стебель… соцветия времени
der Herzog der Stille
«Полная пригоршня времени…»
Полная пригоршня времени —
это ты приходишь ко мне,
и я говорю:
Волосы у тебя не каштановые.
Как легко ты кладешь их на весы горя —
они тяжелее меня.
Корабли приплывают за ними, грузят их в свои трюмы
и везут продавать на базар вожделенья —
ты улыбаешься мне с глубины,
я по тебе плачу на чаше весов, по-прежнему легкой.
Пла?чу, что волосы у тебя не каштановые,
в обмен на морскую воду ты отдала завитки.
Ты прошептала: весь мир заполнили мной,
навсегда я – овраг в твоем сердце.
Ты говоришь: сыпь в свою чашу всю листву лет —
время, чтоб прийти и меня целовать.
Листва у времени коричневая, а твои волосы – нет.
Die Hand voller Stunde
Марианна
Нет сирени в твоих волосах
и лицо твое из зеркального стекла,
туча идет от глаза до глаза, из Содома уходя в Вавилон,
словно листву, башню наземь стряхнула
и бушует среди серных стволов.
Над твоим ртом полыхает молния.
В том ущелье – разбитая скрипка,
кто-то водит смычком по белоснежным зубцам,
но тростник звучит лучше.
Любимая, ты сама, как тростник, а мы – целиком из дождя.
Твое тело – вино несравненное, пьем его вдесятером,
твое сердце – барка с зерном, мы – его стража ночная,
Маленький кувшин синевы пролился над нами,
и мы засыпаем…
Перед шатром взвод на руках тебя поднимает,
и, выпивая, мы несем тебя хоронить.
На каменных плитах всего мира
монетой звенит крепкое серебро снов.
Marianne
Годы от тебя до меня
Твои волосы вьются от моих слез.
Синевой своих глаз накрываешь ты стол нашей любви:
ложе между летом и осенью.
Мы пьем брагу, которую приготовили не я и не ты,
не кто-то третий – жадно допиваем остатки.
Видим друг друга лишь в зеркалах на дне моря
и все быстрее меняем блюда:
ночь – это ночь. Она начинается утром
и кладет меня рядом с тобой.
Die jahre von dir zu mir
«Ночью ты была…»
Ночью ты была
по ту сторону жизни.
Но мои слова вернули тебя.
Теперь ты здесь. Все теперь – правда,
и все – ожидание правды.
Стебли фасоли тянутся вверх
под нашим окном. Помни о том,
кто разрастается рядом
и за ней присматривает.
Бог, которому оставлены мы,
лишь часть, заместитель, рассеянный всюду:
смертью всех скошенных он
на той стороне прирастает.
Взгляд
нас уводит
туда,
с той стороной
заводим знакомство.
Dein Hinubersein
«Ночные стебли…»
Ночные стебли
из сердец и голов
проросли
и от слов, что серп говорит,