Общая часть уголовного права

В. К. Звирбуль и В. П. Шумилов определяют выдачу преступников как акт правовой помощи, осуществляемой в соответствии с положениями специальных договоров и норм национального уголовного и уголовно-процессуального законодательства, заключающийся в передаче преступника другому государству для суда над ним или для приведения в исполнение вынесенного приговора.[521 - См.: Звирбуль В. К., Шупилов В. П. Выдача уголовных преступников. М., 1974. С. 11.]

Более предпочтительным нам представляется определение экстрадиции, сформулированное А. И. Бойцовым: основанная на договоре, взаимности, международной вежливости или на национальном праве передача обвиняемого в совершении преступления либо осужденного за его совершение лица государством, на территории которого это лицо находится, другому государству в целях его уголовного преследования по законам запрашивающего выдачи государства или по нормам международного уголовного права либо для приведения в исполнение приговора, вынесенного судом запрашивающего государства.[522 - См.: Уголовное право России: Общая часть: Учебник / Под ред. Н. М. Кропачева, Б. В. Волженкина, В. В. Орехова. СПб., 2006. С. 307.]

§ 7. Толкование уголовного закона (А. В. Иванчин)

Применение уголовного закона немыслимо без его толкования. Именно «с толкованием, – писал М. Д. Шаргородский, – связаны самые насущные проблемы судебной практики».[523 - Шаргородский М. Д. Избранные работы по уголовному праву. СПб., 2003. С. 176.] Что является объектом толкования – уголовный закон или же уголовное право? А. Ф. Черданцев применительно ко всему праву отстаивал вторую позицию. Полагаем, что это неверный подход. «Оболочкой» уголовного права является уголовный закон, и, соответственно, уяснить последнее без проникновения сквозь эту «оболочку» невозможно. Следовательно, именно уголовный закон – объект толкования.

Толкование осуществляется с помощью различных приемов. Очень часто можно слышать заявления о необходимости увеличения объема легального толкования уголовного закона. Под ним понимают разъяснение понятий и терминов в самом УК. Это прием весьма полезный, не спорим. Однако он отвечает всем признакам правотворчества и, следовательно, не имеет ничего общего с толкованием уголовного закона.

Заглянув в не столь многочисленные уголовно-правовые работы, посвященные толкованию, мы обратили внимание на один негативный, как нам показалось, факт. Речь идет о недооценке в уголовно-правовой теории взаимосвязи интерпретационной и законодательной техники. В соответствующих главах учебников при описании толкования уголовного закона традиционно говорится о его понятии и видах в зависимости от субъекта, объема и, наконец, о его способах. При этом обрисовка способов обычно сводится к краткой характеристике систематического и грамматического приемов толкования. О связи этих приемов и толкования в целом с законодательной техникой, как правило, не говорится ни слова.

Однако почему возможно систематическое толкование? Потому, что правотворец системно излагает в уголовном законе свою волю. Почему мы задействуем грамматические приемы? Опять же по указанной причине, ибо законодатель в ходе правотворчества опирается на арсенал языковых средств. «Так как в нормативном акте государственная воля выражена на языке права, то для обеспечения реального действия юридических норм нужен, условно говоря, обратный перевод»,[524 - Алексеев С. С. Общая теория права. Т. II. С. 292.] – верно отметил С. С. Алексеев. Интерпретация и заключается в этом обратном переводе, расшифровке текста закона. А для расшифровки, как известно, нужно знать шифр, или код, в качестве которого выступает в данном случае законодательно-технический инструментарий. Поэтому знание специфических средств и приемов построения уголовно-правовых предписаний призвано служить, по нашему мнению, прочной основой толкования уголовного закона. Таким образом, именно знание секретов законодательной техники – ключ к уяснению и объяснению уголовного закона.

