Непрерывное восхождение. Том 2, часть 1. Сборник, посвященный 90-летию со дня рождения П. Ф. Беликова. Письма Г. В. Маховой (1934-1936). Письма (1938-1975)

И вот в движении вдруг
Из маленькой коробки спичек
Встал весь гигантский Петербург.
Исакий, Петр, Нева, Крестовский,
Стозвонно плещущий Пассаж,
И плавный Каменноостровский,
И баснесловный Эрмитаж.
И первой радости зарница,
И горя первого слеза,
И чьи-то длинные ресницы,
И чьи-то серые глаза.
Поймете ль вы, чужие страны,
Меня в безумии моем,
Ведь это юность из тумана
Мне машет белым рукавом.
Последним отблеском привета
От Петербурга лишь одна
Осталась мне всего вот эта
Коробка спичек Лапшина.

Каждый город имеет свое лицо. И, может быть, ярче всего это свое лицо выражено у Петрограда. Если петербуржец живет в других маленьких городах, он вспоминает грандиозность своего Петрограда, если он живет в гигантских городах Западной Европы или Америки, то вспоминает своего «гранитного барина», с которым не в состоянии спорить в величии многочисленные небоскребы. Величие выражается не только величиной, но и спокойными, плавными линиями архитектуры, улицами, проведенными как по линейке, и правильными пропорциями отдельных частей. И Петроград выдержан, донельзя выдержан, в своем особом Петроградском стиле, который накладывает на все свой отпечаток. Ни революция, ни красные флаги и платочки, ни демонстрации стотысячной рабочей толпы не могут сгладить черт «гранитного барина». Его «голубую кровь» не испортить никаким мезальянсом. Мне хотелось бы еще побывать в Петрограде. Очень многим я ему обязан. Его дворцы, его музеи, театры, опера открыли мне красоту искусства. Потом опять Сыренец, который научил меня любить природу. Я часто вспоминаю Сыренец и когда-нибудь навещу еще его. А теперь я уже четвертый год сижу в Ревеле. В данный же момент даже не сижу, а лежу и вспоминаю все, что было. Но не вспомнить всего. Очень много было. Это быстро сказать: Петроград, Сыренец, Ревель, но ведь каждый день, каждый месяц, каждый год в Петрограде, в Сыренце и Ревеле чем-то заполнялся, что-то приносил и что-то уносил без возврата. Вот вспомнил, как уезжал из Саратова отец, а я его не пускал, вцепился в его ногу, и с трудом меня оторвали, и вспомнил, как полгода тому назад я вошел в квартиру и нашел его на полу, в крови, мертвым.[57 - Отец П. Ф. Беликова умер от кровоизлияния, связанного с болезнью органов пищеварения.] Неужели это все тот же отец, все тот же я, что был в Саратове и что теперь есть? Бесчисленные нити радости и горя переплетают каждый день, каждое воспоминание. И все эти нити клубком свиваются во мне. Лежу я сейчас с насморком, с температурой, а запах роз, вершины Эльбруса, Волга, Петроград, Сыренец, все встречи, все лица, все, все проходит передо мной. Что это все было на самом деле или это только плод моего полудремотного состояния? Ведь все, кроме насморка и температуры, как во сне, ведь ничего, кроме насморка и температуры, я не могу реально ощутить в данный момент. Правда, от этих печальных реальностей я отделаюсь после смерти, но много ли смогу я взять с собой по ту сторону жизни из виденных «снов»? Нет. Немного еще. Багаж слишком легок для дальнего путешествия. Надо еще жить, еще видеть сны, создавать их. И тяжело от этого становится и радостно, а все вместе называется «жизнь», и, правда, я люблю ее. Но надо кончать писать, устал уже, да и не только не написать, но и не рассказать всего того, что в этом коротеньком слове «жизнь» заключается.

