Мэзэки (народные шутки)
Сборник
Х. Ш. Махмутов
А. И. Садыкова
Татарское народное творчество в 15 томах. Том #7
В седьмой том вошли мэзэки (народные шутки) татарского народа. Том снабжён вступительной статьёй, словарём непереведённых слов, указателем использованных источников.
Рассчитан на фольклористов, литературоведов, историков и этнографов, преподавателей и учащихся, а также на широкий круг читателей.
Татарское народное творчество
Том 7
© Татарское книжное издательство, 2017
© Институт языка, литературы и искусства им. Г. Ибрагимова АН РТ, 2017
Мэзэк
Первые попытки жанровой классификации произведений татарского народного творчества предпринимаются уже в середине XIX века. Вначале превалировала практическая направленность отбора, то есть тексты распределялись по жанрам в целях их публикации. Но, начиная с Каюма Насыри, уже заметно стремление выявить специфические признаки жанра, провести систематизацию на научной основе.
В начале XX века вопрос определения жанрового состава татарского фольклора привлекает внимание довольно большого количества видных учёных. Так, Галимджан Ибрагимов делит народную литературу «со стороны внутренних качеств, смысла и содержания» на семь видов: баиты, песни, сказки, пословицы, загадки, частушки, прибаутки[1 - Ибра?имов Г. ?д?бият д?ресл?ре. – Казан, 1916. – 64 б.]. Есть классификации, разработанные Х. Бадиги, Г. Сагди, Г. Рахимом, но ни в одной из них о жанре шутки (мэзэк) не упоминается. Только в 1929 году в составленном М. Васильевым и Г. Рахимом «Руководстве по собиранию фольклора и народной литературы» шутка впервые расценивается как самостоятельный жанр: «Очень короткие рассказы смешного характера называются анекдотом (латифой)»[2 - ?лифба т?ртибе, имла кагыйд?л?ре, атамалар м?гън?л?ре, халык ?д?биятын ?ыю турында инструкциял?р ?ыентыгы / ?ыючы Г. Алпар. – Казан, 1926. – 50 б.].
Однако и этот факт остался в истории татарской фольклористики случайным, единичным явлением. До 1960 года не появилось ни одного специального исследования о жанре. Только в статьях Г. Баширова «Несколько слов о мэзэке», «Как появился мэзэк», помещённых в его сборниках «Туксан тугыз м?з?к» («Девяносто девять шуток». – Казань, 1960) и «Ме? д? бер м?з?к» («Тысяча и один мэзэк». – Казань, 1963), высказаны важные мысли касательно жанровых признаков народной шутки, её возникновения и идейно-эстетической ценности. В конце ХХ века определённый вклад в изучение жанра внесли Ф. Хатипов и А. Яхин. В монографии Ф. Хатипова «Эпические жанры» (Казань, 1973) есть раздел под названием «О жанре “мэзэк”». В той же книге, в разделе «Новелла. Рассказ», анализируется взаимосвязь народной шутки и новеллы. А. Яхин опубликовал несколько статей об этом жанре, а в своей монографии «Система татарского фольклора» (Казань, 1984) посвятил анекдотам специальную главу.
Хотя научное изучение жанра несколько запоздало, сами шутки (то есть тексты) стали появляться в печати давно. Отдельные образцы этого жанра, хоть и не в «чистом» виде, можно встретить в составе произведений древнетатарской литературы.
Как известно, в средневековой восточной литературе были широко распространены дидактические произведения с «ящичной композицией». В каждом разделе этих произведений, составленных из относительно самостоятельных частей, приводятся изречения, наставления пророков, святых, мудрецов и как иллюстрация к ним прилагаются различные поучительные рассказы, басни, шутки. Эта традиция путём переводов и подражаний проникает также в древнетюркскую литературу. Совершенные образцы её можно встретить в творчестве видного поэта Средневековья Сайфа Сараи. В 1391 году он переводит с фарси на тюркский язык знаменитый «Гулистан» Саади Ширази. Как явствует из исследований Х. Миннегулова, «Гулистан бит-тюрки» состоит из 182 рассказов, 55 притч и 18 назиданий[3 - Ми?негулов X. Ю. С?йф Сараи. Тормышы ??м и?аты. – Казан: Казан ун-ты н?шр., 1976. – 24 б.].
Известное произведение Махмуда бин Гали аль-Булгари «Н???ел ф?радис» («Открытый путь в рай»), написанное в 1358 году, тоже построено по принципу «ящичной композиции». Книга состоит из четырёх разделов (баб), каждый раздел – из десяти подразделов (фасыл). В начале подраздела «приводится какое-нибудь изречение, даётся пояснение к нему, это пояснение дополняется словами, указаниями различных авторитетов. В конце приводятся один или несколько рассказов в качестве иллюстрации к этой мысли»[4 - Борынгы татар ?д?бияты. – Казан: Татар. кит. н?шр., 1963. – 222–223 б.].