Так, большее значение, нежели сегодня, в процессе толкования уголовного закона можно отводить уголовно-правовым конструкциям. Как средство толкования данные конструкции нацеливают интерпретатора на максимально полное выяснение всех элементов соответствующего законодательного построения. «Юридическая конструкция при толковании норм права дает направление мыслительного процесса интерпретатора, организует его мысли»,[525 - Черданцев А. Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. Екатеринбург, 1993. С. 152.] – обоснованно писал А. Ф. Черданцев. К примеру, конструкция наказания заставляет нас искать и уяснять элементы наказания. Ее использование требует путем познания соответствующих статей УК ответить, в частности, на следующие вопросы: за какие преступления установлено данное наказание; кто может быть субъектом анализируемого наказания (и, соответственно, кто – нет); каковы правоограничения, образующие содержание данного вида наказания; каковы его количественные параметры, т. е. минимум и максимум его срока (размера); возможна ли его замена другим наказанием. Ответы на эти вопросы и предопределят полноту выяснения содержания определенного вида наказания. Отсутствие же у интерпретатора информации хотя бы об одном из элементов уголовно-правовой конструкции означает неполноту в уяснении содержания законоположений.

В параграфе пятом отмечалось, что целый раздел законодательной техники образует методика использования языковых средств. Языку уголовного закона присуща масса закономерностей. К примеру, в уголовном законе «по умолчанию» множественное число, по общему правилу, используется для обозначения как нескольких соответствующих понятий, так и одного. Например, в диспозиции ст. 245 говорится о жестоком обращении с животными. Однако проявление жестокости по отношению и к одному животному образует состав данного преступления. Разумеется, в таком оформлении законодательной воли есть некоторая условность, которая должна приниматься во внимание в ходе «обратного перевода». Тем не менее встречаются попытки буквально толковать закон, считать множественное число прямым волеизъявлением законодателя. В частности, Э. С. Тенчов, ссылаясь, правда, на ст. 49 Конституции РФ о толковании неустранимых сомнений в пользу обвиняемого, приходил к выводу, что в подобных случаях «совершение деяния против одного лица или в отношении одного предмета вообще не образует преступления».[526 - Тенчов Э. С. Язык уголовного закона // Проблемы юридической техники: Сб. статей / Под ред. В. М. Баранова. Н. Новгород, 2000. С. 582.] В науке предлагалось даже «закрепить в УК соответствующее правило, ограничивающее распространение форм множественного числа на единственное при определении признаков преступного деяния».[527 - Ильюк Е. В. Законодательная техника построения диспозиции статьи уголовного закона. Свердловск, 1989. С. 5.] Однако, как представляется, такое толкование строится без учета изложенных выше особенностей отечественной законодательной техники, а потому весьма спорно.

В доктрине уголовного права довольно неоднозначно, а порой открыто критически воспринимается расширительное толкование. Оно якобы нарушает принцип «nullum crimen sine lege» и вообще будто бы является скрытой аналогией уголовного закона. Примером расширительного толкования может служить уже упоминавшийся прием уяснения содержания элементов состава преступления через призму синонимии множественного и единственного числа. Не думаем, что здесь есть нарушение принципа законности, поскольку правотворец сознательно использует указанную синонимию, кратко и понятно выражая с ее помощью свою волю. Однако, во избежание неизбежных споров при толковании, не стоит ли, действительно, подумать об отказе от этой синонимии и о переходе к употреблению соответствующих терминов в единственном числе?

Таким образом, по нашему убеждению, в перспективе учение о толковании уголовного закона должно в большей мере опираться на основы законодательной техники.

Глава 5

Уголовная ответственность (М. Каплин)

Термин «уголовная ответственность» широко используется в УК РФ 1996 г., теории уголовного права и практике его применения, однако определения данного понятия действующее законодательство не содержит. Это можно объяснить в первую очередь тем, что в науке до сих пор не сложилось единого представления о сущности рассматриваемого явления. Так что же составляет действительное содержание загадочного понятия «уголовная ответственность»?

Несомненно, наука уголовного права дает богатый материал для размышлений. Однако, как это крамольно ни звучит, представляется методологически неверным начинать рассмотрение проблемы уголовной ответственности с обзора мнений ученых. Разнообразие и противоречивость высказанных в литературе точек зрения может запутать исследователя, повести его по ложному пути. Уголовная ответственность – институт уголовного права, поэтому, на наш взгляд, продуктивным здесь будет прямой анализ норм УК, в которых он находит свое выражение. Только таким образом мы получим знание об искомом не из «чужих уст», а непосредственно. Тем более, что термин «уголовная ответственность» законодатель использует весьма интенсивно – в статьях УК он встречается более ста раз. Это вселяет надежду, что законодатель обладал определенным представлением относительно обозначенного данным словосочетанием явления.

