Чужак в стране чужой

– Ну… А откуда он звонил? Ох, не сочтите за назойливость, но…

– Да нет, мисс Бордман, что вы. Только он не звонил, это был факс, отправленный со станции Паоли в Филадельфии.

Пришлось этим и удовольствоваться. В столовой Джилл еле притронулась к еде. Ну чего тут волноваться, уговаривала она себя. Ничего там такого не случилось… да и вообще, не втюрилась же ты в этого дурачка?

– Джилл, очнись! Ты слушаешь меня или нет?

Джилл подняла глаза и обнаружила рядом с собой Молли Уилрайт, диетолога отделения.

– Извини. Я задумалась.

– Так я говорю, с каких это пор на вашем этаже пациентов из богадельни размещают в палатах-люкс?

– С чего ты это взяла?

– А разве Ка-двенадцать не на вашем этаже?

– Ка-двенадцатая? Да о какой же ты благотворительности? Старушка, которую туда положили, настолько богата, что позволила себе заказать круглосуточное дежурство личного врача.

– Чушь! Или на нее вдруг свалилось огромное наследство. Последние семнадцать месяцев она провела в психиатрической клинике бесплатного дома для престарелых.

– Путаница тут какая-то.

– Только не моя, в своем хозяйстве я не допускаю никакой путаницы. У этой пациентки были очень хитрые указания – полное отсутствие жиров, потому что ей удалили желчный пузырь, длинный список продуктов, к которым у нее аллергия, да плюс еще лекарства, скрытые в пище. Ты уж мне поверь, каждый диетический стол так же индивидуален и неповторим, как отпечатки пальцев. Ну, пока, девчонки. – Мисс Уилрайт встала. – Мне пора. Эх, жаль, не дают мне в нашей столовой развернуться. Прям свинарник здесь устроили.

– О чем это Молли? – поинтересовалась одна из медсестер.

– Да так, ерунда. Она все перепутала.

Мелькнувшую было мысль, а не поискать ли Смита по назначенной ему диете, Джилл сразу же отбросила – быстрее, чем за сутки, все кухни не обследовать. Бетесдинский медицинский центр начинался с флотского госпиталя, в те незапамятные времена, когда основной театр военных действий разворачивался в океанских просторах; уже в те годы больничный комплекс был огромен, а потом, после передачи Министерству здравоохранения, образования и социального обеспечения, расширился еще больше. Теперь же медицинский центр принадлежал Федерации и превратился в нечто похожее на средних размеров город.

А с миссис Банкерсон и вправду что-то не так. В медицинском центре лечились пациенты всех сортов – правительственные, частные и благотворительные, но этаж, на котором работала Джилл, принимал обычно только сенаторов Федерации и прочих важных чиновников, которых обслуживали по высочайшему классу; частный пациент был тут в диковинку.

Может быть, миссис Банкерсон сунули к ним просто потому, что часть больницы, отведенная для платных пациентов, полна под завязку? Да, наверное.

Но вскоре все эти мысли вылетели из головы Джилл – надо было оформлять и размещать новых пациентов, бегать приходилось не переставая, а тут еще потребовалась кровать с электроприводом. Можно было, конечно, заказать по телефону, но пока там что доставят из подвального склада, расположенного в противоположном конце корпуса. Неожиданно Джилл вспомнила, что как раз такая кровать, приписанная к палате К-12, стоит в соседней пустующей комнате, на ней еще охранники сидели. Судя по всему, кровать вынесли из палаты, когда для Смита потребовалась водяная.

Возможно, она так там и стоит без дела, пыль собирает, хотя за ее аренду отделение должно платить. Кроватей с электроприводом вечно не хватало, а стоили они в шесть раз больше обычных больничных коек. Вообще-то, о рациональном использовании оборудования должен заботиться завхоз, но Джилл не любила напрасной расточительности и старалась без нужды не увеличивать накладные расходы своего отделения. К тому же, не нужно будет тратить времени на ожидание.

Но дверь комнаты не только оказалась запертой, но еще и не поддавалась ключу; сделав в уме заметку сказать слесарю, чтобы починил замок, Джилл направилась в вахтенную клетушку.

