Созвездие разбитых сердец

Одновременно раздался резкий звонок в дверь: прибыла «Скорая», благо, подстанция была совсем рядом…

– Наконец-то!..

Встать было проблематично, поскольку Мария не просто сидела на полу, но и поддерживала голову и плечи Андрея. Она повернулась к порогу и громко крикнула:

– Входите, открыто!

Каково же было ее изумление, когда вместе с медицинской бригадой в квартиру ввалился – или, скорее, ворвался – Павел Бердянский!

Отпихнув с дороги фельдшера, он подлетел к другу, распростертому на паркете, сам бросился на колени и отчаянным взором впился в бледное лицо Андрея… на его собственном лице был написан такой ужас, что сердце Марии дрогнуло от сочувствия, и она поспешила успокоить Павла:

– Он жив…

– Андрюха… слава Богу… напугал до смерти… – Бердянский шумно выдохнул и почему-то счел нужным пояснить:

– Он мне позвонил, попросил заскочить в аптеку, сказал, что прихватило сердце, а таблетки закончились…

– Так, товарищи, посторонитесь, дайте оказать помощь. – фельдшер, похожий фигурой на средневекового палача, а лицом – на Эйнштейна, без церемоний отодвинул их обоих и приступил к осмотру. Медсестра тем временем споро мерила пациенту давление.

– Тааак… ну что там, Аня?

– Низкое, Михал Михалыч. Вот прям совсем низкое… Надо срочно колоть.

– Да, готовь, а то можем не довезти…

Услышав это, вздрогнули оба – и Мария, и Павел, и спросили почти в один голос:

– Что с ним?!

– Похоже на нарушение ССД, возможно острая ишемия или микроинфаркт… Забираем срочно в больничку. Вы жена? – рявкнул он на Марию, так что она даже вздрогнула:

– Нет… Я соседка.

– Чудесно. Значит, вы родственник? – это уже был рявк в сторону Бердянского.

– Я его друг, очень близкий. Куда… куда вы его?.. – Павел нервно выбил из пачки сигарету, сунул ее в губы, но тут же выдернул и смял в руке.

Фельдшер, видно, что-то свое понявший насчет нежной дружбы двоих молодых людей, скривил лицо:

– Понятно… Есть контакты родных?

– Да нет у него родных, он с восемнадцати лет один живет! Бабушка была, но умерла давным-давно. Вы спасать его будете или родословную выяснять?! – Бердянский начал закипать, и Мария, сама не зная почему, мягко положила руку ему на плечо и шепнула:

– Паша, не лезь в бутылку… У них порядок такой.

– Вот именно, порядок! Давай, вещи ему собери в больницу, раз ты друг. В Первую Градскую поедет, на Ленинском, в кардиологию.

– Аааа… что собирать?

– Я помогу… – Мария видела, что Бердянский от стресса впал в ступор и, пожалуй, не справится даже с элементарными вещами. Она по себе знала, как это бывает, и какой космический ужас охватывает, пронзает тело и мозг тысячами ледяных иголок, когда близкий человек оказывается в серьезной – смертельной! – опасности.

Забытая всеми Прошка, по-прежнему крутившаяся возле хозяина, снова замяукала и поскакала в комнату… должно быть, показывала, где хранится одежда и белье.

– Давай я найду для него футболку с трусами, а ты собери пасту, щетку… ну все такое… – обратилась Мария к Бердянскому. – Или лучше наоборот?

– А? Да… давай. А таблетки, таблетки ему там понадобятся ведь, да, док? – вдруг заволновался Павел и, сунув руку в карман куртки, вытащил пузырек с валокордином и блистер с нитроглицерином.

– Берите, не помешают уж точно… – пробасил фельдшер, наблюдая, как медсестра делает укол пациенту и ставит внутривенный катетер для капельницы.

– Готово, Михал Михалыч! Пульс вроде стабилизируется.

– Угум… Так, ну что, трусы-тапки собрали? Давай, друг, дуй к машине, скажи шоферу, пусть носилки несет. И проход освобождаем, молодые люди.

Несколько минут суеты – и Андрей, обколотый и по-прежнему пребывающий не то в обмороке, не то в тяжелом полусне, был погружен в «Скорую помощь». Истошно взвыв сиреной, машина рванула с места и исчезла за поворотом, а в дверях возникла всполошенная консьержка, принялась причитать и выспрашивать, что произошло. Ее появление заставило Марию и Павла поторопиться со сборами, и несколько минут спустя они сами покинули квартиру Андрея.

Мария с неохотой оставила спасительницу-Прошку на попечении тети Вали – она думала, что лучше бы пока забрать котофеишну к себе, но ей было неудобно перед Бердянским, да и консьержка наверняка заартачится…

Теперь следовало бы вспомнить о том, что ее ждет работа, и, если она не явится, хотя бы с опозданием, Вишняускас ее в лучшем случае оштрафует, а в худшем -укажет на дверь. Мария собралась попрощаться с Павлом и получить заверения, что дальше он справится сам, сможет доехать до больницы и уже там спокойно позаботится о друге. Но… это оказалось не так-то просто сделать. Сердце сжималось от жалости, стоило взгляду упасть на сосредоточенное бледное лицо и покрасневшие глаза Бердянского. Он крепился, но с ним явно было не все порядке.

«Переживает за Андрея… а может, вспоминает, как с ним все было тогда…» – подумала она мельком, и, когда он, остановившись у темно-синей «ауди», вдруг спросил:

– Ты со мной? – ответила:

– Да, конечно. Едем.

– Садись. – он распахнул перед ней переднюю дверцу, кинул сумку на заднее сиденье и, сев за руль, вновь замер, как перепуганный зверь, пойманный в капкан. Кое-как совладав с нервами, завел машину и так резко рванул с места, что Марию вдавило в спинку сиденья…

Пока выруливали из переулка на набережную и оттуда разворачивались под мостом на Якиманку, он молчал, но на первом же светофоре вдруг повернулся к ней и, испытующе глядя в глаза, спросил:

– Ты что, правда где-то рядом живешь?

– Да, через два дома… А что?

– Да нет, так… ничего… просто странно это как-то…

– Ничего странного. Мы вчера с ним в магазине столкнулись, и он меня провожать пошел, а заодно показал, где живет, и с Прошкой познакомил. А когда я сегодня на работу спешила, его кошка ко мне прямо из окна бросилась.

– Чего?..

– Честное слово. Увидела меня, выпрыгнула… ну и… вот, спасла своего хозяина, выходит…

– Черт знает что… Мистика какая-то… – он в сомнении покачал головой, шумно выдохнул, снова втопил педаль газа в пол, и машина рванула по Якиманке, то и дело подрезая новенькие иномарки – риск столкновения был вовсе не иллюзорным.

Мария не выдержала:

– Тише ты, Спиди-гонщик!.. Или сам на тот свет торопишься?.. Разобьемся же к…! – крепкое словцо удержалось на губах, но Мария надеялась, что Павел понял.

«Абсолютно без башки мужик…» – хуже всего, что в глубине души ей это даже нравилось. Он весь – от прически до пяток – нравился Марии куда больше, чем позволительно для «приличной женщины», и в замкнутом пространстве машины, где пахло его сигаретами и отличным французским одеколоном, ситуация быстро стала критической.