Суперлунные истории

Суперлунные истории
Сборник

#сборник_horror #2
Вторая книга серии ужасы в проекте модное издательство #Книга.

Опираясь на целый ряд трактовок, которыми наделяют понятие мистики современные толковые словари, можно без особого труда выстроить ее комплексное определение, из которого будет видно, что мистика (от греческого слова “mystikos” – таинственный) – это некая совершенно загадочная и необъяснимая область человеческой жизни, базирующаяся на вере в существование сверхъестественных, фантастических (в том числе – и инфернальных) сил.

В сборнике представлены рассказы, заставляющие читателя вздрагивать от скрипа двери, шагов кошки и открывшегося внезапно окна…

Рассказы в стиле классиков жанра ужасы (Стивена Кинга, Тима Бертона и Говарда Лавкарфтка) с новыми неожиданными сюжетами и классическими, полюбившимися приемами, заставляющими читать книгу все быстрее и быстрее и держащие нервы в постоянном напряжении, ждут Вас на страницах этого сборника.

Суперлунные истории

Сборник рассказов

Юлия Беанна

Родная

Улица встретила Лизу тёплыми объятиями. Шествующая из переулка в переулок весна уже преобразила округу, нарядив деревья в зеленые кафтаны и украсив их ветки бутонами. Сладостные ароматы танцевали в воздухе, сливались воедино, целовали друг друга взасос и стремглав являли миру причудливых детей – неописуемые, ни с чем не сравнимые запахи. Бабочки кружились разноцветными бантиками, словно вплетаясь в лазурную гладь неба. А волшебница весна всё не могла угомониться и неутомимо украшала свой бескрайний холст новыми и новыми мазками. В этом хороводе красок и запахов даже суетливые толпы людей казались Лизе более радостными и доброжелательными.

Запахи… Когда Лиза была малышкой, ей нравилось представлять, что каждый аромат имеет человеческий облик. Благовония, источаемые цветочными деревьями, – золотоволосые феи в кружевных платьицах. Запах булочек, доносящийся из кондитерской, – дородный господин с пышной рыжей бородой. Были среди них и неприятные персоны – например, запах бензина. Тощий мужчина с синюшным лицом, хрипло покашливающий и периодически поправляющий ворсистый шарф. Или запах гари – высохшая от старости тётка со скрюченными обугленными пальцами. В особенно причудливом облике перед девочкой почему-то представал запах дождя – мальчик с выпученными бесцветными глазами, похлопывающий себя по животу. Когда он совершал очередной шлепок, раздавался стук падающих на дорогу капель. Иногда лицо мальчика выглядело ужасно опухшим, и казалось, что стоит лишь слегка надавить на кожу, как она лопнет, и оттуда потечёт вода.

Бабушка уверяла Лизу, что видеть во всём загадочные образы – совершенно нормально в её возрасте. Она рассказывала девочке, что много-много веков назад людей окружали настоящие феи, эльфы и даже чудовища. Когда же внучка начинала тревожно расспрашивать о чудовищах, бабушка улыбалась и говорила, что сейчас все они остались только на страницах сказок да в нашем воображении. И что барабанящий по собственному брюху юнец никогда не откроет окно и не явит Лизе лупатые водянистые глаза.

Девушка закашлялась. В нос ей ударил разъедающий запах дыма. Кто-то поджёг мусорный бак рядом с подъездом. Соседка по этажу уже неслась к баку с бутылкой, полной воды.

– Опять детвора хулиганит, – она наигранно засмеялась.

– Полицейских на них нету, – пробормотала Лиза и замахала рукой перед лицом. Вонь заскребла по гортани когтистым пальцем, добираясь до низа лёгких.

– Увижу, кто это делает, – вызову, – заверила соседка.

Лиза отворила дверь. Разулась, прошла в комнату и включила музыку. Радостные ритмы огласили маленькую квартиру. Девушка принялась пританцовывать и одновременно готовить еду. Вывалила на сковородку ломоть мяса, забросила в кастрюльку макароны. Растительное масло громко зашипело. Со стороны казалось, что мясо истекает слюной по самому себе. Как только по кухне начал распространяться мясной аромат, из комнаты выбежала кошка. Игриво мурлыкая, пушистое создание змеёй обвилось вокруг ног хозяйки.

