Год в гареме Дубая. «Золотая клетка»

– Неужели ты не понимаешь, что ждет девушку без документов посреди шоссе? В лучшем случае попадешь в полицию с обвинением в занятиях проституцией, в худшем – куда-нибудь к рабочим в пустыне развлекать сразу всех.

Он был прав, но я все же возразила:

– Меня будут искать.

Сауд поморщился:

– Никто тебя искать не будет. Я никого не держу здесь силой, и тебя не буду. Сказал же, что завтра все решу. Отвезу в Дубай.

Он остановил машину на самом краю оазиса там, где я выходила на дорогу, и приказал:

– Возвращайся тем путем, каким удирала, никому не говори, что сделала, и постарайся не разбудить свою служанку. Иди!

Даже не посмотрел, действительно ли я пойду к своему шатру, просто поехал и все. Но он прав, ночью и с документами можно стать чьей-то добычей, а уж без них…

Но почему Сауд меня не только не наказал, но и помог?

Вы когда-нибудь испытывали раздвоение личности? В ту минуту, провожая его взглядом, я радовалась надежде вернуться к нормальной жизни и одновременно вовсе не желала, чтобы прямо завтра знакомство с этим арабом подошло к концу.

Я пробралась в шатер, отряхнула песок с ног и устроилась калачиком прямо поверх одеяла. Перед глазами стояла картина Сауда, целующего грудь местной красавицы, а в ушах звучал его голос:

– Я никого не держу здесь силой! Иди!

Я долго не могла заснуть, пытаясь понять, чего же хочу больше – немедленно вернуться в Москву или хотя бы на время остаться в Дубае в надежде еще встретиться с черноглазым шейхом. Ну да, ошиблись – украли не ту (с Вадимом я еще разберусь!), но на интервью я уже не успею, значит, нужно подавать документы еще куда-нибудь…

В общем, если не хочешь что-то делать, всегда найдешь повод не делать. Я не желала уезжать с рассветом. В конце концов, «завтра» такое большое…

Когда в пустыне нашли нефть, верблюды стали развлечением и предметом гордости, а сидение в роскошном автомобиле в пробках почти работой, многоженство осталось. Коран разрешает правоверному иметь четырех жен при условии, что он будет достойно (и одинаково!) обеспечивать их всех. Не имеешь средств – женись на одной или вообще ходи холостым.

Потомки погонщиков верблюдов средства имеют, а потому женятся.

Жены обычно живут врозь в разных домах или хотя бы квартирах, а муж приходящий – день у одной, день у другой.

И только очень богатые арабы могут позволить себе поселить в одном дворце потомство хотя бы одной женщины вплоть до ее внуков и содержать столько родственников. Только очень богатые арабы могут жениться четыре раза, потому что содержать всех жен нужно в абсолютно одинаковых условиях, а арабские дамы весьма требовательны и строго следят за приобретениями соперниц по брачному ложу.

Проснулась на рассвете уже с другими мыслями. Черноглазый шейх, конечно, здорово, но от гарема в пустыне стоит держаться подальше. Обвинят в занятии древнейшей профессией – не отмоешься. Я твердо решила воспользоваться вчерашним обещанием и попросить отправить меня в Дубай немедленно, даже изящный шантаж придумала, мол, у меня интервью, к тому же завтра вернутся из рейса подруги, и вообще послезавтра половина полиции Эмиратов будет стоять на ушах, разыскивая мою скромную, но очень важную персону. Это я только с виду такая неприметная, а в действительности…

Придумать еще десяток страшных последствий моего отсутствия в Дубае не успела, услышав конское ржание, схватила из вазы яблоко и выскочила из шатра. В загоне перед конюшней резвилась сказочной красоты лошадь – серая в звездах (почему их называют яблоками?!) чистокровная арабская кобыла. Ржание доносилось из конюшни, видно, жеребец требовал выпустить и его, но конюх не спешил, позволяя серой красавице немного размяться.

Лошадь носилась по кругу, взбрыкивала, поднималась на дыбы, снова бежала, распушив петушиный хвост…

Арабская порода лошадей – самая древняя и самая красивая.