Если принять во внимание, что в произведениях восточной литературы широко использовалось народное творчество, в том числе шутки, то окажется, что наш фонд народных шуток значительно обогатился за счёт переводов с арабского и фарси ещё в Средние века. В рассказах четвёртого раздела «Н???ел ф?радис» осуждаются такие отрицательные качества, как прелюбодеяние, пьянство, чванство, лживость, злоязычие, лицемерие и высокомерие, злопамятность и зависть, накопительство. Видно, что в этих рассказах есть значительное тематическое сходство с народными шутками. И по своей композиции отдельные рассказы близки к мэзэкам.
Например:
«– Эх, бедняга! На голову твою золу посыпали. Почему же ты воздаёшь благодарение по этому поводу? – спросили у мудреца.
Он ответил:
– С меня сошёл грех. Я было опасался, как бы не возник огонь, который уничтожил бы меня. Творец истины довольствовался этой золой. Как же мне не возносить хвалу?»[5 - Там же. – 235 б.]
Ф. Хатипов высказывает мысль о том, что пример этот «целиком и полностью напоминает один анекдот о Ходже Насретдине»[6 - Хатипов Ф. Эпик жанрлар. – Казан: Татар. кит. н?шр., 1973. – 49 б.]. Действительно, среди анекдотов Ходжи довольно часто встречаются похожие на вышеприведённый рассказ. Их схема сводится к следующему: герой попадает в бедственное положение и благодарит Бога за это. Он рад, что избавился от другой, большей беды. Скажем, услыхав о пропаже своего осла, Ходжа Насретдин благодарит Всевышнего. Окружающим его удивлённым людям он объясняет:
– Окажись я верхом на этом осле, я ведь тоже пропал бы. Поэтому и радуюсь.
В рассказе «Шейх и кадий*»[7 - Под знаком * даётся ссылка на Словарь непереведённых слов, помещённый в конце сборника.] шейх спрашивает кадия: «Из какой материи сшит халат, что на тебе?» Кадий отвечает: «Половина – шёлк, половина – нитки». Когда же кадий говорит о том, что одеяние полностью из шёлка дозволено только женщинам, а из ниток – только мужчинам, шейх высмеивает его: «В таком случае, кадий, одна твоя половина – мужчина, другая – женщина». Здесь тоже использован приём шyтки: внешнее сходство между двумя предметами переносится на внутреннее сходство.
В период Средневековья были, несомненно, и шутки, созданные самим татарским народом. Поскольку в своё время не были занесены на бумагу, их трудно различить, хотя они, возможно, и сейчас продолжают жить в устном репертуаре. И всё же с помощью некоторых произведений, имеющих отношение к отдельным конкретным событиям и историческим личностям, можно удостовериться, что татарские мэзэки в периоды Булгарского и Казанского ханства обрели законченную форму. В одном мэзэке, опубликованном Н. Исанбетом, говорится о том, как Хромой Тимур (1336–1405) захватил город Булгар и много добычи, пленных. Среди них оказался слепой поэт по имени Давлет. Решив посмеяться над ним, Хромой Тимур спросил:
– Так, значит, Давлет слепой?
На что поэт, не задумываясь, ответил:
– Если бы Давлет не был слепым, не достался бы он Хромому[8 - Ис?нб?т И. Татар халык м?кальл?ре: 3 томда. – Казан, 1959. – 3 т. – 322 б.].
Хотя этот мэзэк имеет довольно древнее происхождение, он полностью отвечает и современным требованиям жанра. Здесь использован часто встречающийся в анекдотах приём – употребление слова в нескольких значениях. «Давлет» обозначает: 1) богатство, имущество, 2) страну, государство, 3) имя человека. Отвечая: «Давлет слепой», поэт намекает на «слепоту» своей страны (то есть на её неготовность отразить нападение врага) и тем самым бросает тень на полководческую славу Тимура. Кроме того, со словом «слепой» удачно сочетается слово «хромой» – намёк на физический недостаток самого Тимура[9 - Анекдот, построенный на двузначности слова «давлет», известен и в индийском фольклоре. Там оно означает имя человека и имущество (богатство). См.: Забавные рассказы про великомудрого и хитроумного Бирбала, главного советника индийского падишаха Акбара. – М., 1968. – С. 167.].
