– Может, правда важно увидеть, как твое тело уходит в землю, – предположила Дама с кольцами. – Иначе не поверишь в свою смерть.
– Интересно, сколько там бродит привидений-мексиканцев, – нахмурилась Флорида. – Они ведь всего лишь пытались вернуть украденные у них земли. Стоит ли так убиваться по людям вроде Роберта Эванса?
– Вы, конечно, правы, – согласилась Уитни. – Однако стоит ли так сурово судить мертвых?
– Стоит! – заявила Хелло-Китти. – Нужно их всех поставить к стенке и перестрелять!
– У нас есть полное право судить мертвых, – насупилась Кислятина.
– Вам не кажется, что ценно уже то, что они жили? – заметила Дама с кольцами. – В конце концов нас всех ждет Суд, но, по крайней мере, мы достойны уважения за сам факт существования.
Меня затошнило от подобных разговоров. Я изо всех сил пыталась перестать нервничать: молчание «Сопливо-зеленого замка» ставило под угрозу не только достоинство, но и само существование моего отца. Во всяком случае, так мне казалось.
Оглушительный рев сирен вынудил всех замолчать на несколько мгновений. Похоже, не меньше полудесятка машин скорой помощи мчались по Бауэри. Интересно, что за массовая вспышка заражений приключилась? Может быть, машины ехали из какого-то дома престарелых, полного умирающих пациентов?
К тому времени, как вой сирен затих вдали, все словно почувствовали, что разговоры о мертвых подвели черту под сегодняшним вечером. Тишину нарушил колокольный звон: я так понимаю, звонили в базилике Святого Патрика на Малбери-стрит. Будто получив некий бессознательный сигнал, мы все стали собирать вещи и расходиться по домам.
Впрочем, чего уж тут притворяться, историями я осталась довольна. Хорошо отвлечься на что-то и забыть про страх. Хотя, взяв в руки телефон и выключая запись, я невольно вздрогнула от мысли, сколько новых привидений развелось в охваченном эпидемией городе – и сколько их еще прибавится. Надеюсь, скоро все закончится.
Вернувшись в свой чулан, я тут же взялась расшифровывать вечерние истории и добавлять собственные комментарии. На записи ушла половина ночи, но сна не было ни в одном глазу: в последнее время, по какой-то странной причине, мне расхотелось спать. Я все равно улеглась в кровать и целую вечность не могла уснуть.
Как и следовало ожидать, наверху снова послышались шаги – медленные и размеренные, как колокольный звон. А затем откуда-то издалека, из глубины дома, донеслись звуки пианино Вурлитцера[23 - Имеется в виду электрическое пианино, часто портативное, предшественник синтезаторов; производилось компанией «Вурлитцер».], играющего протяжную, мечтательную версию старой джазовой мелодии, – и меня накрыло одиночеством сильнее, чем когда-либо.
День третий
2 апреля 2020 года
Помыв полы в коридорах, заделав пару разбитых окон на лестничных площадках картоном и армированным скотчем, я в очередной раз провела остаток дня за дозвоном до отца в «Тошнотно-зеленом замке». Я подумывала, не рискнуть ли съездить туда, но, поскольку Национальная гвардия перекрыла весь район, пробиться явно не удалось бы. Да и пользоваться метро все равно что садиться на экспресс до эпидемии. Моим единственным утешением стала мысль, что отец, скорее всего, не осознает происходящее. Большую часть времени он не может вспомнить, кто я, поэтому не будет по мне скучать. Оставалось только надеяться, что вирусу не удалось попасть в дом престарелых. Я всего лишь хотела повидаться с отцом и узнать, что у него все в порядке. Меня просто убивали бесконечные фоточки в «Инстаграме»[24 - Социальная сеть Instagram («Инстаграм»). Деятельность американской транснациональной холдинговой компании Meta Platforms Inc. по реализации продуктов – социальных сетей Facebook и Instagram – запрещена на территории Российской Федерации. – Примеч. ред.] и «Твиттере»[25 - Социальная сеть «Твиттер» заблокирована на территории РФ. – Примеч. ред.], на которых розовощекие внучата рисуют картинки возле домов престарелых, а собаки и плачущие взрослые прижимают ладони к покрытым старческими пятнами рукам – сквозь стеклянный барьер. Возможно, так бывает, если вы можете позволить себе дорогой частный дом престарелых, но к «Дерьмово-зеленому замку» это точно не относится.
