Канатная плясунья

После того, как леди Маргарет уехала, Телор еще долго сидел на поляне. Он понимал, что оказался в очень неприятном положении и тучи над его толовой еще только начали сгущаться. Если леди Маргарет будет все так же страстно желать его, в голову ей вполне может прийти мысль, что всему этому беспокойству можно положить конец, убив его, тогда он будет уже вне досягаемости. Может быть, Дери и на самом деле не так уж глуп и ему, действительно, стоит прекратить заигрывать с благородными леди. Будь у него своя женщина, он, наверняка, не смотрел бы на других с таким вожделением... И при мысли об этом перед Телором тут же вновь возникло лицо Кэрис, но он вспомнил и то, как сжалась она в комочек, притянув колени к подбородку и, словно защищаясь, обхватила их руками, когда поняла, чего он хочет.

...За эти несколько дней Кэрис много передумала, но так и не пришла ни к какому решению. Она понимала, что не хочет при соединяться ни к одной труппе, выступающей в замке Коумб, но еще больше боялась оставаться с Телором, особенно после того, как подслушала его разговор с Дери. Новость о том, что знатная леди готова, рисковать своим положением ради встреч с Телором, только усилило интерес Кэрис к нему. И теперь, хотя она называла себя дурой и старалась выбросить из головы мысли о менестреле, они неизбежно возвращались к ней. Девушка то и дело ловила себя на том, что придумывает слова, которые могла бы сказать Телору, представляет, что дотрагивается до него, ласкает, даже лежит в его объятиях. А это было глупо и опасно.

Кэрис прекрасно понимала, что нет никаких причин откладывать принятие решения и дальше. Ее синяки и ссадины зажили, лодыжка уже не болела и, когда Телор ускакал вслед за той леди, Кэрис смогла уже немного потренироваться. В тот день в конюшне не было ни лошадей, ни конюхов, и Дери, только что вернувшийся из замка и выглядевший довольным, как кот, забравшийся в сливки, согласился отвести одного оставшегося конюха за конюшню и чем-нибудь занять его.

Следующий день после свидания Телора со знатной леди выдался дождливым, и менестрель с Дери провели его в замке. Кэрис же, как только Дери отправился к Телору, выскользнула из конюшни, чтобы познакомиться со второй труппой, но эти артисты показались девушке даже менее привлекательными, чем те, из первой труппы. И все-таки, находясь среди них, Кэрис могла позволить себе открыть волосы, снять тунику и как следует размять свое тело. Никто в этой труппе не интересовался, почему на ней одежда мальчика, да и вела она себя, как самый настоящий мальчишка; для такой маскировки существовало довольно много вполне убедительных причин, взять хотя бы простой страх перед непристойными желаниями знатных лордов, и все это достаточно хорошо понимали. Но артисты этой труппы удивились сложности и отточенности упражнений, выполняемых Кэрис для разминки. Это еще больше ухудшило впечатление девушки от труппы, потому что ей всегда казалось, что действительно хорошие артисты должны все свободное время посвящать тренировкам.

Когда Кэрис отправилась опять в конюшню, она заметила, что запах, на который она старалась не обращать внимания, на самом деле исходит от нее самой. Девушка с беспокойством осмотрела свою тунику, но на ней не было никаких следов грязи, и тогда Кэрис поняла, что все дело в ее рубашке, от которой исходил запах ее собственного пота. Вчера, позанимавшись, она так и не вымылась, и спать ей пришлось в одежде, потому что Дери, постелив солому, устроил свою постель рядом с ней. Кэрис понимала, что сделал он это только для ее защиты от посягательств тех конюхов, оруженосцев и слуг, которые предпочитали спать в конюшне, а не под открытым небом. И все же, не желая рисковать, Кэрис не сняла с себя даже тунику. Поэтому ее одежда не проветрилась, а после сегодняшней тренировки запах, исходивший от нее, стал еще более тяжелым.

От большинства мужчин и женщин, наводнявших внешний двор, пахло еще хуже, но Кэрис знала: как не нравится это Телору, и, к своему удивлению, девушка решила, что и ей этот запах неприятен. Ей нужно было как можно быстрее выстирать или, по крайней мере, проветрить рубашку. А для этого нужно взять свою старую сорочку, чтобы переодеться. Она знала, куда Телор положил ее сорочку, но годы недоверия и подозрения многому ее научили, и девушка не осмелилась даже притронуться к седельным сумкам Телора. Даже умирая от голода, она ничего не взяла бы ни у Телора, ни у Дери, но не была уверена, что они верят в это.