Предоставление ответа в этом мэзэке поэту-импровизатору (чичену) тоже соответствует традициям жанра, ибо в создании народных шуток особенно активна роль острословов. «Если соберутся пять-шесть человек, среди них непременно сыщется остроумный человек, создающий весёлое настроение… Это бывало и раньше, и сейчас водится. Даже крохотное жизненное приключение, попав на язычок этого острослова, быстро превращается в весёлую шутку», – пишет Г. Баширов[10 - Б?широв Г. Ме? д? бер м?з?к. – Казан, 1963. – 380 б.].
Использование в литературных произведениях как собственных шуток народа, так и переводных анекдотов – первый шаг в их собирании и издании. Эта традиция сохраняется на протяжении столетий и особенно активизируется в XIX веке. А в 1845 году в Казани, в типографии Шевица печатается в переводе с турецкого первый самостоятельный сборник шуток – «Л?таиф Ху?а Насретдин ?ф?нде» («Анекдоты Ходжи Насретдина»), содержащий 124 текста.
Согласно данным, приведённым А. Г. Каримуллиным в указателе[11 - Каримуллин А. Г. Татарский фольклор. Аннотированный указатель литературы (1612–1981): в 2 ч. – Казань, 1993.], во второй половине XIX – начале XX столетия анекдоты Ходжи Насретдина печатаются 31 раз. Кроме того, выходит в свет 13 сборников под названием «Л?таиф» («Анекдоты»), «М??м?гыль л?таиф» («Сборник анекдотов») и др. Количество же книг, в которые вошли отдельные тексты шуток, превысило два десятка. Правда, эти цифры, за вычетом повторных изданий, следует чуть приубавить. (Например, мы сопоставили издания сборника «Анекдоты Ходжи Насретдина» 1845, 1881 и 1890 годов. Между ними почти нет различия.) Не следует забывать, что большую часть текстов составляют переводы восточного и русского фольклора. Некоторые авторы сами упоминают об этом. Так, Салихджан Кукляшев пишет о том, что пословицы для хрестоматии «Диване хикаяте татар» («Сборник татарских рассказов») он собирал среди народа, а рассказы (среди них есть и шутки) брал из рукописных книг и переводил с восточных языков[12 - Татарская хрестоматия, составленная Салихджаном Кукляшевым. – Казань, 1859. – С. 111.].
Такое широкое распространение в печати жанра мэзэка следует в первую очередь объяснить бурным ростом просветительского движения среди татар. Это наглядно заметно в деятельности великого просветителя Каюма Насыри. В книгах «??ва?ирел хик?ят» («Жемчужины рассказов»), «Кырык бакча» («Сорок садов»), «Ф?ваки?ел??л?са фил ?д?бият» («Плоды для собеседников по литературе») он помещает десятки текстов мэзэков. В них ставится задачей разоблачение таких отрицательных явлений, как религиозный фанатизм, суфизм, ишанство, схоластика, тупость, невежество, корыстолюбие, жадность, лень и т. п. Материал, служащий этой цели, К. Насыри в основном черпает из восточного фольклора. Здесь нет ничего противоестественного. Потому что «в комическом творчестве народа мы находим противопоставление той доктрине подчинения и религиозного благочестия, которая являлась на Востоке официальной. В анекдотах слышится насмешка трезвого ума над всем условным и не имеющим действительного содержания. Вспомним, как Ходжа учит или учится, как постится, молится Богу, сталкивается с людьми богатыми и бедными; всюду и во всём отражается неразумность догм, законов и установлений мира угнетателей, их несовместимость с требованиями живой материальной практики, с человеческими потребностями»[13 - Давлетов К. С. Фольклор как вид искусства. – М., 1966. – С. 244–245.]. Произведения подобного содержания приобрели актуальность и в татарской общественной жизни второй половины XIX века.
К. Насыри сам говорит о том, что книгу «Плоды для собеседников по литературе» написал, используя произведения египетского учёного XIX века Мухаммеда бин Ахмета аль-Хатипа и хорезмийского учёного XII века Мухаммеда бин Гасима бин Якуба Зимахшари. Можно полагать, что он обращался и к другим источникам Востока. Например, в книге К. Насыри есть мэзэки о враче, который лечил болезнь желудка, капая лекарство в глаз больного, о скупом человеке, заставлявшем детей спать на левом боку, так как якобы если спать на правом боку, то желудок работает хорошо; о том, как на глазах у больного скупца едят его продукты, чтобы заставить его пропотеть; о дураке, гоняющемся в поле за своим голосом; о бедняке, заставившем воров убраться не солоно хлебавши с сообщением: «Я здесь и днём с огнём ничего не найду» и др. Все они встречаются в «Книге занимательных историй» классика средневековой сирийской литературы Абуль-Фараджа (1226–1286)[14 - Абуль-Фарадж. Книга занимательных историй. – М., 1957. – С. 108, 141, 147, 186, 200.].