§ 1. Понятие уголовной ответственности в уголовном законе

Как следует из ч. 1 ст. 1 УК, уголовный закон предусматривает уголовную ответственность. В ч. 2 ст. 2 указано, что УК «устанавливает основание и принципы уголовной ответственности, определяет, какие опасные для личности, общества и государства деяния являются преступлениями, и устанавливает виды наказаний и иные меры уголовно-правового характера за совершение преступлений». В ст. 8 УК говорится, что «основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления».

Это означает, что и уголовная ответственность, и наказание в совокупности с иными мерами являются установленными законом последствиями совершения преступления. Отсюда вытекает предварительный вывод о тождестве данных явлений; о том, что ответственность представляет собой «все меры уголовно-правового воздействия, применяемые к лицу, совершившему преступление».[528 - Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть: Курс лекций. М., 1997. С. 246.] Отметим, в то же время, что рассмотренные нормы закона не противоречат и другому предположению: уголовная ответственность заключается лишь в наказании, являясь последствием совершения преступления наряду с иными мерами.

Последнее предположение находит свое подтверждение в других статьях УК. Часть 3 ст. 29 гласит, что «уголовная ответственность за неоконченное преступление наступает по статье настоящего Кодекса, предусматривающей ответственность за оконченное преступление…». Из ч. 3 ст. 34 следует, что «уголовная ответственность… наступает по статье, предусматривающей наказание…». Очевидно, что слова «ответственность» и «наказание» в данном примере употреблены законодателем как синонимы.

На первый взгляд, опровергнуть рассматриваемый тезис способен анализ институтов освобождения от уголовной ответственности (ст. 75, 76, 78, 84, 90 УК) и освобождения от наказания (ст. 79, 80, 80

, 81–85, 92 УК). Их разграничение в законе дает основание предположить, что при применении норм данных институтов лицо освобождается от разных уголовно-правовых последствий, а следовательно, уголовная ответственность и наказание не являются тождественными понятиями.

В первую очередь необходимо отметить, что термин «наказание» полисемичен,[529 - На это обстоятельство указывалось и ранее. См., например: Шаргородский М. Д. Наказание по советскому уголовному праву. М., 1958. С. 198.] в законе (а равно в доктрине и на практике) он употребляется в нескольких значениях, а именно:

1) как родовое понятие, включающее в себя все виды наказаний, установленных за совершение преступлений (например, в названии раздела III – «Наказание», т. е. все наказания, перечисленные в ст. 44 УК);

2) как видовое понятие – вид наказания (например, в ст. 62 УК: «срок или размер наказания», т. е. штрафа, лишения свободы и др.);

3) как мера или несколько мер, указанных в санкции статьи Особенной части, т. е. наказание или несколько наказаний в определенных пределах (например, в ч. 3 ст. 34 УК говорится: «по статье, предусматривающей наказание…» – лишение свободы на срок от 2 до 6 лет и др.). Иначе говоря, словом «наказание» в единственном числе называют как часть, так и всю санкцию статьи;[530 - Термин «санкция» употребляется нами в своем обычном значении: «Часть статьи Особенной части УК, в которой определены вид и размер угрожаемого виновному наказания в случае нарушения им содержащегося в диспозиции статьи уголовно-правового запрета» (Кругликов Л. Л. О видах и типах санкций в уголовном законодательстве // Проблемы теории уголовного права: Избранные статьи 1982–1999 гг. Ярославль, 1999. С. 29). Хотя в науке существуют и другие представления об этом явлении (см., например: Благов Е. В. Основы применения уголовного права. Учеб. пособие. Ярославль, 1992. С. 52).]

4) как мера, назначенная конкретному лицу за конкретное преступление в приговоре суда (например, в ст. 83 УК – «освобождение от отбывания наказания», т. е. лишения свободы на срок 5 лет, и т. п.).

Любопытно, что термин «уголовная ответственность» может выступать в тех же самых значениях. Уголовная ответственность как общее понятие соответствует наказанию в значении № 1. Для обозначения вида наказания (значение № 2) в литературе широко используется термин «мера уголовной ответственности». Следует заметить, что аналогичное соотношение наблюдается в родственной уголовному праву материальной части законодательства об административных правонарушениях. Статья 3.1 КоАП РФ определяет административное взыскание как меру ответственности. Уголовная ответственность, установленная законом за конкретное преступление (убийство, кражу и т. д.), представляет собой наказание в значении № 3, т. е. санкцию. Наказание, указанное в приговоре (значение № 4), – это мера уголовной ответственности, наступившей за совершенное в действительности деяние, или ответственность, наступившая за него.[531 - По мнению О. Э. Лейста, в законодательстве «термин „ответственность“ используется либо как равнозначный понятию „санкция“, либо для обозначения конкретной меры взыскания, наказания, подлежащей применению к правонарушителю в пределах относительно определенной санкции, установленной законом» (Лейст О. Э. Санкции в советском праве. М., 1962. С. 82).]

