махмуд первой среди катарских женщин стала членом правительства в качестве министра просвещения. Женщины получили право водить автомобиль, жена эмира Муза стала первой среди жен монархов Залива, которая сняла хиджаб.

«Важным фундаментальным мотивационным фактором политики Катара является функционирование американской военной базы на полуострове. Разумеется, Вашингтон не занимается мелочной опекой внешней политики эмирата, которая на поверхности политической сцены выглядит вполне независимой, но заключительное слово в ключевых вопросах принадлежит последнему», – отмечают В.А. Исваев, А.О. Филоник. [1, с. 18]. Эмир Хамад в конце 2010 г. заявил, что его страна останется стабильным и процветающим государством перед лицом исламского фундаментализма. Можно много спорить об итогах экономической политики эмира Хамада, но два неоспоримых факта наиболее красноречивы. Во-первых, Катар занимал первое место в мире по ВВП на душу населения в 2013 году. Во-вторых, фантастический рост численности населения по сравнению со стартовым уровнем, который в 1945 г. оценивался в 25 тыс., а в 1973 вырос до 170 000, а в 2005 – 700, 2014 – 2, 200 тысяч.

Кроме того, Катар на общенациональном референдуме одобрил текст новой Конституции. По конституции источником власти является народ, она гарантирует свободу выражения мнения, религиозную терпимость, независимое судопроизводство и основные демократические свободы, допускает создание ассоциаций. Согласно ст. 8 власть передается по мужской линии семье Аль Тани. Эмир получил право отклонить любой законопроект, принятый парламентом (Совет Шуры), и должен утвердить закон, если он был повторно принят большинством в 2/3 голосов.

Тем не менее, властитель Катара принял решение использовать «арабскую весну», которая, по его мнению, была подготовлена при его щедрой финансовой поддержке исламистов в Египте, Тунисе, Ливии и других странах. Он решил повернуть традиционный для его страны курс на поддержание безопасности к опасной игре за лидерство между тяжеловесами ближневосточных стран. Президент Египта Хосни Мубарак однажды заявил эмиру: «Ты ведешь себя так, как будто стоишь во главе великой державы, хотя все население твоего Катара можно разместить в каирской гостинице «Рамзее-Хилтон». Серьезно поблек имидж известного ресурса Аль-Джазира, принадлежащий правящей семье Катара и в интересах последней не раз и даже не два прибегавший к фальсификации очевидных фактов. С учетом агрессивной стратегии по формированию бренда, находящейся в стадии реализации, и в свете успешного проведения Азиатских игр в 2006 г. и триумфального избрания Катара местом проведения Кубка Мира 2022 г., было неизбежно, что рано или поздно катарское руководство вступит в борьбу за самый большой приз из всех. Тем не менее, участие Дохи как кандидата в выборе места проведения Олимпийских игр как 2016 г. (право на проведение которых у себя досталось Рио-де-Жанейро), так и Олимпийских игр 2020 г. (право на проведение которых у себя досталось Токио) принесло ей разочарование, так как она не вошла в списки отобранных кандидатов в обоих случаях. Несмотря на это, Доха вошла в историю как первый арабский город, который подал заявку как кандидат на проведение у себя Игр. Катар не был избран в качестве места проведения легкоатлетического Чемпионата мира Международной Ассоциации лёгкой атлетики в 2017 г. Вместо этого право принимать у себя Чемпионат получил Лондон (город-организатор Олимпийских игр 2012 г.). Однако эта неудача Катара была уравновешена получением права на проведение в Дохе очередных соревнований Бриллиантовой лиги по легкой атлетике.