Целый день перерыва. Вчера голова разболелась не на шутку, так что за письмо не приняться было, сегодня же дело идет на поправку, полегчало по всем статьям, госпожа простуда, проведши в моем организме 3 дня, решила удалиться, по-видимому, взять ей с меня особенно нечего и останавливаться на долгое время в столь некомфортабельной гостинице, как моя персона, ей нет расчета. Оно и к лучшему. Завтра утречком рискнем отправиться на работу. А то нашему фабриканту беда – запасных ткачей нет, кто не придет – машина стоять должна. К тому же у нас на всю фабрику только один подмастер и один мастер, причем последний машин чинить не умеет, ткачихи тоже, конечно, не умеют (вот уж «бабья» несообразительность! Ведь по 15 лет практики, а что случись – так только руки разведут, ни гайки не подвернуть, ни ремня не подтянуть – ничего), и если меня или Шурика в отсутствие подмастера на фабрике нет, то часто бывает, что стоят все четыре машины, сидят четверо ткачих и только сам хозяин бегает как угорелый, но никак своей беготней горю помочь не может. По этим-то причинам и приходится на фабрике торчать сплошь и рядом по две смены, особенно когда еще ночная смена работает. На этой неделе обещали ночную смену закрыть – тогда все-таки легче будет.

А вот вчера жалко, что дома провалялся. Должен был познакомиться с проф[ессором] Янсоном, читал недавно одну его рукопись о творчестве и воспитании. Много интересного там нашел, хотел по поводу некоторых вопросов с ним поговорить, и была уже «аудиенция» назначена, да так и не пришлось ею воспользоваться. В его рукописи затронута одна тема, которую мне хотелось бы подробнее разработать. Тема эта о так называемом «среднем ученике». Весьма резонно в своем труде Янсон указывает, что «среднего ученика» не должно быть. И, по-моему, тоже все эти «средние ученики», «средние учителя», «средняя аудитория» и т. д. и т. д. – все это позор современного общества, и виною этому позору – неправильно поставленное воспитание. Школьные знания почти сплошь представляют собой какие-то готовые мертвые формулы, меньше всего пригодные для жизни. Почти две тысячи лет тому назад Сенека спрашивал: «Неужели полезнее изучать, где блуждал Одиссей, чем заботиться о том, чтобы не заблудиться самому». И вот в течение двух тысяч лет «средние» головотяпы из среды «средних» педагогов считают первое более полезным и калечат молодые поколения, превращая их в «средних людей». Один этот термин – «средний человек» – позорен для человечества. Ну еще, скажем, средний кочан капусты, средняя свинья, пудов так на шесть – это еще туда-сюда, но в высшем олицетворении индивидуальности – в человеке – «среднего» не должно существовать, и если существует, то только потому, что оно искусственно создано неправильным воспитанием. В детях дошкольного возраста никак «среднего ребенка» не обнаружить – все они разные. И немало «героических» трудов приходится употребить школе, чтобы патентованными программами добиться создания «среднего уровня», который отнимает у человека все самое ценное. Надо только удивляться, как удается некоторым за этот «средний уровень» перескочить, как до сих пор имеются у нас талантливые и самобытные художники, писатели, музыканты и другие творцы. Замечательная, между прочим, аттестация для школы – почти все без исключения гении, крупные таланты, изобретатели и вообще люди с ярко выраженной индивидуальностью – были в школах плохими учениками, «ниже среднего уровня». Может быть, потому они и выявились, что злополучный «средний уровень», до которого они «не поднялись», не наложил на них своего губительного отпечатка. У школы надо отнять автономию – давать людям аттестаты. Пусть люди, в свою очередь, тоже дают аттестаты школе. Тогда раскроется весь кошмар современного воспитания. Я больше чем уверен, что 90 % «хороших учеников» окажутся никуда не годными людьми и многие, на кого школа махнула в отчаянии рукой, оставят далеко позади себя своих педагогов. Ой как нужно призадуматься «сеятелям разумного, доброго, вечного»… А они слишком мало думают. Уроков «доброты», «нравственности», «чести» – нет вообще в школьных программах. Какая-то ничего не говорящая сердцу «этика», какое-то «Римское право», в котором нет и доли правды, какой-то «необязательный Закон Божий» с необязательным, по-видимому, раем и адом, какая-то геометрия, которая учит мерить землю, но не учит о том – сколько человеку земли надо. Во всем этом трудно и подобие программы найти. Правда, если за что и можно благодарить школу, так первым долгом ее следует благодарить за то, что она умудряется каким-то чудом держать «средний уровень» несколько выше полного умопомешательства. Впрочем, это заслуга скорее самих учеников, нежели педагогов. Хотя несколько несправедливо я выразился. Много заслуг и у педагогов есть, много среди них хороших людей, и вина ложится скорее на патентованные программы и учебники, на всю постановку образования и воспитания, которую необходимо в корне изменить. А то ведь некоторые имеют наивность удивляться, почему так медленно прогрессирует человечество, в лучшем смысле этого понятия. Неуместная наивность. До тех пор, пока школы выпускают «средних людей», наподобие как фабрики выпускают патентованные подтяжки, до тех пор о прогрессе и мечтать не приходится. <…>