Кэрис пробовала найти Дери, но с тех пор, как сегодня утром вышел из конюшни, он там больше не появлялся – ему ведь незачем больше о ней волноваться. Он знал, что и на внешнем дворе, и в деревне рядом с замком любой мог бесплатно съесть и выпить все, чего душа пожелает. На огромных, сделанных на скорую руку вертелах, поджаривались целые говяжьи, бараньи и свиные туши, от которых каждый мог отрезать или просто оторвать понравившийся кусок. Повсюду громоздились целые горы черного хлеба и огромные бочки с пивом. Рабы и оруженосцы могли напиться, проспаться и так по нескольку раз в день, но, к счастью, никто подолгу не задерживал свой взгляд на Кэрис, которая опять сделала свое лицо «уродливым».

Когда же долгий летний день стал близиться к концу и повсюду принялись тушить факелы, Кэрис решила лишний раз не испытывать судьбу и вернуться в свой укромный уголок конюшни, ей вспомнилась старая пословица, что ночью все кошки серы.

Она принесла с собой изрядное количество мяса, хлеба и целый кожаный мешок пива – девушка подумала, что Дери мог быть слишком занят и не успеть поесть. Вернулся карлик очень поздно. Празднование свадьбы длилось почти всю ночь сначала в зале, а потом и в шатрах во внутреннем дворе и закончилось намного позже того, когда молодая пара отправилась на брачное ложе. Телор попросил Дери остаться, чтобы собрать подарки, которые он заработал пением, и обойти тех гостей, которые хотели пригласить менестреля к себе. Дери страшно устал, поэтому он отказался от еды, которую ему предложила Кэрис, и раздраженно спросил, почему она сама не вынула из сумки свою сорочку, если она ей так понадобилась.

– Как же я могу открыть ваши с Телором сумки без разрешения? – срывающимся от волнения голосом ответила девушка, отказываясь верить в то, что сказал ей карлик.

– Но теперь-то ты можешь это сделать? – проворчал карлик, снимая с себя тунику и нащупывая в темноте большой пук соломы, служивший постелью. Разровняв и разделив ее на две части для себя и Кэрис, он положил свою тунику рядом, рухнул на это импровизированное ложе и натянул на себя одеяло.

Кэрис какое-то время постояла в нерешительности и пришла к выводу, что лучше открыть сумку Телора сейчас, пока Дери здесь. Открыв сумку, она на ощупь нашла свою сорочку, закрыла сумку и положила ее опять у изголовья Дери. Поколебавшись еще немного, девушка сняла с себя тунику и положила ее рядом с одеждой Дери. Со стороны карлика не доносилось ни малейшего шороха, было непохоже, что он наблюдает за Кэрис, к тому же в конюшне царила полная темнота, и, повернувшись к Дери спиной, Кэрис быстро сняла с себя рубашку, надела сорочку и улеглась, завернувшись в одеяло. Но Дери не спал, хотя и лежал с закрытыми глазами. Он не мог уснуть из-за того, что чувствовал себя виноватым перед девушкой за свою грубость.

– Ты правильно сделала, решив подождать нашего разрешения, – сказал он наконец. – Прости, что я так ответил тебе, Кэр... Кэрон, – потом он улыбнулся в темноту, придумав, как можно разрядить обстановку, не прибегая к разным, наводящим на размышления намекам. – Завтра состоится турнир, и я должен буду присутствовать на поле вместе с Телором, но прежде, чем уйти, я принесу тебе кое-что, чтобы ты постирала свою рубашку. Я принесу тебе мыло, уж оно куда лучше золы.

Мыло. Кэрис еще раз повторила про себя это слово, она чувствовала, что уже когда-то слышала его, но не могла связать его ни с чем, что ей доводилось видеть. Это так озадачило девушку, что даже после того, как раздался храп Дери, она еще долго не могла уснуть, пока, наконец, не вспомнила. Глаза ее широко раскрылись, и она едва сдержалась, чтобы не затормошить Дери и не поблагодарить его. Кэрис вспомнила, как четыре или пять лет тому назад она, действительно, слышала это слово. Они были тогда в Солсбери, и Морган велел ей отнести прачке костюмы для выступлений. И именно прачка употребила тогда это слово в присутствии Кэрис. Увидев костюмы, она сморщила нос и сказала:

– Для этих вещей, определенно, потребуется мыло.

И спустя два дня Кэрис забрала у прачки удивительно чистые, пахнущие свежестью вещи. Но, возможно, это совсем не то, о чем она думает. Лучше подождать и убедиться, стоит ли так радоваться.

Когда на следующее утро Кэрис проснулась, Дери уже ушел, и, убедившись, что в конюшне, кроме нее и мула, никого нет – исчезли даже Тейтиур и Шуэфут, – девушка почувствовала себя бесконечно несчастной и обманутой. Кэрис лежала неподвижно, размышляя о том, что никто не запрещал ей быть на турнире и, значит, она вполне могла привязать сложенное одеяло к спине Дорализа и последовать за всеми. Но тут она вспомнила, что Морган никогда не соглашался выступать там, где проходили турниры. Он говорил, что артистам там делать нечего – людей слишком опьянял вид крови и страданий, и они уже не находили удовольствия в менее возбуждающих представлениях. К тому же слишком многим из них хотелось присоединиться к участникам турнира, и они не видели ничего плохого в том, чтобы разорвать на части пару-тройку незнакомцев. Морган раньше времени встретился со смертью не потому, что был не прав, а потому, что сам не следовал своим правилам. Кэрис совсем не хотелось повторить его судьбу.