Если анализировать употребление термина «ответственность» вообще, то мы обнаружим, что приоритет отдается более широкому его пониманию – как санкции. Это связано с тем, что данное понятие является абстрактным (равно как «совесть», «смелость», «честь» и т. п.).[532 - См.: Кириллов В. И., Старченко А. А. Логика: Учебник для юридических вузов. 5-е изд. М., 1999. С. 37.] Понятие же «наказание» – конкретное, поэтому подавляющее число случаев его употребления связано с определенной мерой принуждения.

Констатировав данный факт, вернемся к уголовному закону. Как вытекает из его содержания, от уголовной ответственности освобождается лицо, совершившее преступление, а от наказания – осужденное лицо. С уголовно-процессуальной точки зрения моментом, после которого освободить виновного от ответственности уже никак нельзя, является вынесение судом обвинительного приговора. После этого может применяться лишь институт освобождения от наказания. Однако и в том, и в другом случае лицо получает освобождение от установленной нормой Особенной части УК обязанности подвергнуться наказанию. Почему же законодатель использует разную терминологию?

Ответ, на наш взгляд, прост. В 1958 г. в общесоюзном (Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик), а в 1960 г. и в российском республиканском (УК РСФСР) законодательстве появился институт освобождения от уголовной ответственности, который позволил освобождать лицо от применения наказания, не дожидаясь суда, минуя вынесение последним приговора. Кроме того, применение данного института в определенной мере должно было способствовать разгрузке судебных органов.

Естественно, перед законодателем встал вопрос: каким термином обозначить новый институт? Назвать его освобождением от наказания было бы некорректно, поскольку до момента вынесения приговора о конкретном наказании не идет еще и речи. Пока суд не применил диспозицию уголовно-правовой нормы, т. е. не признал лицо виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей Особенной части, санкция применяться не может. Законодатель нашел выход из ситуации, назвав данный институт «освобождением от уголовной ответственности», поскольку в этом случае для конкретного лица перестает существовать вся санкция, в которой и установлена уголовная ответственность. Об освобождении от наказания закон, как правило, говорит лишь тогда, когда виновный освобождается от назначенного ему конкретного наказания.

Таким образом, разграничение законодателем понятий «наказание» и «ответственность» в институтах освобождения от этих последствий не является аргументом против признания их тождественными явлениями. Данные слова – синонимы, поскольку могут выступать в одинаковых значениях. Просто законодатель в этой ситуации употребил их в разных значениях для разграничения абстрактных и конкретных последствий совершения преступления.

Анализ раздела УК «Уголовная ответственность несовершеннолетних» заставляет вернуться к ранее затронутой проблеме соотношения уголовной ответственности и иных мер уголовно-правового характера. Известно, что совершение преступления (общественно опасного деяния) может порождать последствия, которые сам закон называет «мерами». Это принудительные меры медицинского характера и воспитательного воздействия. Кроме того, зачастую к иным мерам относят освобождение от уголовной ответственности, условное осуждение, условно-досрочное и другие виды освобождения от наказания.[533 - См., например: Звечаровский И. Меры уголовно-правового характера: понятие, система, виды//Законность. 1999. № 3. С. 36–39.]

Нормы раздела УК посвящены таким разнородным явлениям, как: а) наказание; б) освобождение от него; в) освобождение от уголовной ответственности; г) принудительные меры воспитательного воздействия; д) судимость. Сам же раздел носит название «Уголовная ответственность несовершеннолетних», позволяя предположить, что перечисленные явления входят в понятие «ответственность». Такой же заголовок имеет первая статья этого раздела (ст. 87 УК); в самой статье говорится, что к несовершеннолетним «может быть применено наказание либо… принудительные меры воспитательного воздействия». Отсюда некоторые авторы небезосновательно заключают, что «законодатель видит форму реализации уголовной ответственности в первую очередь в наказании, а также в принудительных мерах…».[534 - Марцев А. И. Общие вопросы учения о преступлении. Омск, 2000. С. 119.] Окончательно запутывает название главы 14 рассматриваемого раздела – «Особенности уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних».