    Павлик

П. Ф. Беликов – Г. В. Маховой

31 мая 1936 г

<…> Вы видели, Галя, чтобы я себя в каких-нибудь случаях жалел? Ведь мне настолько жалость не нужна, что я сам ею никогда не пользуюсь. Приходится в жизни страдать, приходится и радоваться, одинаково благословляю оба чувства. Там, где не учит жизни радость, пусть учат горе и страдания. Ведь средства-то в конце концов не так важны, главное – цель, главное – жизнь, радость же и страдания лишь двигатели ее, и потом ни безысходного горя, ни совсем усыпляющей радости не испытывал я в жизни и испытывать вряд [ли] буду, не собираюсь во всяком случае. Потому что в беспредельности, каковой жизнь является, безысходность немыслима так же, как и блаженство, заставляющее забыть все сущее. И Вы глубоко правы, когда предполагаете, что у меня имеется общее восприятие жизни целиком, человечества целиком и лежащей перед ним вечности. Да, это чувство никогда меня не покидает. Я иногда даже чувствую как бы биение Космического пульса, перед которым наши личные страдания и радости – сущий пустяк, близорукость какая-то, которая дальше своего носа ничего не видит. Но Вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что это чувство обезличивает людей. Личность, индивидуальность – в человеке самое главное, и значение индивидуальности растет на общем фоне человечества, а не уничтожается последним. Знаете такую истину Агни Йоги: «Насколько одна Беспредельность не представляет конкретных последствий, настолько конечность будет умаляющим понятием. Только соотношение этих антиподов составит правильное решение косм[огон]ической проблемы».[58 - Агни Йога, 91.] Нельзя же представить себе человечество, закрывая глаза на отдельных людей, и ошибочно думать, будто личное и общее противоречат друг другу. Но я начал далеко забираться в философию. У меня это быстро получается, и, может быть, именно потому, что мои личные отношения к людям не нарушаются и не противоречат общему отношению ко всему сущему. <…>

Всего же Вам наилучшего. Пишите, как процветает Ваше садоводство и не раскопали ли Вы где-нибудь моих игниридовых растений?[59 - Письмо П. Ф. Беликова З. Г. Фосдик от 14 ноября 1968 г.: «…Относительно термина “игниридовые растения” я просмотрел все словари (в том числе ботанический атлас и англо-русские ботанические), но перевода с одного языка на другой нет, вернее, нет даже такого термина в русском языке. Сам корень – латинский (Игни – огонь). Не исключено, что Е. И. ввела этот термин как объединяющее понятие об огненосных растениях, и в эту группу могут входить растения различных групп общепринятой классификации. В свое время я переписывался с Клизовским (когда он работал над своей книгой и задавал много вопросов Е. И.) и спрашивал от него, какие растения можно отнести к игниридовым. Он ответил, что полынь, мяту, валериан, т. е. заключающие в себе огненность. <…> Помимо указанных, к этой группе относятся, конечно, и Гималайские Балю и Мору, возможно, и все семейство рододендро[но]вых, т. к. последние относятся к вересковым, а вереск богат огненностью».] Привет Толе передайте.

