Дело всей жизни…

Одним из перспективных направлений современной лексикографии является создание словарей языка фольклора. Лексикографические справочники разного типа становятся не только удобной формой представления фактического материала, но и особым способом освоения устно-поэтического языка. Как оказалось, словарные данные можно с успехом использовать для решения целого ряда задач, касающихся жанровой и пространственно-временной специфики языка фольклора, его идиолектности и этнических особенностей.

Проблема внутрижанрового своеобразия народно- песенной речи тоже остается открытой. Лингвофольклористы справедливо полагают, что в пределах одного жанра язык «представляет собой более однозначное стилевое образование, хотя расхождения и могут наблюдаться, если жанр достаточно разнообразен» [Оссовецкий 1975: 67]. Учитывая, что необрядовая лирическая песня неоднородна по тематике, и интуитивно полагая, что язык низших эпических песен так же, как и юмористических и сатирических, включаемых в сборники необрядовой лирики наряду с любовными и семейными песнями, имеет определенные особенности, мы решили проверить это с помощью лексикографических методик.

В качестве источника нами были выбраны лирические песни, записанные в Курской губернии и включенные в семитомный свод А. И. Соболевского «Великорусские народные песни» (Соб.), где тексты сгруппированы по тематике: 1 т. – низшие эпические песни; 2–3 тт. – семейные песни; 4–5 тт. – любовные песни; 6 т. – рекрутские, солдатские, разбойничьи песни; 7 т. – юмористические и сатирические песни. Первоначально мы ограничились материалом пяти томов (2–6) и составили полный словник, частотный словарь и конкорданс [Бобунова 2007]. Впоследствии аналогичные словарные формы были подготовлены на базе первого тома, содержащего низшие эпические песни. Анализу подверглись 29 текстов.

Для выявления внутрижанрового своеобразия мы сопоставили словники с помощью специально созданной программы Compare (авторы – М. В. Литус и Е. В. Литус). В результате автоматического сравнения были получены списки совпадающих (? 60 % словника) и несовпадающих (? 40 %) наименований. Значительное число индивидуальных лексем обусловлено тем, что при создании словников мы стремились к максимальному разведению форм, многие из которых являются диалектными или собственно фольклорными образованиями (например, дворянинушка ‘Фольк. Дворянчик (помещик)’ [СРНГ: 7: 302], дивнешенький ‘дивный, чудный’ [СРНГ: 8: 49], огонюшек ‘Ласк. Огонь’ [СРНГ: 22: 342]), что позволяет считать их самостоятельными словарными единицами. В связи с этим в группу несовпадающих лексем попали как собственно индивидуальные наименования, так и формально уникальные слова – разные по структуре, но с одинаковым денотативным значением (например, веночек – венок, деточки – детки, жалобнехонько – жалобно, Матренушка – Матрена, разбойник – разбойничек; сердечушко – сердце, заливаться – залиться).

Наряду с отдельными лексемами этот список пополнили составные синкретичные конструкции, представляющие собой синонимические сближения (очнуться-пробудиться), репрезентативные пары (овес-сено), наименования, образованные на базе атрибутивных сочетаний (сафьяны-чеботочки) или на основе повторов (большой-набольший).

Более подробно рассмотрим группу собственно индивидуальных лексем, представленную словами разной частеречной принадлежности (зола, кучечка, ниточка; мокрый, нетерпеливый, похожий; замутиться, обсеять, приспать и др.). Своеобразие лексикона низших эпических песен обусловлено во многом содержанием песен балладного типа, в основе которых лежат трагические конфликты между молодцем и девушкой, мужем и женой, братом и сестрой. Поскольку центральным мотивом является мотив злодеяния, не случайно появление таких слов, как злодей, злодейка, плаха, рыданье; губить, загубить, зарезать, настигать, помереть, ссечь, скончаться, хоронить и др.

Мы злодеи, злодеи проклятые:
А сгубили мы твоего мужа,
Твоего мужа, своего зятя! <1,189>;
Ох, брат сестру двору кличет,
Загубить хочет… <1,176>;
Одного я зарезала,
А другого повесила… <1,164>;
Морянина они зарезали,
А морянчинка в море бросили,
А молодушку да с собой взяли <1,189>.