Я проверила и записала сегодняшнюю статистику. Не знаю почему, но цифры меня успокаивали – хотя, по сути, должны были пугать. Наверное, цифры сами по себе как-то ограничивают размеры катастрофы в моей голове. Сегодня, 2 апреля, в штате Нью-Йорк число заболевших подскочило до 92 381 – это больше, чем общее количество заражений, обнародованное Китаем. На вечер четверга умерли 1562 человека. Согласно «Си-би-эс ньюс», сегодня на номер 911 поступило больше звонков, чем 11 сентября 2001-го.
Задумайтесь на минутку. Все эти машины скорой помощи… По всему городу происходят катастрофы уровня 11 сентября 2001-го.
Для жильцов дома крыша явно превращалась в островок безопасности. Однако, поднявшись туда вечером, я почувствовала сгущающиеся тучи. Квартирантка из 4С, которую обхаяла вчера Кислятина, заявилась на крышу, разодетая в пух и прах, холеная и готовая вступить в драку. Тощая и подтянутая, как человек, не вылезающий из спортзала, с накачанными руками, длинными, густыми, распущенными светлыми волосами и с едва заметной родинкой на подбородке, она выглядела как богиня. Не в моем вкусе, но все же она меня заинтересовала, хотя я никогда не завожу интрижек с жильцами. Она возвышалась на головокружительной высоты кроваво-красных лабутенах из лакированной кожи. Как, черт возьми, она нашла деньги на них, живя в этом свинарнике?
Кислятина назвала ее Мисс Штучка, но мне не понадобилось много времени, чтобы найти информацию о ней в «Библии» Уилбура. Туфелька, разумеется. Оказывается, она вела популярный блог в «Инстаграме», специализируясь на фоточках своего педикюра. Двести тысяч подписчиков.
Туфелька осталась стоять, повернувшись к дверям и вся подобравшись, как профессиональный боксер в ожидании гонга, пока мы обычной беспорядочной толпой вываливали на крышу и устраивались на своих местах (соблюдая социальную дистанцию), расставляли напитки и закуски. Как только появилась Кислятина, Туфелька набросилась на нее.
– Ты меня помоями поливала! – взвизгнула Туфелька с характерным итальянским акцентом жительницы Нью-Джерси, который совершенно не вязался с ее потрясающе ухоженным видом.
Кислятина и бровью не повела, спокойно направляясь к своему месту, и Туфелька пошла за ней следом. В одной руке Кислятина несла спрятанную в рукав бутылку вина, а под мышкой – складной столик. Под убийственным взглядом Туфельки она установила столик, достала из рюкзака бокал и штопор, вытащила пробку и понюхала ее, затем плеснула на пробу, покрутила бокал, снова попробовала – пока все остальные краем глаза наблюдали разворачивающуюся драму. В конце концов Кислятина удовлетворенно кивнула и налила себе вина.
Только тогда она подняла взгляд на соперницу, которая нависла над ней, уперев руки в бока. Откинувшись на спинку стула, дабы увеличить социальную дистанцию, Кислятина невозмутимо ответила:
– Сколько себя помню, ты говорила про меня гадости. Я всего лишь отплатила той же монетой.
Она достала из рюкзака замшевую тряпочку, пропитанную спиртом – резкий запах только усилил звенящее в воздухе напряжение, – затем взяла еще один бокал и принялась натирать стекло с усердием живописца, готовящего холст. Она налила вина и протянула бокал Туфельке, испуганно отступившей на шаг.
– А теперь уберись отсюда куда-нибудь, вместе со своим коронавирусным дыханием, и не мешай мне наслаждаться вечерней беседой с друзьями. – Она повернулась к Евровидению. – Верно?
– Хм, – нервно сглотнул тот.
Сегодня он надел свежий узорчатый галстук-бабочку, клетчатый пиджак, рубашку в полоску и узкие зеленые брюки с желтыми уточками. Наша крыша, очевидно, служила ему заменой «Евровидения-2020».
– Простите, мисс, не знаю вашего имени, но вы можете присоединиться к нашей беседе.
– Уж лучше я проведу вечерок в заднице у сатаны, обнимаясь со скорпионами, чем буду выслушивать ваши дебильные разговоры! – Туфелька развернулась и ушла, громко хлопнув дверью.