    Павлик

П. Ф. Беликов – Г. В. Маховой

22 июля 1936 г

<…> Знаете у Байрона строфу: «…сочти все радости, что на житейском пире из чаши счастия пришлось тебе испить, и согласись, что кем бы ни был ты в сем мире, есть нечто более отрадное – не быть»? Вот на этом-то «не быть» я бы и остановился, если бы хотел себя успокоить, это «не быть» не раз соблазняло меня в минуты малодушия, но теперь оно потеряло всякий смысл и всякую власть надо мной. Поэтому я считаю трусостью отвергать бессмертие. Человек боится будущего и потому его отрицает. Человеку страшно очутиться перед лицом Беспредельности со своим жалким багажом знаний, он чувствует, что Беспредельность раздавит его, а смелости победить эту Беспредельность не хватает. Вот и хочется уничтожения, ибо смелости нет захотеть бессмертия. Ведь «не быть» гораздо легче, чем «быть» – как Вы, Галя, думаете? <…>

    Павлик

П. Ф. Беликов – Г. В. Маховой

26 июля 1936 г

<…> Философию я очень люблю, занимаюсь ею, знаю ее более-менее, во всяком случае настолько, чтобы в ней не сбиваться, и, похвастаюсь, не сбиваюсь в ней, но тем не менее я также отдаю предпочтение экспериментальной науке. Это значит, что свое мировоззрение я не согласен строить на теориях, созданных путем логических рассуждений. В основу своего мировоззрения я беру факты и из них уже вывожу теорию, которой заполняю недостаток фактов, так что последняя является для меня как бы предварительным планом для дальнейшего изучения. <…> Я же делал, делаю и много еще буду делать поправок в своих теориях, ибо познавание новых фактов их обязательно изменяет, но без теорий нельзя обойтись, как бы ошибочны они ни были, потому что надо знать, в каком направлении следует искать факты. <…> Действительно, истинное знание нельзя никому другому передать, надо, чтобы другой сам узнал. Поверить мало, надо узнать. И Вас я не прошу особенно верить мне, я могу только просить узнавать. <…> Конечно, мое мировоззрение не есть исключительно мое. Очень многие останавливаются на оккультном миропонимании. Но оно столь широко, что требует индивидуального подхода к себе в каждом отдельном случае. В нем нет одного закона для всех, нет догматических доктрин, оно разнообразно и эластично, как сама жизнь, главное его положение то, что все бывает, ничего нет невозможного, ибо жизнь есть свободное творчество, жизнь, как мысль, создает рациональное и нерациональное разнообразие предметов и явлений. Имея такое широкое под собой основание, оккультные науки не поддаются легко изучению. Чтобы правильно к ним подойти, необходимо сперва отказаться от всех своих теорий и предубеждений, отказаться как бы от самого себя, превратить свой мозг в чистую доску, на которую с самого начала можно было бы беспристрастно заносить изучаемые явления. Помните, я Вам читал из маленькой книжки: «Взгляните на небо, как бы в первый раз».[60 - Листы Сада Мории. Озарение. Ч. III, IV, 8.] Так и требуется на себя и на все окружающее как бы в первый раз взглянуть, позабыв все теории, все этикетки, пришпиленные услужливыми, но неумелыми руками к каждому предмету. Это не так легко сделать, как на первый взгляд кажется. Да и потом, повторяю, каждый по-своему подойдет к ним, смотря по своим особенностям, ибо оккультные науки требуют индивидуальности для изучения их, без этого нельзя, надо что-то дать от себя, чтобы что-нибудь получить, индивидуальность как раз и будет таким от себя даваемым. Но поэтому часто бывает, что и последователи оккультных наук очень противоречат