Яркое пламя слепит глаза, но Марианне, похоже, этого и хочется.
– Он не бредил?
– Нет, – резко отвечает Марианна, – передавал тебе соболезнования в связи со смертью нашего сына.
Пауза.
– И это все?
Марианна резко вздыхает. Видимо, она ждет не такого ответа.
– Нет. Еще вот это, – она встает и бросает перед ним на стол конверт.
Герцог хмыкает.
– Не прочитаешь? – спрашивает Марианна.
– Может быть, позже, – отвечает герцог.
– Он просил, чтобы ты его прочитал.
– А там что-то настолько интересное, что мне стоит это читать? – фыркает герцог.
– Не знаю, – огрызается Марианна, – я его не открывала.
– Ну вот видишь… – герцог пожимает плечами.
Марианна качает головой, она подходит к камину и снова смотрит на огонь.
– Мне вот интересно: один твой сын умер, второго ты держишь взаперти как сумасшедшего – и все это не вызывает у тебя ни малейших эмоций? Даже намека на них? – она оборачивается, ее серые глаза горят на осунувшемся лице.
– В моем возрасте, Марианна, эмоций не вызывают и более важные вещи, – парирует герцог.
Марианна хочет что-то сказать, но отмахивается и выходит. Как только за ней закрывается дверь, герцог взламывает печать и разворачивает письмо. Ровным уверенным почерком там написана всего одна фраза.
«Я видел Черного пса, отец».
Герцог долго смотрит на бумагу, потом сминает письмо и бросает его в огонь. На следующий день он сообщает в монастырь Святого Лазаря о своем визите.
***
Карл сидит на подоконнике и смотрит, как монахи пробираются к церкви для молитвы. Их опасения весьма понятны, но в это утро у Карла другие планы – устраивать для них шоу он не собирается. Карл одет в серую рясу, поверх которой завернут в свое старое шерстяное одеяло – конец февраля показывает прощальный оскал зимы, и холод на улице стоит истинно собачий, но Карлу сегодня нужно как минимум неплохо соображать, а от холода его умственные способности лучше не становятся. Монахи впервые за последние два года следуют к заутрене без потерь, но Карл видит, как одна фигура почти у самой церкви разворачивается и быстро бежит обратно. Минут через двадцать Карл слышит, как открывается окошко в двери его комнаты.
– Ваша светлость… – робко начинает Евстафий.
– Да?
– Братья беспокоятся, все ли с вами в порядке.
Карл невольно улыбается. Эти монахи – неплохие ребята. Конечно, они не в восторге, когда их два года подряд во всех смыслах этого слова обливают грязью каждое утро, но стоит этому прекратиться, как они всерьез обеспокоились его судьбой.
– Передай, чтобы не волновались. Со мной все в порядке. И они грязные свиньи. Последнее обязательно передай.
Окошко в двери захлопывается, но Карл готов поклясться, что Евстафий давится от смеха. Хороший он человек, этот Евстафий. Практически единственный человек, с которым Карл общался в последние два года. Когда он выберется отсюда, то устроит так, чтобы Евстафий стал приором монастыря, он сможет справиться с этой должностью, и он этого заслуживает.
Но на сегодня у Карла более важные задачи. Из окна его комнаты виден въезд в монастырь, и Карл ожидает посетителя. Колокол на башне бьет шесть утра, потом семь, потом восемь, девять, десять. Колокол отбивает каждый час, потом обедню, потом вечернюю молитву. Иногда появляется Евстафий и что-то там как всегда гундосит про то, что Карлу нужно поесть, но Карл не обращает на него внимания. Полночь. Монастырский двор пуст, восходит луна, яркая и зловещая в прозрачном зимнем воздухе. Карл кутается в шерстяное одеяло. Неужели он так и не заявится? Не может такого быть… Час ночи. Два часа… И вот во дворе начинается какое-то шевеление. В ворота монастыря въезжает шеренга всадников с факелами. Одного из них Карл узнает сразу – развевающийся плащ, безупречная выправка, прекрасный вороной конь… Карл чувствует укол зависти, сам он никогда так блистательно не выглядел в седле. Не так уж и удивительно, что Марианна все-таки вышла замуж за его отца, а не за него самого. Ну да ладно, Марианна – это дело прошлое, она сама выбрала свою судьбу. Карл видит, как всадники спешиваются, на середину монастырского двора выходит заспанный приор, но герцог даже не останавливается. Он исчезает из вида. Карл поудобнее устраивается на подоконнике. Минут через пятнадцать окошко в двери чуть приоткрывается.
– Он приехал, Ваша светлость, – говорит Евстафий.
– Я видел, – отвечает Карл. – Не задерживай его, он не любит ждать.
Как будто бы Евстафий может задержать Иана Аквинского и при этом сохранить голову на плечах. Карл делает глубокий вдох.
Пять минут спустя он слышит, как отрывается дверь, раздаются шаги, легкие и почти беззвучные. В комнате становится светло – это Евстафий заботливо принес подсвечник. Потом дверь закрывается. Карл не оборачивается, ждет, пока герцог заговорит первым. Он снова слышит шаги, герцог начинает ходить по комнате, подходит к столу, потом к куче книг, сваленных в углу. По поводу последних Карл испытывает некоторые угрызения совести. Он знает, что в углу его комнаты лежит почти вся библиотека монастыря, и что не без его помощи эта библиотека выглядит весьма потрепанной. Шаги приближаются – герцог Аквинский встает у него за спиной.
– Красивый вид, – наконец, говорит он.
Какой там вид? Только тьма, да проклятая луна…
– Летом лучше, – отвечает Карл.
Он все-таки оборачивается. Отец стоит, опершись рукой о стену. Карл не видел его больше двух лет, но герцог Аквинский совершенно не изменился: темные волосы, красивое смуглое лицо и яркие зеленые глаза – пожалуй, единственное, что безошибочно указывает на их родство с Карлом. Герцог садится на стул у стола. Карл свешивает ноги с подоконника, кутается в свое одеяло. Герцог невольно смотрит на его босые ступни с посиневшими ногтями. Карл прекрасно понимает, что он сейчас видит перед собой: заморенный голодовкой человек с ввалившимися глазами, серым лицом и половиной выпавших волос на голове. Как бы Евстафий ни пытался привести его в порядок – это почти невозможно. Чудо, что еще все зубы на месте. Карл ждет, он не хочет первым начинать разговор.
– Не хочешь поужинать со мной? – спрашивает герцог.
– Не очень, – отвечает Карл, – обычно во время званых ужинов меня привязывают к стулу, чтобы я не заколол гостя ножом.
– Сегодня мы попробуем обойтись без ремней, – герцог поднимается и стучит в дверь.
Та тут же распахивается, и в дверном проеме появляется Евстафий.
– Ужин, – поясняет Карл.
Евстафий отходит в сторону и делает приглашающий жест. Герцог выходит, Карл спрыгивает с подоконника и идет за ним.
– Вы бы обулись, Ваша светлость, – чуть слышно говорит Евстафий.
– А где его сапоги? – спрашивает герцог.
Карл усмехается и смотрит на обалдевшего монаха. Нужно было предупредить, что у его отца слух как у кошки.
– Я выкинул их в окно, – отвечает Карл.
– Зачем?
– Я каждое утро устраиваю местной братии чтение святых писаний, иногда они не очень охотно слушают, так приходится по мере возможности применять силу.
Герцог разворачивается и смотрит на Евстафия.