– Уф! – выдохнула Флорида, обмахиваясь, хотя погода стояла прохладная. – Моя мама всегда говорила: «Те, кто тявкают, тусуются с собаками – понимаешь, о чем я?» С этой дамой неприятностей не оберешься.
– Она платит за те дурацкие туфельки, раздвигая ножки на весь «Инстаграм». Так мне говорили, – отозвалась Кислятина.
– Мир в самом деле изменился, – сказала Флорида. – Теперь вот такие идиотки, имея лишь кольцевой светильник и красивые ножки, получают пару тысяч долларов в неделю за фотки своих пальчиков. Я еще помню времена, когда cafe? con leche[26 - Кофе с молоком (исп.).] стоил доллар, а магазин деликатесов назывался bodega[27 - Небольшой продуктовый магазин (исп.).]. Я много чего повидала, но разве сказала хоть слово? Поверьте мне, нет. В отличие от этих blanquitos[28 - Белые мальчики (исп.).], которые постоянно звонят на три-один-один[29 - NYC311 – номер горячей линии в Нью-Йорке для сообщений о нечрезвычайных ситуациях. Используется, чтобы разгрузить номер 911, куда поступают вызовы экстренных служб.] и жалуются на нас. Тебе понравилась песня по радио, и ты слегка подкрутил громкость, а в следующую минуту за окном уже ревет сирена, а в дверь звонит полицейский с просьбой сделать потише. Как будто хорошая песня может кому-то помешать. Они воспринимают ее как шум только потому, что не слушают. Музыка дает нам возможность отвлечься, раскрашивает дерьмовую жизнь, и, черт возьми, нам нужна музыка, ведь нам порой нелегко приходится. Особенно сейчас! Понимаете?
Похоже, Флорида собиралась рассказать историю. Прекрасно! Я налила себе сегодняшний напиток («Ржавый гвоздь») и устроилась поудобнее на кушетке – с заряженным телефоном наготове.
* * *
– Я всегда играла по правилам, усердно работала, платила по счетам, думая: «Когда состарюсь, уйду на пенсию и уеду домой или просто уйду на пенсию и буду на нее жить», однако, как говорится, если хочешь насмешить Господа, расскажи ему о своих планах. Мы все потеряли работу, только богатеньких беда обошла, а мне было пятьдесят пять лет, когда фабрику перевезли. Как заявило нам начальство, мы им слишком дорого обходимся.
Знаете, сколько я получала после девятнадцати лет работы на кукольной фабрике? Одиннадцать долларов в час. Если бы не брала сверхурочные каждое воскресенье и все праздники, мне нечем было бы платить за аренду, за свет, за газ, за кабельное телевидение и телефон и не на что было бы купить еды. И все равно хозяева решили, что платят нам слишком много. Причем мне-то платили больше, чем новичкам, – представляете? И вот мы все остались без работы, нам не на кого было надеяться. Даже мой сын, отучившись в престижном колледже и устроившись в один из крупных банков, потерял работу, и ему пришлось хуже, чем мне, поскольку он в жизни не откладывал ни цента. Он платил за все кредиткой, уверенный, что всегда будет получать огромную зарплату. Ха-ха! Для бедняков не существует ни «всегда», ни «гарантий». Нет ничего, кроме тяжелого труда, и во всем требуется удача. Я говорила, но он пропускал мои слова мимо ушей.
В общем, разве я могла спокойно смотреть, как он впадает в отчаяние, потеряв работу? Я-то привыкла жить очень скромно, а вот сын предпочитает дизайнерскую обувь, у него двое детей учатся в частной школе, а жена делает маникюр и укладку каждую неделю. Конечно же, он приходит ко мне за помощью, ведь у меня есть заначка на черный день. В то время на моем счете лежало тысяча триста долларов – больше, чем у него, хотя он-то в банке работал! Но всех моих сбережений ему и на половину арендной платы не хватило бы.
Я отдала ему деньги, хотя и не все: даже если пособие по безработице покроет большую часть моих счетов, решила оставить двести долларов на непредвиденные расходы.
