У нас всегда будет Париж

Она позвонила и попросила о встрече.

Поначалу молодой человек отнекивался, мол, нет, не стоит, он все понимает и сочувствует, но никак не сможет.

Но услышав на том конце провода ее безмолвие, даже не беззвучие, а неизъяснимое горе, он, выдержав долгую паузу, произнес: да, хорошо, приходите, но ненадолго. Не знаю, как я справлюсь с такой престранной ситуацией.

И она не знала. Собираясь пойти на квартиру к молодому человеку, она спрашивала себя, что будет ему говорить и как она себя поведет, а что скажет он. Она ужасно боялась, что ее реакция будет слишком бурной и ему придется ее прогнать и хлопнуть вслед дверью.

Ведь она совершенно не знала молодого человека. Он был ей абсолютно незнаком и неизвестен. Они никогда раньше не встречались, и она разыскала его имя только вчера, после отчаянных поисков через друзей в местной больнице. И теперь, пока не поздно, она должна была навестить совершенно чужого человека по самому что ни на есть необычайному поводу в своей жизни и раз уж на то пошло – то и в жизни всех матерей с тех пор, как возник цивилизованный мир.

– Пожалуйста, подождите меня.

Она протянула таксисту двадцатку в залог того, что он останется здесь на случай, если ей придется поспешно уйти, и что тот постоит у подъезда, пока она сделает глубокий вдох, отворит дверь, войдет и поднимется на лифте на третий этаж.

Перед его дверью она зажмурилась и, сделав еще один глубокий вдох, постучала. Ответа не последовало. Внезапно охваченная ужасом, она заколотила в дверь. На сей раз дверь наконец открылась.

На нее смотрел смущенный молодой человек лет двадцати – двадцати четырех:

– Миссис Хедли?

Она услышала, как произносит:

– Вы совсем на него не похожи, – осеклась, залилась краской и чуть было не повернулась, чтобы уйти. – Я хотела сказать…

– Вы ведь и не надеялись на это?

Он распахнул дверь настежь и отошел в сторону. На столике посреди квартиры их дожидался кофе.

– Вовсе нет. Как глупо с моей стороны. Сама не понимаю, что говорю.

– Садитесь, пожалуйста. Я – Уильям Робинсон. Для вас Билл, полагаю. Черный или белый?

– Черный.

Она смотрела, как он наливает ей кофе.

– Как вы меня отыскали? – полюбопытствовал он, передавая ей чашечку.

Она приняла ее дрожащими пальцами.

– У меня есть знакомые в больнице. Они навели справки.

– Им не следовало этого делать.

– Знаю, но я настояла. Видите ли, я собираюсь во Францию на год, может, дольше. Это последний шанс увидеться с моим… ну, я хочу сказать…

Она впала в молчание и уставилась в чашечку.

– Значит, они сообразили, что к чему, хотя документы должны были держаться в тайне? – поинтересовался он.

– Да, – ответила она. – Все совпало. В ночь, когда погиб мой сын, вас привезли в больницу делать пересадку сердца. Так что это могли быть только вы. Таких операций ни в ту ночь, ни на той неделе больше не было. Я знала, что, когда вы выписались, мой сын… вернее, его сердце, – ей было трудно это выговорить, – выписалось вместе с вами.

Она опустила чашку.

– Я не вполне отдаю себе отчет, что я тут делаю, – призналась она.

– О, отдаете, вполне, – возразил он.

– Нет, в самом деле. Все так неестественно, печально и ужасно одновременно. Не знаю, дар Божий. Имеет ли все это какой-то смысл?

– Для меня – да. Я выжил благодаря этому дару.

Теперь пришла его очередь молчать, налить себе кофе, помешать и выпить.

– Куда вы собираетесь, – спросил молодой человек, – пойти потом?

– Пойти? – переспросила она неопределенно.

– То есть…

Молодой человек содрогнулся от собственной скованности. Слова попросту не приходили на ум.

– Ну, у вас есть еще визиты? Есть другие…

– Понимаю, – кивнула она несколько раз, стряхнула с себя оцепенение, посмотрела на свои руки, лежавшие на коленях, и наконец пожала плечами:

– Да, есть и другие. Мой сын… его зрение досталось кому-то в Орегоне. Кто-то есть в Тусоне…

– Не нужно продолжать, – попросил молодой человек. – Я не должен был спрашивать.

– Нет, нет! Все так странно, абсурдно. Все так ново. Всего лишь несколько лет назад ничего подобного случиться не могло. Теперь для нас наступили новые времена. Не знаю, смеяться или плакать. Иногда я начинаю с одного и заканчиваю другим. Просыпаюсь в смятении. Я часто думаю: а он испытывает смятение? Но что может быть глупее этого. Его же нигде нет.

– Где-то он все же есть, – возразил молодой человек. – Он здесь. И я живу благодаря тому, что в эту самую минуту он – здесь.

Глаза женщины вспыхнули, но не прослезились.

– Да. Я благодарна вам за это.

– Нет, это я благодарен ему за то, что он подарил мне жизнь.

Женщина неожиданно вскочила, словно ее привело в движение мощное чувство, о котором она даже не подозревала. Она озиралась по сторонам в поисках совершенно явственной двери, но казалось, что она ее не видит.

– Куда вы?

– Я… – проговорила она.

– Вы же только что пришли!

– Как глупо! – вскричала она. – Постыдно. Какая же я обуза вам и самой себе! Ухожу, пока все это не превратилось в безумный фарс…