друг другу. Люди далеко еще не совершенны, чтобы не ошибаться – это раз, во-вторых же, степени развития людей очень различны и развиваются они как бы по разным направлениям. Поэтому до определенной границы (обыкновенно в деталях) последователи оккультизма без противоречий друг другу обойтись не могут. На более высоких степенях противоречия, конечно, исчезают, но «истина» целиком тем не менее не познается, ибо нельзя познать всего сущего, не было такого Адепта, который говорил бы: «Я знаю все», потому что нельзя Бесконечность вместить в какие-то границы знания. В этом и заключается принцип Вечности. Меняя формы и состояния, все сущее может совершенствоваться без конца, ибо комбинация форм, состояний и сочетаний их неисчерпаема. Но я не буду сейчас далеко в философию входить. Скажу лишь пару слов об оккультизме. Оккультизм развивался как на Западе, так и на Востоке. Восток, по некоторым причинам, сохранил оккультные науки в более чистом виде и лишь на Востоке, в конце концов, остались настоящие Адепты оккультизма. Западный же оккультизм в средние века ударился в полумошенническую магию, в последние же времена – в не менее мошеннический спиритизм. С конца прошлого века Восток пошел на помощь Западу, и теперь достигнута возможность изучения настоящего оккультизма и на Западе. Особенно этому помогла Агни Йога. Агни Йога давалась с 1929 по 1934[61 - Дневниковые записи Е. И. Рерих с текстами Учения Живой Этики датируются 1920–1937 гг. Первые книги («Листы Сада Мории» и «Община») были изданы в 1924–1927 гг., последующие книги, входящие в серию «Знаки Агни Йоги», публиковались в 1929–1937 гг.] год, и в нее входят как древнейшие забытые нами истины, так и новейшие научные открытия. В Агни Йоге я и черпаю, главным образом, сведения для своего миросозерцания и должен сказать, что никакие философские и научные теории не могут столько дать, сколько дает она, если к ней умело и с надлежащей подготовкой подойти. Ибо она дает факты, а не предположения, в ней не доказывается бессмертие души, а изучаются законы Тонкого Мира, правильность которых можно проверить и здесь на земле, потому что для тех, кто сознательно глаз[а] на Тонкий Мир не закрывает, он тайной не является. Но не буду Вам сейчас объяснять Агни Йогу, да и объяснить ее невозможно, ее надо изучать самому. Если появится у Вас когда-нибудь такое желание, то помочь Вам могу с удовольствием и книгами, и объяснениями. Я бы и теперь мог послать книгу из серии Агни Йоги, книгу очень полезную, но только думаю, что Вы ее не прочтете. Это не в укор Вам говорится. Года 4 тому назад и я не стал бы ее читать, несколько лет подготовки требуется для того, чтобы читать ее самостоятельно. У меня есть другой пример – Гущик. Человек вполне культурный и многознающий, через него я и получил все книги по Агни Йоге, но сам он прочел только первые 3 книги и то за объяснениями ко мне обращается, слишком много понять не может, слишком много противоречий у него получается, потому что подготовки не было. Между тем он был в личной переписке с Рерихом, <…> Рерих настоящий последователь Йоги, от которого можно было бы многому научиться, но, как видно, нельзя ничему научиться, не приложив для этого трудов со своей стороны. Если Вы пожелаете когда-нибудь потрудиться на этом поприще, могу обещать, что не пропадут эти труды даром, в противном же случае не могу обещать даже объяснить Вам правильно какой-нибудь интересующий Вас вопрос, ибо всегда мы будем говорить разными языками. <…>