В то время, несмотря на то что вокруг все разваливалось на части, я оставалась оптимисткой. Помните, когда выбрали Обаму, с его песней «Si? se puede»?[30 - «Да, ты можешь» (исп.) – лозунг профсоюза латиноамериканских работников фермерских хозяйств Америки. Его английский вариант «Yes We Can!» («Да, мы можем!») был использован в качестве лозунга президентской кампании Барака Обамы в 2008 году.] Боже, как охотно я купилась на надежды и мечты, о которых он вещал! Ну и он ведь такой красавчик! Неотразим! Первые несколько недель его президентства я просыпалась с бабочками в животе: он приходил ко мне во снах. Мы были в каком-то роскошном доме, наши взгляды встречались, и он смотрел на меня так, словно хотел сказать: «Я вижу тебя, Флорида Камачо!» И не будь он женат на Мишель, он бы наверняка пригласил меня на танец. Ведь я обожаю танцевать! А судя по тому, как двигается Обама, он, очевидно, неплохой танцор. Да, мы можем, papi![31 - Папа, папочка (исп.) – обращение к отцу, а также к привлекательному мужчине или к своему парню.] Да, мы можем – на моей кухне, в моей гостиной, в моей спальне!
Разве вы не скучаете по такому? Танцы, близость чьего-то тела, музыка орет так, что не слышишь собственных мыслей, вибрации от колонок отдаются в самом сердце, а пятки впечатываются в пол, уходя в самую суть вещей. А с отличным партнером, который умеет правильно держать тебя во время танца так, что чувствуешь его ладонь на пояснице, на мгновение кажется, будто все будет хорошо.
А теперь мы застряли. Бог не играет в игры. Мы не можем даже пожать друг другу руки. Дистанция в шесть футов. Как печально. А стоит кашлянуть, если в горло что-то попало, как все вокруг готовы бросить в тебя камень. Даже мой сын, которого я всегда поддерживала в любых обстоятельствах, не желает навестить меня. Хотя бы просто помахать рукой с улицы. Он знает, что я ни с кем больше не общаюсь. Совсем ни с кем: у меня астма, и когда я в прошлый раз заболела воспалением легких, то чуть не умерла. Он знает, что я очень осторожна, и от меня он никакой заразы не подхватит, и тем не менее утверждает, будто пытается защитить меня, словно когда-нибудь думал о моих интересах. Он врет. И знаете что? Через одиночество я осознала, что врала сама себе. Когда прижмет по-настоящему, каждый сам по себе. Люди поубивают друг друга ради последнего рулона туалетной бумаги.
Помните тот год, когда снежные бури случались одна за другой и тротуары превратились в каток? Большинство управдомов посыпали дорожки солью поздно вечером, чтобы утром мы могли добраться до автобусной остановки, не сломав себе шею. Но один лентяй на углу Клинтон-стрит недосмотрел, и там намерз толстый слой льда. Так и убиться можно! И однажды я впопыхах (не думая, что со мной может произойти несчастный случай) наступила на лед, поскользнулась, влетела прямо в здание, и моя нога застряла в железной решетке – перелом колена и трещина в бедренной кости.
Разумеется, я позвонила адвокату с рекламы на автобусах: «Беремся за любое дело: большое и маленькое». И в точности как обещано в рекламе, денежки пришли. И уж тут-то мой сынок постоянно навещал меня в больнице и хотел сам поговорить с адвокатом – предположительно в моих интересах, – но я предупредила того, что сыну верить нельзя. Ведь так и есть. Вот чем отличается старость: перестаешь сам себе врать. Или я просто перестала себе врать. Потеряв работу, мой сын запил и стал играть в нелегальную лотерею: считал себя везунчиком. Да какой из него везунчик! Я ему постоянно повторяла: все, что имеет, он получил благодаря усердию и усилиям – в школе и на работе, а он по-прежнему ищет короткий путь к богатству. Когда у меня появились деньги, он, конечно же, стал часто приходить. И я отдала ему бо?льшую часть, а потом заявила, будто деньги кончились. Хотела посмотреть, будет ли он заглядывать ко мне – хотя бы поздороваться, – и надеялась, что приведет внучек в гости к бабушке, ведь он любит мать и знает, как она обрадуется их визиту. Но он так и не пришел.