Эту породу не спутаешь ни с какой другой, лошадей отличает аккуратная голова пирамидальной формы на лебединой шее, длинные тонкие ноги и распушенный при любом аллюре хвост, который называют петушиным.

Арабские лошади не для работы, а для любования ими. Давно выведены похожие породы, например, ахалтекинская, у которой и ноги длинней и тоньше, и шея с изгибом, и головка небольшая, и движения грациозней, но эталоном все равно считается арабская.

Лошади этой породы бывают разных мастей, в том числе и серые в яблоках.

Я замерла у ограды. Заметив меня, лошадь остановилась, покосила глазом на яблоко, протянутое на ладони, и подошла. Конюх настороженно наблюдал за моими действиями, но ничего не предпринимал.

Кобыла взяла яблоко у меня с ладони. Если это не ваше животное, если оно к вам не привыкло, не стоит одной рукой давать ему угощение, а другой сразу пытаться гладить. Лошадь животное свободолюбивое и нервное, а арабская порода особенно. Только когда она приняла мой подарок и кивнула изящной головкой, я позволила себе протянуть руку к ее морде.

– Любишь лошадей?

Я не удивилась, услышав голос Сауда, почему-то было понятно, что лошади принадлежат ему. Обернулась, ответила, что очень.

– А ездить умеешь?

– Лошади не жаловались. – Я пожала плечами как можно независимей, поспешно отворачиваясь к кобыле, потому что Сауду уж очень шли бейсболка и костюм для верховой езды. Но еще больше я боялась выдать свое ночное видение.

– Ее зовут, как и тебя – Амаль, – сообщил мой искуситель и что-то приказал конюху. Потом позвал Асият.

Немного погодя я, завернутая в хиджаб и с лицом, щедро намазанным кремом от загара, поднималась в седло своей тезки. Убедившись, что я вполне способна это сделать, Сауд птицей взлетел в седло вороного скакуна, выведенного конюхом, и тут же, игнорируя открытые ворота, перемахнул через ограду.

Даже если бы ограда была вдвое выше, а открытых ворот вдвое больше, я не стала ими пользоваться. Амаль спокойно взяла препятствие, не скинув при этом меня. Сауд с интересом наблюдал за моими жокейскими стараниями.

Дальше мы ехали шагом. Катались недолго, поднявшееся солнце немедленно стало припекать, но за это время успели поспорить.

Показав на море оранжево-красного песка, раскинувшееся во все стороны, Сауд заявил, что ничего краше на Земле не существует.

Я фыркнула:

– Лес! Поле! Море! Горы! Все, что угодно.

– Я видел ваш лес, ничего хорошего – деревья, деревья, деревья! Почти рядом, сплошной стеной. Что хорошего? Никакого простора для глаз.

Теперь я смеялась. Мы вели лошадей в поводу, шагая рядом, я повернулась и пошла задом наперед, чтобы видеть его лицо. Вовсе не для любования, хотя было и это, просто люблю видеть реакцию собеседника.

– Для каждого хороша та земля, где он родился или вырос, земля его предков. У меня был знакомый, который утверждал, что нет лучше звука, чем завывание зимней вьюги за стеной чума и повизгивания собак рядом. А другой говорил, что краше моря ничего не видел, но не в штиль, а в настоящую бурю, когда все черным-черно и молнии сверкают.

Черные глаза внимательно разглядывали меня. Я даже чуть смутилась своей откровенности. Рядом шел не просто чужой человек, а человек из другого мира, а я со своими воспоминаниями о странных приятелях…

– А ты что больше всего любишь?

Его не смутили мои воспоминания и вопрос задан не ради красного словца.

– Я?.. У русского художника Шишкина есть такая совсем небольшая картина, «Травки» называется. Там не поле, не лес, а всего лишь травинки на полянке. Но каждая выписана, как живая. Сколько ни пыталась, так написать не получилось. Наверное, потому что писала с картины, а надо было с натуры.

– Ты рисуешь?

– Да! Я художница с дипломом. Но я больше люблю графику.

– Что?

– Люблю рисовать карандашом, углем, пастелью… И лошадей люблю рисовать.

– Верблюды лучше.