Разумеется, не все опубликованные К. Насыри шутки являются переводами. Чтобы выяснить это, нужно изучить, сопоставить восточные источники, использованные учёным. Но и без этого можно с уверенностью сказать, что отдельные шутки, основанные на игре слов «куна алып кил» (принеси доску для теста), «куна кил» (приходи с ночёвкой), или с похоже звучащими словами: «пычкы» (пила) – «ышкы» (рубанок) мог сочинить только татарский народ, ибо слова эти так сходно звучат только в татарском языке. При переводе их на другие языки исчезают сходство и игра слов и, следовательно, почва для шутки. Вот пример другой шутки:
«Когда один нищий умирал, к нему пришли близкие.
– Эх, имярек, состояние твоё плохое, произнеси иман.
– Ох, даже на смертном одре надоедают с этой иманой, – возроптал бедняга»[15 - Насыйри К. Сайланма ?с?рл?р: 2 томда. – Казан, 1975. – 2 т. – 265 б.].
Эта шутка построена на созвучии слов «иман» (слова, произносимые для заверения в верности Всевышнему) и «имана» (налог на землю). Слово «иман» арабского происхождения, а «имана» распространено только в царской России, среди татарских крестьян (переделка слова «имена»[16 - Ахунзянов Э. М. Русские заимствования в татарском языке. – Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1968. – С. 156–157.]). Само собой разумеется, эта шутка – произведение татарского фольклора.
Тексты мэзэков, непосредственно записанные из народных уст, хотя и в небольшом количестве, встречаются и в фольклорных сборниках, выпущенных Г. Балинтом, Г. Фаезхановым, Т. Яхиным, Ш. Рахматуллиным. Последний из этих авторов особо активно трудился над составлением сборников шуток. Вышли в свет его книги: «Истинные мэзэки» (1895), «Истинное слово» (1897), «Истинные рассказы» (1901), «Истинные сказки» (1909). Первые две из них анонимны. Лишь в третьей сообщается, что составителем «Истинных рассказов» является Шигабутдин сын Габдульгазиза Рахматуллин. В предисловии к четвёртому сборнику сам Ш. Рахматуллин напоминает о том, что издал раньше книги «Истинные мэзэки» и «Истинное слово».
Поскольку о содержании сборников «Истинное слово», «Истинные сказки» подробно написано Г. Башировым, остановимся лишь на сборнике «Истинные мэзэки», который и по времени был первым, и по содержанию состоит только из шуток. (Отсюда, по-видимому, и начинается научное обращение термина «мэзэк».) Правда, многие из 90 текстов являются переводами с русского. Об этом свидетельствуют русские имена и такие слова, как «барин», «лакей», «половой», «денщик», «гостиный двор», «зверинец», «плут», «ломбард». Но встречаются в сборнике и шутки татарского народа. Вот пример:
«Когда одна сноха жаловалась на свою свекровь, другая сноха сказала:
– А вот моя свекровь, слава богу, ни разу слова обидного не сказала.
Первая сноха:
– Что за диковинный случай! Может быть, вы не встречаетесь?
– Вот именно! Она живёт в Береске*, а я живу в Метеске*».
Немало увлекательных сборников народных шуток было выпущено в начале XX века. Один из них – книга Хабири Насырии «Мэзэки, или Поучительные истории» (Казань, 1904). В неё включены 73 шутки. Тематика их довольно богата и для своего времени актуальна, им присущи выдержанность стиля, остроумие. Хотя многие произведения также являются переводными, автор сравнительно мало употребляет чужеродные слова. Такой же положительной оценки заслуживают сборники «Восемьдесят восемь миниатюр» (Казань, 1902) Махмуда Алмаева и «Развлекательные слова» (Оренбург, 1914) Габдельбара Шарифова. Последний сборник состоит из 120 шуток. Многие из них продолжают печататься и в современных фольклорных сборниках.
После возникновения в годы Первой русской революции периодической печати на татарском языке издание народных шуток активизируется. Особенно в журнале «Шура», на страницах которого помещаются многочисленные тексты в переводах из турецких источников.
Систематическое собирание и опубликование собственных мэзэков татарского народа приходится на 50—60-е годы XX века. Этим плодотворно занимается Г. Баширов. Хождение в народ, содействие любителей-фольклористов помогли ему собрать более 1000 произведений народного юмора, которые увидели свет в уже упомянутых сборниках «Девяносто девять шуток», «Тысяча и один мэзэк» и других, несколько раз издававшихся и в русском переводе.