Чтобы во всем этом разобраться, проанализируем указанные явления по отдельности.

1. Принудительные меры медицинского характера. Из ст. 21 УК следует, что лица, совершившие общественно опасные деяния в состоянии невменяемости, уголовной ответственности не подлежат. Суд может назначить им медицинские меры, которые, следовательно, ответственностью не являются. Аналогичная ситуация – в случае с лицами, психическое расстройство у которых наступило после совершения преступления. Освобожденные от наказания, они могут быть подвергнуты мерам медицинского характера, а после выздоровления подлежать уголовной ответственности и наказанию (ч. 4 ст. 84 УК). Это свидетельствует о том, что самой ответственности в период лечения они не несли.

Не совсем ясно, являются ли ответственностью иные меры уголовно-правового характера – в частности, медицинские меры, применяемые к лицам, указанным в п. «в» ч. 1 ст. 97 УК, наряду с наказанием? Статья 22 УК называется «Уголовная ответственность лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости». В ней говорится о том, что названные субъекты «подлежат уголовной ответственности» (ч. 1), а психическое расстройство учитывается при назначении наказания и может служить основанием для назначения медицинских мер (ч. 2). Это означает, что такие лица, равно как и невменяемые, могут быть подвергнуты принудительному лечению, которое ответственностью не является, но в то же время они подлежат ответственности (наказанию). Очень точно высказался по этому поводу Е. В. Благов: данные меры не являются санкцией, поскольку «применяются не за, но в связи с совершением преступления».[535 - Благов Е. В. Основы применения уголовного права. С. 43.]

2. Принудительные меры воспитательного воздействия. Описанные в ст. 91 УК правовые средства применяются к лицу, освобожденному от уголовной ответственности, а значит, разновидностью последней они не являются (ч. 1 ст. 90 УК). Те же меры могут быть применены к несовершеннолетнему, освобожденному от наказания по основаниям, описанным в ч. 1 ст. 92 УК, разумеется, не становясь при этом ответственностью.

Природа помещения несовершеннолетнего в специальное учебно-воспитательное учреждение закрытого типа (ч. 2 ст. 92) становится очевидной при анализе Федерального закона от 24 июня 1999 г. № 120-ФЗ «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних».[536 - Собрание законодательства РФ. 1999. № 26. Ст. 3177.] Согласно ст. 15 данного нормативного акта, в эти учреждения могут быть помещены несовершеннолетние в возрасте от 11 до 18 лет в случае совершения ими деяний, предусмотренных УК. Причем речь идет как о не подлежащих ответственности несовершеннолетних (ввиду недостижения соответствующего возраста), так и об освобожденных от наказания в порядке ст. 92 УК. Это однозначно свидетельствует о том, что помещение в специальное учебно-воспитательное учреждение, несмотря на относительную строгость, также не является мерой уголовной ответственности.

3. Освобождение от уголовной ответственности и наказания. Считать данные явления формами реализации ответственности – значит противоречить здравому смыслу. Если рассуждать подобным образом, то можно прийти к закономерному выводу, что отказ в предоставлении пищи голодному человеку является особой формой удовлетворения его чувства голода.

Освобождение от ответственности или наказания может выступать лишь условием применения каких-либо альтернативных средств уголовно-правового воздействия, которые, следовательно, мерами уголовной ответственности признать нельзя. К их числу, помимо воспитательных мер, на наш взгляд, следует отнести возложение обязанностей на условно осужденного (ч. 5 ст. 73 УК)[537 - Само по себе условное осуждение не предполагает каких-либо ограничений правового или фактического характера. Можно сказать, что ст. 74 УК налагает на условно осужденного обязанность не совершать преступления и административные правонарушения. Однако очевидно, что такую обязанность несут и другие лица.] или условно-досрочно освобожденного (ч. 2 ст. 79 УК). Любопытно, что по своему содержанию они очень напоминают обязанности и ограничения, описанные в ст. 91 УК.

