Я позволил себе набрать воздух в лёгкие и порывисто выдохнуть, стоило им отойти. Теперь не было сомнений: он мне соврал. Даже лёжа на постели в моём доме, продолжал лгать своими дрожащими белыми губами.
Как. Он. Посмел.
Я тоже хорош. Позволил обмануться. Я даже не знал, на кого злюсь больше: на мальчишку или самого себя. Что ещё можно было ожидать от незнакомца? Освальд ведь учил, что нельзя доверять. Никому, кроме себя.
Заставив себя молча проглотить гнев, я пополз по траве в сторону дома. Земля обжигала холодом, но для меня было главным лишь то, что эти люди не заметили моего присутствия.
И только у дома я вновь вспомнил, что предстоит нелёгкий разговор. Вряд ли это закончится чем-то хорошим. Но я был обязан выяснить всю правду. Любым способом.
Когда я зашёл в комнату, увидел его сидящим на кровати. Он смотрел в окно (единственное в доме не заколоченное досками) и крутил в руках зелёный игральный кубик.
– Талисман, – пояснил он, почувствовав мой вопросительный взгляд. – А у тебя тут уютно.
Я слабо кивнул. Бросил на матрас его рюкзак и скрестил руки на груди, стараясь сохранять спокойствие.
– Ничего не хочешь мне сказать?
Повернувшись, он посмотрел на меня с выражением полного безразличия.
– Спасибо.
– Я не об этом. Не хочешь рассказать мне правду? Кто эти люди и почему они преследуют тебя?
– Не понимаю.
– Нет, ты всё прекрасно понимаешь. Я знаю, кого на самом деле ищут бандиты. И я не собираюсь подставляться под удар из-за двуличного мальчишки вроде тебя.
Он потупил взгляд.
– Оу, вот как.
– Это всё, что ты можешь сказать?
– Ну да.
Злость накрыла меня с головой. Неужели он не понимает, какие последствия могут ожидать? Это же не шайка мародёров, а вооружённая до зубов банда!
– В таком случае я просто выкину тебя отсюда. И не стоит меня шантажировать: ты всё равно не знаешь, где находится мой дом. Завяжу тебе глаза и оставлю под деревом. И мне будет плевать, что с тобой станет.
– Что ты хочешь от меня услышать?
– Для начала правду. Вряд ли моё отношение к тебе изменится, но этого будет достаточно, чтобы не выкинуть тебя на улицу с дыркой в ноге. Пока что.
Он подпёр голову рукой и вздохнул, будто я для него назойливая муха, мешающая заснуть.
– Эм… Я просто не узнал их сразу. Да и шантажировать тебя я не хотел – ты сам меня вынудил.
Его слова стали последней каплей. За один шаг я преодолел разделяющее нас расстояние и схватил мальчика за волосы на затылке, заставляя посмотреть мне в лицо. Он пискнул и сжал губы.
– Я не добрый дядя, который будет вечно носить тебя на руках. Ты мне никто, и я ничем тебе не обязан. Не вынуждай меня идти на преступление против совести.
– Отпусти.
– Кто ты такой? На самом деле.
– Не думаю, что ты готов к настолько длинному рассказу.
Как же он меня утомил. Я потянул его с кровати, заставляя упасть на пол. Но, кажется, он даже этого не заслужил. Прикусил губу, кривясь от боли, чтобы не закричать, и подтянул к себе больную ногу, с ненавистью смотря на меня.
– Что дальше? Организуешь пытку? – с вызовом бросил он, лишь бы пристыдить. Но мне не было стыдно.
– Я отнёсся к тебе как к человеку. Это единственное, о чём я жалею.
Не знаю, что в этой фразе заставило его помрачнеть и унять свою невыносимую наглость, но он тут же затих, пряча взгляд.
– Я человек, ясно? Может быть, не очень хороший. Но будь ты на моём месте, поступил бы так же.
– Не думаю.
– А думать и не надо. Если бы все вокруг думали, перед тем как что-то сделать, то может и эпидемия не случилась бы. И ты бы меня не принёс сюда. Застрелил прямо там, в подсобке. Но ты этого не сделал, потому что есть ещё что-то, кроме «думать». Ты поступил по совести. По зову морали. А я не верю морали, потому что постоянно оказываюсь в заднице, вроде этой. Да, я соврал тебе. Но ты и представить себе не можешь, сколько раз меня предавали. Я не хочу, чтобы это повторилось.
Я опустился на стул. Сформулировать ответ на такое душевное излияние было непросто. Он словно рассказал всё, не сказав ничего конкретного. А мне нужно было знать точно. Всю правду.
– Айзек – это ты или твой отец? Если он, конечно, твой отец.
– Нет, нет. Он… просто был близким мне человеком. Я сказал, что он мой отец, потому что…
– Хотел меня разжалобить?
– Когда у тебя нет физической силы, остаётся использовать любую особенность, чтобы выжить.
– Хорошо… То есть ладно, я могу это понять. Но…
– Я не думал, что задержусь в Виллсайле дольше двух дней. Для меня ты был всего лишь первым встречным. Безымянным. Я не чувствую вины. Я привык находиться среди людей, где убийства и ложь – это повседневное явление. Только сейчас я понимаю, что ты другой. Мне странно слышать, когда ты упрекаешь и злишься на это, а не… переходишь к каким-то радикальным действиям? Я не знаю. У меня болит голова и нога, я просто хочу вырубиться и пролежать так до завтрашнего дня. Ты можешь меня выгнать, но… Ты же ведь не хочешь этого, правда? Зачем ты тратил на меня медикаменты, если там, – он указал на окно, – меня убьют. В лучшем случае. Поверь, если ты сдашь меня Джонсону, то тебя в живых тоже не оставят. Я не буду говорить о тебе, но они всё равно поймут. Джонсон этим и отличается от остальных. У него есть голова, и он умеет ей пользоваться. Он не поверит, что я самостоятельно смог обработать рану.
Он уставился на меня так, что по моим рукам и спине пробежали мурашки. Это был взгляд взрослого, сознательного человека, а не того наглого мальчишки с улицы.
– Почему Джонсон ищет тебя? – спросил после короткой паузы.
– Я точно не знаю. Честно не знаю. Дело в Айзеке, но в подробности он меня не посвящал. Теперь, когда он мёртв, спрос будет с меня.
– Даже если они не найдут тебя здесь… Куда ты будешь идти дальше?
– Не знаю. Я просто бесцельно скитаюсь по городам и ищу что-то такое, что я смог бы назвать домом. Пока у меня получается плохо. Может, такое место просто не существует?
Странно, но во мне не осталось и следа злости. Тягучая печаль и капелька любопытства, но точно не злость.
– Меня зовут Алекс, – сказал мальчик. – Ты можешь меня ненавидеть. У тебя есть на это право.