По мнению моего сына, теперь с меня взять нечего, в долг больше не попросишь. И, честно говоря, готовить я стала куда хуже, поскольку не чувствую запахи. Вот только не надо смотреть на меня так, будто я подцепила то самое. Да, я тоже видела статью в «Таймс» на прошлой неделе, но, уж поверьте, у меня ничего такого нет. Я давным-давно потеряла обоняние, задолго до появления коронавируса, и поэтому не могу попробовать еду, когда готовлю.
Нынешняя чума, которая обрушилась на мир, действительно стала проклятием – и да, люди умирают, и мы должны соблюдать осторожность, – но не кажется ли вам, что это еще и очень удобно? Молодежь продолжает жить так, словно им и дела нет до происходящего. Может быть, они просто хотят, чтобы мы, старики, вымерли, а они бы унаследовали оставшееся? Вдруг они чувствуют облегчение теперь, когда им больше не нужно нас навещать? Как вы думаете, бывает любовь там, где есть нужда и жадность? Например, нуждался ли во мне мой сын? Печально это все. Возможно, я кончу так же, как старик на четвертом этаже.
Кто-нибудь из вас застал то время? Я не помню. Надо мной жил рыжий мужчина, от которого воняло, как от скунса, и он никогда не брился. Он вечно стучал по чему-то, да так сильно, что у меня люстры тряслись. Я с ума сходила от грохота. А иногда звук был такой, словно он пилил батарею. Ну что за издевательство! Я колотила шваброй по потолку, пытаясь его угомонить. И жаловалась управдому, старому управдому. Даже написала ему записку, умоляя утихомирить того жильца. А потом все стихло. Какое счастье! Я уже и забыла, как прекрасна тишина. Она мне так нравилась, что я не хотела включать ни радио, ни телевизор. Даже окно открывать не хотела. На короткое время в уши словно вода попала, и я слышала только тихое гудение собственных мыслей. Даже мой болтливый мозг примолк. Я была безумно счастлива побыть в тишине. Когда вдалеке завывала сирена или на улице кто-то орал, я вздрагивала и словно просыпалась.
А потом мы все почувствовали запах. Запах разложения: да, бедный старик, который поднимал столько шума, который едва говорил спасибо, когда ему придерживали входную дверь, умер. Много-много дней назад. И поначалу я не находила себе места, так как все эти дни чувствовала себя невероятно счастливой в тишине, а он тем временем лежал там мертвый. И знаете что? С ним умерло и мое обоняние. Просто исчезло. Навсегда.
Вскоре снова стало шумно: владелец решил сделать в квартире капитальный ремонт и увеличить арендную плату втрое – кошмар, да и только! И вот эта девчонка, в туфельках и с фоточками в «Инстаграме», явно не нуждается в деньгах, ведь она одна платит тройную аренду. Только не говорите, что услышали это от меня. Как я и сказала, я в чужие дела нос не сую. Я всего лишь знаю, что между ней и дезинфектором что-то есть.
Вы ведь помните, что раньше дезинфектор приходил каждую третью субботу месяца? Только слепой не заметит, какой он красавчик. И такой вежливый, постоянно говорит «Si? sen?ora, permiso, sen?ora»[32 - Да, сеньора, разрешите, сеньора (исп.).]. Я всегда предлагаю ему воду и кофе, ведь кто знает, сколько длится его рабочий день. А он всегда отказывается, быстренько опрыскивает ванную, потом кухню. И так во всех квартирах, по порядку, на каждом этаже. Мне слышно, как он идет в 3А, потом в 3В, потом ко мне в 3С, и так далее по коридору, а затем на следующий этаж. А когда он на верхнем этаже, я отчетливо слышу его шаги, потому что у него увесистые рабочие ботинки с жесткой резиновой подошвой. И размер ноги у него большой, очень хороший для мужчины. А еще у него тяжелая поступь, а перекрытия-то у нас тоньше бумаги. Поэтому я знаю, когда он опрыскивает ванную, потом кухню, для чего нужно пройти по длинному коридору. А дальше шаги замирают. Сначала я не обращала внимания, но потом заинтересовалась. Каждую третью субботу месяца, когда он приходил, происходило одно и то же. Я засекла, сколько минут он пробыл у меня, посчитала число квартир в здании и прикинула, сколько времени ему примерно требуется на обработку их всех, учитывая, что некоторых жильцов нет дома. И знаете что? Странным образом ему всегда требовалось дополнительное время. И где же он его проводит? Да с дамочкой, которая живет надо мной.