– Ты моя маленькая, кушать хочешь. – Лиза присела на корточки и почесала зверька за ушком. – Скоро будет готово.

Любовь к кошкам Лиза впитала с молоком матери. И её мать, и бабушка были заядлыми кошатницами, так что девочка не помнила периода, чтобы по дому не сновали четвероногие друзья. Её немного расстраивало, когда котята взрослели и переставали играться, ловя клубки ниток и собственные тени. Но и выросшие обленившиеся кошки радовали её своей компанией. Мягкие, тёплые, убаюкивающе мурчащие. Пёстрые ангелы, оберегающие от всего дурного, отгоняющие плохие образы кругленькими лапками.

Пока жарилось мясо, начало смеркаться, и на стене проявились тёмно-серые силуэты, степенно покачивающиеся, потряхивающие лохматыми головами, глядящие на зелёные кроны деревьев за окном. Лиза задёрнула занавеску. Затем опустилась на стул и усадила на коленки кошку.

Мясо шкворчало и обволакивало аппетитным запахом кухню. Пробираясь сквозь щели дверей, аромат беззастенчиво влетал в соседские квартиры и, должно быть, поддразнивал их обитателей. За стенкой устало завыла старенькая болонка – то ли из-за разбуженного соседскими запахами голода, то ли из-за тоски по ещё не вернувшимся домой хозяевам.

Лиза наглаживала пушистую любимицу, двигаясь от подбородка к загривку и обратно. Кошка же нюхала становившийся всё более вкусным воздух, и даже ласки хозяйки не могли полностью отвлечь её от ожидания кормления. Расширившиеся чёрные зрачки выискивали что-то на потолке, а ноздри хищно раздувались.

Мужчина с полными красными губами склонился над животным и, причмокивая, поднёс испещрённую красными линиями ладонь к её носу. Кошка облизнулась и рывком соскочила с колен хозяйки.

Лиза прищурилась и помотала головой.

– Сейчас, солнышко, – отрезав от куска мяса добрую половину, она положила её в миску. Зверёк подскочил к миске, приник к ней и застыл, словно изваяние. Только подрагивающее в такт работе челюстей тельце сейчас выдавало в кошке признаки живого существа.

– Мне бы твой аппетит, – Лиза лениво помяла вилкой свою порцию бифштекса и, недолго думая, угостила питомицу ещё одним внушительным куском.

Девушка хотела спать. Ей нужно было полностью выспаться, чтобы бодро встретить очередной унылый день.

День… Это самая настоящая иллюзия. Ночь тешится, накидывая на землю голубой платок. Ей нравится сдёргивать его и наблюдать, как планета исходит кровавым потом, силясь удержать пожираемую мглой синеву. Играется, будто кошка с мышкой. Слушает звонкий плач птичек и улыбается. Сопротивление тщетно. Всё и вся – дети уродливой бесформенной матери, заживо погребённые в её чёрной утробе.

* * *

Веренице клиентов не виделось конца. Суетливые мамочки, держащие за ручки истеричных детей, прихорашивающиеся девушки, постоянно вытягивающие перед собой телефон, дабы в очередной раз запечатлеть кукольное личико, пожилые дородные дамы, придирчиво разглядывающие товар и ворча уходящие с пустыми руками. Лизе казалось, что она видит одни и те же лица. Слышит одни и те же голоса. Изо дня в день. Как дни пролетали мимо неё толпой братьев-близнецов, так и покупатели неслись табуном шальных, неразличимых внешне лошадей. Если бы числа поменялись местами, Лиза не заметила бы этого. И если бы вместо сегодняшних покупателей снова пришли вчерашние или прибыли из будущего завтрашние, девушка не ощутила бы разницы.