Всего же Вам наилучшего.

    Павлик

Письма

(1938–1975)

П. Ф. Беликов – Р. Я. Рудзитису

15 апреля 1938 г

Tallinn

Дорогой Рихард Яковлевич,

Во вторник 12-го состоялось собрание у художников, на котором присутствовали: Э. Таска, А. Кайгородов, Гренберг, А. Раннит, Нийман, Тамм, Абрамов (из нашей группы) и я. Говорили на собрании очень много, но результатов от этих разговоров особенно благоприятных нет. Плохо то, что для всей их группы создание общества им. Н. К. Р[ериха] – дело десятое, тонущее в числе других многочисленных дел. Поэтому продвигать дело вперед очень трудно. Я предполагал, что удастся нынче весной уже зарегистрировать устав и открыть деятельность общества, но, по-видимому, придется несколько повременить. На последнем собрании взяло меня даже сомнение – насколько правильно предоставлять судьбу и открытие общества в руки людей, столь мало проникнутых идеологией Н. К. и так далеко стоящих от Учения? На предшествовавшем собрании было почти решено устав зарегистрировать, но на этом [собрании], когда дело дошло до решительного шага, этого сделать не удалось из-за отсутствия… богатого американского дядюшки. Завидовали наши художники Вашему обществу, ибо, по их мнению, существуете Вы за счет Америки,[62 - Подразумеваются Музей Николая Рериха, Мастер-Институт Объединенных Искусств и другие учреждения культуры, основанные Н. К. Рерихом в США.] и высказали мнение, что если просить нам из Америки денег на открытие общества и издание книг, так «Рига все равно перехватит и до нас ничего не дойдет!». К тому же в Америку писали в декабре месяце и извещали, что у нас образовался Комитет,[63 - Эстонский инициативный комитет Пакта Рериха и Знамени Мира.] но до сих пор ответа оттуда нет, так что на Америку «надежды плохи», – а на наших художников еще хуже, ибо, по их словам, «наше эстонское искусство еще бедная сиротка, так с какой же стати мы станем особенно затрачиваться на пропаганду чужих идей и чужого искусства». На такие заявления приходится, конечно, дипломатически отмалчиваться, потому что полемизировать не имеет смысла. Правда, мнения об регистрации устава разделились – я, Раннит, Абрамов и Нийман высказывались за регистрацию, так что если бы пустить этот вопрос на голосование, может быть, больше было бы «за», но мне таким образом не хотелось действовать и я внес третье предложение – отложить регистрацию до того, покамест деятельностью Комитета не будет доказана необходимость общества. Гренберг, Таска, Тамм – опасаются, что обществу нечего будет делать и оно завянет не расцветши. Безусловно, если они полагаются только на себя, то мнение это очень обосновано и необходимо привлечь к делу больше людей, и людей именно идейных. Надеюсь, что мне в этом поможет также Раннит, с ним легче всего иметь дело. Но до одного благого дела, после долгих разговоров, нам все же удалось договориться. Брошюру о Н. К. мы выпустим в самом ближайшем будущем. Составление брошюры поручено Ранниту, мне и Тамму. По всей вероятности, мы распределим труд так: Раннит напишет биографический очерк и затронет художеств[енную] сторону, Тамм – о Пакте, и я возьму тему – Рерих как мыслитель. Брошюру решено издать в 500 экземплярах. Вопрос о средствах не совсем выяснен, но я внес предложение – принимать в счет будущих вступительных взносов в общество со всех желающих это общество организовать. Мы в своей группе постараемся собрать все по крон десять, тогда и художникам придется раскошелиться, и таким образом средства на брошюру, надеюсь, соберутся. Хотелось бы только издать ее получше и поместить в ней несколько репродукций. Напишите, пожалуйста, на каких условиях Вы можете выслать нам для 500 экземпляров брошюры маленькие одноцветные репродукции и на сколько дороже будут цветные (формата открытки)? Впрочем, боюсь, что на цветные денег нам будет не собрать, потому что хотелось бы еще напечатать в брошюре портрет Н. К., но пару одноцветных хотелось бы вклеить в брошюру обязательно. И прошу – пойдите нам в этом навстречу; если заказывать клише здесь, то опять-таки может нам денег не хватить, а у Вас имеются уже готовые клише. Известите о Ваших условиях по возможности скорее, т. к. с изданием брошюры мне не хотелось бы задерживаться, и 21.IV я встречусь с Раннитом и Таммом, причем приготовлю свою статью к этому времени и просил их сделать свои работы так же, чтобы материал был бы у нас уже налицо.

Теперь напишу пару слов о Ранните. Он заходил ко мне сегодня утром для обсуждения некоторых вопросов о брошюре, и я постарался узнать его побольше. Движением Н. К. он, безусловно, довольно сильно заинтересован, очевидно, оно отвечает как-то его складу мыслей. О книгах Учения он знает, но с ними не знаком и знакомиться, по-видимому, не очень собирается. Он сказал, что получил на днях из Литвы от Тарабильды «Л[исты] С[ада] М[ории]» I часть, но дословно он об Учении отозвался так: «На эти книги я несколько улыбаюсь», и на эту тему я с ним разговор прекратил. Но вообще для движения Н. К. он может сделать у нас много полезного и сделает это с охотой. У него уже намечена пара докладов о Н. К., причем я снабжу его имеющимися у меня репродукциями, и таким образом он ознакомит с движением и творчеством Н. К. широкие эстонские круги, кроме того, у него хорошие отношения с «P?evaleht»[64 - «P?evaleht» – эстонская газета, существует по сей день.], где можно будет через него время от времени помещать сведения о Н. К. Одним словом – человек он полезный, но из-за его взгляда на Учение нельзя его назвать «своим». Иван Георгиевич, когда был здесь, заходил еще к архит[ектору] Н. Бушману. Я послал ему приглашение на собрание художников и получил на днях письмо, что на собрание он не мог прийти, но просит известить его о следующем собрании заранее и постарается быть.