В ряде песен деспотичная свекровь, желая избавиться от невестки, клевещет на нее, используя соответствующую лексику: пораспродать, пораспустить, порассыпать, поразвыпить, поморить, повылить:

Ой, и мать сыну поразжалилась:
«А твоя жена увесь дом снесла —
Что коней твоих пораспродала,
Соколов твоих пораспустила,
А меды твои поразвыпила» <1,70>

Сама же сноха характеризуется как лиходейница и распутница:

Твоя-то жена – распутница,
Твоя жена – лиходейница:
Коней твоих пораспродала,
Собак твоих поморила всех,
Вина, меды все повылила,
Золоту казну поразсыпала,
Зелены сады засушила все,
Соловьев-пташек распустила всех,
Дитя твоего загубила она! <1,71>

Жертва часто предстает бесправной и обездоленной, о чем свидетельствуют эпитеты бесталанный, опальный, разбесчастный:

Разбесчастная девчоночка
На свете рождена…
Отдали девчоночку замуж
За вора за разбойничка…<1,204>;
Отроча опальный, отроча опальный,
Сиротинушка безталанный <1,195>.

Губитель тоже получает соответствующую характеристику (подколодный (змея), проклятый, рассобачий):

Пришел сын да и к матери:
«Не мать ты мне, не сударыня,
Змея ты мне подколодная! <1,79>;
Уж ты, вор ли, ты, собака,
Разсобачий такой сын,
Погубил ты моего брата,
Своего шурина! <1,200>.

Мотив подготовки к убийству, самого убийства и последующих действий способствует использованию в низших эпических песнях наименований оружия (копье, меч, сабля, стрела), не характерных для семейных и любовных песен:

Вынул молодец саблю вострую,
Он и снес жене буйну голову <1,70>;
С правой руки положьте калену стрелу;
А с левой руки положьте вы булатный меч <1,343>.

В отдельных случаях значение индивидуальных существительных (например, ендова, мясо, сало, пирог) и глаголов (напечь, слить, смостить) проясняется лишь при обращении к контексту, в котором девушка «рисует» воображаемую картину жестокой расправы над милым другом:

Я из рук, из ног коровать смощу,
Из буйной головы ендову скую,
Из глаз его я чару солью,
Из мяса его пирогов напеку,
А из сала его я свечей налью…<1,162>

Среди собственно индивидуальных лексем есть названия лиц по разным признакам (дворяночка, косец, морянин, рыболовничек, шурин), наименования бытовых предметов (колыбель, лопата, рюмка), названия одежды (штаны), наименования животных (зайка) и растений (василечек, лопушок, укроп).

Без них матерь дочь замуж отдала,
Замуж за море за морянина <1,189>;
Я от горя во сыру землю, —
А за мной горе со лопатою…<1,445>;
Укроп цветет без опаду <1,461>.

Особую группу составляют слова религиозной тематики (дьякон, игумен-поп, монашечка, поп, погребенье, рясочка, черничка; помолиться, постричь):

Всходит казаченька на высок терем:
Стоят попы и дьяконы, погребенье поют <1,272>.

Собственные наименования в списке несовпадающих лексем малочисленны. Это антропонимы (Людмилушка, Юрий), топонимы (Кубань, Новгород) и производные от них (Курский, Тульский): А третий молодчик Был чужесторончик, Православный русский, Из земли он Курской, Княжескаго роду <1,195>. Также зафиксированы названия праздников и приходов: Ноньче Купалы, завтра Иваны! <1,176>; А в нас во Николе во приходе Собирались девушки под разбои <1,310>.

В целом состав группы индивидуальных наименований во многом обусловлен спецификой низших эпических песен, соотносящихся с былинами и балладами. Среди собственно индивидуальных лексем много диалектных слов, например: гаметь ‘громко лаять (о собаках)’ [СРНГ: 6: 130]; горкать ‘ворковать’ [СРНГ: 7: 37]; гудать ‘гудеть’ [СРНГ: 7: 200]; наметка ‘длинный женский головной платок, обычно из тонкого или редкого холста, повязывавшийся различным способом’ [СРНГ: 20: 35]; неотгадливый ‘трудно поддающийся отгадке’ [СРНГ: 21: 103]; попел ‘пепел, зола’ [СРНГ: 29: 301], смостить ‘сделать, изготовить что-л.’ [СРНГ: 39: 47]; стрелица ‘стрела’ [СРНГ: 41: 317] и др.

Отворяй, жена, ворота,
Чтоб ворота не скрипели,
Чтоб собаки не гамели
И суседи не слыхали! <1,204>;
А деточки-малюточки как пчелки гудут…<1,272>;
Вы не горкайте, два сизых голуба,