Голоса… Визгливые, надменные, требовательные. Стайкой шумных птиц покупательницы сгрудились вокруг вешалок, будто голуби, которым чья-то щедрая рука бросила горстку крошек. Особый ажиотаж происходил в отделе распродаж – десятки жадных ручонок сталкивались друг с другом, отдёргивались друг от друга, придирчиво мяли ткань, то и дело сдёргивали со штанги вешалки, примеряли кофточки и платья.

– Мам, я хочу домой! – верещал маленький мальчик, пуская слюни на обсосанный почти до палочки чупа-чупс.

– Сейчас, сына, только джинсики померяю! – отзывалась мать, разглядывая ценники с перечёркнутой фломастером ценой.

Толпа… Впервые Лиза сумела осознать её уродливость, ещё когда была ребёнком. Когда они с бабушкой возвращались с лесной прогулки, то проходили мимо железнодорожных путей. Обычно перрон не был забит людьми, и только пара-тройка пассажиров лениво слонялась по платформе, ожидая своего поезда. Но однажды, только приближаясь к железной дороге, Лиза увидела, что на перроне стоит много народа. Толпа растекалась по краю платформы роем пчёл, гудела и образовывала плотное кольцо, сквозь которое, казалось, не протиснется даже лучик света. Те, что стояли во втором и третьем рядах, силились увидеть то, должно быть, великолепное зрелище, что так манило собой людей, сумевших занять почётные передние места. Старики привставали на цыпочки, молодые подпрыгивали, дети вытягивали шейки и просили родителей приподнять их повыше. Бабушка сжала руку Лизы крепче и ускорила шаг.

– Мария Алексеевна, сколько лет, сколько зим! – окликнул её дребезжащий старческий голос. Бабушка нехотя обернулась, зачем-то прикрыв внучке рукой глаза.

– Любовь Ивановна, торопимся мы.

– Да тут стряслось-то что… Сто лет такого не было, – не унималась женщина.

Раздался спешный топот. Лиза сдвинула бабушкину руку с глаз и увидела поджарого старика, отделившегося от толпы. Стена из людей на секунду образовала провал, который тотчас заполнился новым страждущим зрителем.

– Женщину… поезд… сбил… – промолвил старичок, с наслаждением растягивая каждое слово. В его взгляде читалось глубочайшее удовлетворение, смешанное с перевозбуждением. Расширенные зрачки сновали туда-сюда, изучали Лизу, бабушку, Любовь Ивановну и снова Лизу.

– Пойдём мы, мне варенье ещё доварить надо, – с ходу соврала бабушка Лизы.

– А почему сбил, Федь, не знаешь? – спросила Любовь Ивановна.

– Самоубийство. Любовь несчастная, все дела, – с придыханием ответил старик.

– На телефон себя девка снимала, какая любовь? – раздался голос откуда-то из правого края толпы.

– Пути переходила неудачно, – затараторила какая-то девушка из первого ряда.

– Что, Мария Алексеевна, даже смотреть не будешь? – Любовь Ивановна вылупила ничего не выражающие глаза.

– Люб, ну ты что? Внучка же увидит. Девочке… такое видеть… нежелательно. – Федя поморщился, как кот, только что объевшийся сметаны.

– С кредитами она не расплатилась! – раздался громкий злой голос слева. – Ипотеку брала, а муж к другой ушёл. Сама выплатить не могла. Ну вот и…

Лизе стало страшно. Страшно не от осознания того, что на путях сейчас лежит растерзанное поездом тело. Страшно от наблюдения за этими людьми, за безумцами, глядящими в лицо самой смерти и устраивающими идиотские викторины. Если бы призом за правильный ответ была возможность спуститься на рельсы и оторвать кусочек плоти себе на память, бесспорно, они орали бы до хрипоты, будто дурные вороны.

А ещё именно тогда Лиза обратила внимание на тени. Будто вставшие на ходули чудища, они стояли позади толпы и взволнованно дрожали. Вдыхали невидимыми носами медный запах крови, разглядывали невидимыми глазами расплющенные потроха. Насколько же они, должно быть, уродливы, если невозможно увидеть их лица?