4. Судимость. На наш взгляд, исчерпывающий ответ на вопрос о ее природе дали А. Ф. Черданцев и С. Н. Кожевников. Анализируя законодательство, они обоснованно утверждали, что «судимость… не составляет содержания уголовной ответственности. Это юридический факт, с которым другие отрасли связывают наступление неблагоприятных последствий. При совершении лицом, имеющим судимость, нового преступления эта судимость рассматривается только как юридический факт, влияющий на квалификацию преступлений и меру наказания. Сама по себе взятая отдельно она не является уголовно-правовой обязанностью; не влечет никаких уголовно-правовых последствий».[538 - Черданцев А. Ф., Кожевников С. Н. О понятии и содержании уголовной ответственности // Правоведение. 1976. № 5. С. 47. Следует заметить, что С. С. Алексеев по одному из оснований подразделяет юридические факты на факты однократного и непрерывного действия (состояния). Именно к разряду последних и следует относить судимость. См.: Алексеев С. С. Общая теория права: В 2 т. Т. П. М., 1982. С. 177.]

Таким образом, принудительные меры медицинского характера и воспитательного воздействия, освобождение от уголовной ответственности и наказания, обязанности условно освобожденных от отбывания наказания, а также судимость не входят в содержание уголовной ответственности.

Четырехкратное употребление в УК термина «уголовная ответственность» в совокупности с термином «привлечение» также вносит определенную неясность в понимание первого. Упомянутое сочетание носит явный процессуальный оттенок и встречается лишь тогда, когда речь идет не об уголовной ответственности, а об уголовном преследовании. В ч. 3 ст. 12 УК говорится, что лица «подлежат уголовной ответственности… если они… привлекаются к уголовной ответственности…». Часть 2 ст. 13 УК гласит, что лица «могут быть выданы… для привлечения к уголовной ответственности». Статья 299 УК предусматривает наказание за «привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности», т. е. привлечение в качестве обвиняемого.

Такое употребление термина «уголовная ответственность» можно объяснить. В других отраслях привлечение к ответственности справедливо понимается как несение виновным мер ответственности. В сфере уголовного права и процесса под привлечением стали понимать более раннюю стадию, нежели применение наказания, поскольку сам процесс от совершения преступления до осуждения по понятным причинам является более длительным и сложным. Поскольку лицо, привлеченное в качестве обвиняемого, очень близко подходит к той черте, где начинается уголовная ответственность, моментом привлечения перестали считать само несение ответственности. Это, кстати, явилось одной из причин ошибочных выводов о вхождении в уголовную ответственность мер пресечения. Поскольку словосочетание «привлечение к ответственности» противоречит уголовно-правовому понятию «ответственность», от него следует отказаться.[539 - О необходимости такого отказа говорилось и ранее. См., например: Лобанова Л. В. Об употреблении термина «привлечение к уголовной ответственности» в уголовном законе // Категориальный аппарат уголовного права и процесса. Ярославль, 1993. С. 137–141.]

В остальных случаях использование законодателем термина «уголовная ответственность» не противоречит ее пониманию как санкции, т. е. установленного уголовным законом наказания. Лица, совершившие преступления, подлежат ей (ст. 4, 5, 11, 12, 19, 20 УК и др.); несут ее (ст. 6, 11, 12, 17, 34 УК и др.); преступное деяние ее влечет (ст. 35, 38, 39 УК); она не допускается за невиновное причинение вреда (ст. 5 УК); ее исключает исполнение заведомо незаконных приказа или распоряжения (ст. 42 УК); она определяется законодательством (ст. 331 УК). Замена «ответственности» на «наказание» в указанных статьях (разумеется, с учетом того, что эти существительные относятся к разным родам) не повлечет изменения их смысла.

Произведенное нами буквальное и систематическое толкование уголовного закона приводит к следующим выводам:

1) употребляемые в УК термины «уголовная ответственность» и «наказание» являются синонимами;[540 - Данное положение выводилось из текста УК РСФСР 1960 г. А. Ф. Черданцевым и С. Н. Кожевниковым. Они писали, что «на основе анализа статей УК, где используется указанная терминология, можно прийти к выводу, что термины „ответственность“ и „наказание“ фактически означают одно и то же» (Черданцев А. Ф., Кожевников С. Н. Указ. соч. С. 44).]

2) никакие другие уголовно-правовые меры, кроме наказания, не могут составлять содержание уголовной ответственности.

Сказанное позволяет сформулировать определение искомого понятия. Уголовная ответственность есть предусмотренное уголовным законом последствие совершения преступления в виде наказания.