Обидно даже отсылать Вам письмо с таким изобилием плохих сведений и малым количеством хороших. Однако попробуем не унывать. Дело начато и будет во что бы то ни стало доведено до хорошего конца. Если потребуется, то вообще отбросим художников в сторону, чтобы они дела не тормозили, и попробуем действовать через другие круги, но покамест и на них окончательно махать рукой не следует. По желанию или без желания, но должны и они принести свою пользу, в крайнем случае извлечь из них эту пользу следует.

Очень благодарен Вам, Рихард Яковлевич, за книгу «Священный дозор».[65 - Рерих Н. К. Священный Дозор. Харбин, 1934.] Книги, предназначенные для Игоря Северянина, высылаю ему сейчас в Гунгербург, где он сейчас находится, и, пользуясь случаем, несколько предостерегаю Вас. Поэт он, безусловно, талантливый, но слишком много скандальных историй с его именем связано, и поведение его оставляет желать очень много лучшего.

Посылаю Вам свои наилучшие пожелания, так хочется принести существенную пользу делу и так мало еще сделано.

Приветы от меня прошу передать д-ру Лукину, с которым очень рад был познакомиться, и Ивану Георгиевичу.

Сердечно преданный Вам

    П. Беликов

П. Ф. Беликов – Ю. Н. Рериху

7 декабря 1958 г

Дорогой Юрий Николаевич!

Пользуюсь случаем и посылаю с племянником моей жены – Хансом Рейнгольдовичем Яласто – II том Писем.[66 - Имеется в виду двухтомное издание: «Письма Елены Рерих» (1929–1938). Рига, 1940.] Первого тома я еще не достал, но не теряю надежды получить.

Племянник моей жены – аспирант экономики строительства. Мы живем с ним и его матерью (сестрой жены) в одной квартире. Человек он вполне положительный, и я прошу Вас, Юрий Николаевич, передать через него устно или письменно следующее:

1. Я заканчиваю статью «Идеологическая сущность творчества Н. К.».[67 - Статья «Об идеологии творчества Н. К. Рериха» впервые опубликована в сборнике «Непрерывное восхождение». Т. I. М., 2001. С. 223–242.] Основная задача статьи – перебросить мост в нашу советскую современность. Статья довольно обширная и затрагивает некоторые основные проблемы искусства. Боюсь, что поместить ее в один из толстых журналов будет затруднительно, т. к. у меня нет «литературного имени», которое служило бы редактору страховкой. Может быть, отдельные положения статьи с большей пользой можно будет использовать как материал для пишущих по заданиям редакций? В таком случае я не стал бы обращаться по незнакомым направлениям. Однако, если следует сделать попытку, я, конечно, направлю статью по редакциям. Мне очень хочется знать Ваше мнение на этот счет. Но первоначально необходимо Вас со статьей ознакомить. Отпечатанную на машинке статью я мог бы направить бандеролью в Ваш адрес или в адрес Института[68 - Институт востоковедения АН СССР, где после возвращения в Советский Союз в 1957–1960 гг. работал Ю. Н. Рерих.] на Ваше имя, как будет для Вас удобнее. Если лучше послать с нарочным, то буду ждать случая. Сообщите мне об этом через Ханса Рейнгольдовича.

2. В Москву иногда ездит по служебным делам директор Эстонского Государственного Музея – Мяги. Она может быть полезной в деле популяризации искусства Н. К. среди наших художников и искусствоведов и организации выставки в Таллинне. Бывает в Москве также ученый секретарь Музея – Энст. Встреча с Вами, безусловно, активизировала бы их действия в нужном направлении. Думаю, что они с большим интересом зашли бы к Вам, чтобы услышать непосредственно от Вас об искусстве Н. К. Высказанные Вами мысли имели бы здесь хороший резонанс. Однако без согласования с Вами я никаких шагов предпринимать не буду, т. к. не хочу отнимать Ваше время на дела недостаточной значимости. Очень прошу сообщить через Ханса Рейнгольдовича Ваши соображения и по этому вопросу.

Обращаюсь к Вам, Юрий Николаевич, с полной откровенностью и прошу Вас прямо предупредить меня о тех моих намерениях, которые по каким-либо обстоятельствам мало для Вас приемлемы. Очень хочется принести посильную толику пользы, но, не зная всех подробностей, опасаюсь переусердствовать.