Сегодня здесь сидел тот же самый, что и вчера, доктор Браш – не штатный работник больницы и не интерн, он был, по его же собственным словам, приглашен доктором Гарнером специально для наблюдения за миссис Банкерсон.

– Мисс Бордман! – обрадовался доктор Браш. – Вот вас-то мне и надо!

– А почему же вы не позвонили? Как там ваша пациентка?

– В полном порядке. – Врач мельком взглянул на экран. – Это я не совсем в порядке.

– Что с вами?

– Да так, ерунда, просто нужно минут на пять отлучиться. А моего сменщика пока нет. Сестра, сделайте одолжение, посидите тут за меня, только чтобы об этом никто не знал. Очень вас прошу.

– Конечно. Дайте только я позвоню своей напарнице и скажу, где меня при случае искать.

– Нет, нет! – обеспокоенно замотал головой врач. – Просто запритесь здесь и не открывайте, пока я не постучу «Дай закурить».

– Хорошо, сэр. – Все это вызвало в Джилл некоторое сомнение. – А что делать с вашей пациенткой?

– Ровно ничего, просто сидите здесь и смотрите на экран. Не нужно ее беспокоить.

– А если с ней что-нибудь произойдет, где тогда вас искать? В курилке?

– Нет, мне бы до ближайшего туалета поскорее добраться. Так вы посидите, да?

Он велел Джилл запереть дверь на ключ и выскочил из комнаты. Джилл посмотрела на телевизионное изображение спящей старушки, а затем пробежала глазами по шкалам приборов. Все в полном порядке – и пульс, и дыхание, и давление, и что угодно. А дежурство – словно при умирающей, и зачем это, спрашивается?

А не посмотреть ли самой, стоит в гостиной эта кровать или не стоит? Конечно же, такая самодеятельность резко противоречит указаниям Браша, но Джилл была уверена, что не разбудит пациентку, годы работы в медицине научили ее ходить абсолютно бесшумно. И эти же годы научили: совсем не обязательно так уж беспрекословно слушаться врачей, главное, чтобы они ничего не знали.

Осторожно открытая дверь даже не скрипнула. Миссис Банкерсон спала типичным глубоким сном очень старого, близкого к маразму человека. С кошачьей бесшумностью Джилл пересекла палату и подошла к ведущей в гостиную двери; слава богу, хоть этот замок исправен.

Кровать стояла на прежнем месте, но Джилл сразу про нее забыла – против всяких ожиданий, в комнате находился человек.

Сидевший в кресле Смит поднял голову, отложил большую детскую книжку с картинками и расплылся в лучезарной младенческой улыбке.

У Джилл подкосились ноги. Валентайн Смит – здесь? Как же так, его же перевели, в журнале есть четкая, недвусмысленная запись.

И сразу – вихрь воспоминаний и кошмарных догадок… липовый «Человек с Марса» на стереоэкране… старушка, каждую секунду готовая умереть, а тем временем иссохшим своим телом прикрывающая никому не известный факт, что тут есть и второй пациент… наружная дверь гостиной, не поддающаяся ключу… Дальше все понятно: глубокая ночь, накрытая простыней тележка, и кто там догадается, что в морг увозят не один труп, а два?

А потом Джилл охватил парализующий волю ужас: сама того не желая, она узнала смертельно опасный секрет.

– Брат по воде! – радостно сказал Смит, неловко поднимаясь из кресла и протягивая ей руки.

– Здравствуйте. Э-э… как вы себя чувствуете?

– Очень хорошо. Я очень счастлив. – Он издал еще какие-то странные сдавленные, кашляющие звуки, умолк, поразмыслил и медленно произнес: – Ты здесь, мой брат. Тебя не было. А теперь ты здесь. Я пью тебя глубоко.

Джилл стояла в полной растерянности; странное, размягчающее душу тепло, исходившее от этого человека, мешалось с леденящим ужасом – а что, если они узнают? Смит ничего этого не замечал.

– Видишь? Я хожу! Я стал крепче. – Он прошел несколько шагов, а затем остановился, обессиленный, но торжествующий.

Джилл заставила себя улыбнуться.

– Ах, какие мы молодцы! Так и надо, набирайся сил. А мне пора – я на секунду забежала, поздороваться.

– Не уходи! – обеспокоился Смит.

– Но я очень спешу!