Она с радостью отправилась бы на поле с Телором и Дери, но одной ехать туда страшновато.

Кэрис медленно села и невольно вздрогнула, когда на ее колени упал небольшой мешочек, лежавший до этого на груди. Чувство одиночества мгновенно исчезло – Дери не забыл о своем обещании. Проворными пальцами девушка развязала бечевку и приоткрыла мешочек. Он был наполнен желтой, странно пахнущей густой массой. Кэрис села и решила прежде всего позавтракать тем, что припрятала накануне вечером, а затем заняться стиркой.

И все-таки ей пришлось порядком понервничать и позлиться, прежде чем она поняла, как пользоваться этим самым мылом. Для того, чтобы разгадать эту тайну, девушке потребовалось целое утро, но потом до нее дошло, наконец, что нужно просто нанести мыло на те места, которые требовалось отстирать, добавить воды и потереть. Кэрис несказанно обрадовалась, что в конюшне никого, кроме нее, больше не было. Значит, она может преспокойно постирать рубашку и вымыться сама, сэкономив тем самым драгоценное мыло. И когда Кэрис справилась со всеми делами, мешочек остался еще более чем наполовину наполненным. Все дело в том, что, намылив рубашку, девушка натерла ею и свое тело, а в воде, в которой полоскала рубашку, попыталась хоть немного оживить поблекшие краски своего платья для выступлений.

Но, к сожалению, ей пришлось признать, что это невозможно. Платье было не новое. Время, а потом еще и зола, в которой стирала его хозяйка пивной, сделали свое дело. Но кое-где платье сохранило свой прежний цвет, и в целом это было все то же короткое платье с несколько неровным подолом и длинными разрезами на юбке, из-за которых, наверное, хозяйка пивной решила, что носить это платье уже нельзя, хотя разрезы были сделаны специально, чтобы Кэрис могла свободно передвигаться по канату, позволяя зрителям любоваться ее то и дело мелькавшими соблазнительными ножками. Но на спине платье сильно порвалось. Подумав немного, Кэрис осторожно обрезала ножом рваные края, от этого дырки стали еще больше, но зато с ровными краями. Теперь от спинки почти ничего не осталось, но все-таки этого оказалось вполне достаточно, чтобы платье хоть как-то держалось на ней. Кэрис решила, что не будет ничего страшного, если сквозь дырки на спине будет видна сорочка. На худой конец она может совсем отрезать лиф платья от юбки и носить юбку отдельно.

Во дворе было так тихо и безлюдно, что Кэрис решила воспользоваться этой возможностью и вывесить рубашку и платье на столбик у колодца, чтобы высушить их на солнце. Она приготовилась сказать, если ее вдруг спросят о платье, что постирать его ей велел Дери. А низшие по рангу слуги не задают вопросов старшим. Выбежав несколько раз во двор, чтобы проверить, не высохли ли вещи, Кэрис, в конце концов, сказала себе, что они никогда не высохнут, если она будет сидеть и ждать этого.

Поэтому девушка принялась рассматривать двор более внимательно. Он оказался таким же пустым, как и конюшня, и девушка решила проверить, достаточно ли зажила ее лодыжка для танцев и упражнений. К тому же ей не хотелось, чтобы Телору и Дери стало известно о ее выздоровлении. В первый же вечер их пребывания в замке Дери дал ясно понять, что ей стоит попытаться здесь подыскать себе труппу. Поэтому девушка и цеплялась за малейшие предлоги, ни Телор, ни Дери не должны догадаться, что она уже в форме, она очень боялась, что не выдержит расставания. Кэрис прикусила губу. Это так глупо. Глупо! Если она останется с Телором, то, определенно, совершит ошибку. Он решит, что девушка просто хочет завлечь его. Что же тогда ей делать? Не найдя ответа на этот вопрос и не собираясь осматривать двор более тщательно, Кэрис взобралась на верхнюю жердочку забора, протянувшегося из одного угла двора к крепостной стене и огибающего большой сарай. Для начала она пробежалась по жердочке, чтобы проверить, не прогибается ли она и не качается ли забор. С лодыжкой все было в порядке, но, приступив к исполнению своего обычного номера, девушка недовольно сморщилась. На этой жердочке выполнить его не составляло никакого труда – забор не качался и не прогибался под ее тяжестью, к тому же он гораздо шире каната.

И все же Кэрис тщательно проделала все, что делала на канате: сначала она медленно, как бы нерешительно, прошлась, потом в конце жердочки нарочно слегка зашаталась и прильнула к воображаемой стене, дереву или столбику, изобразила на своем лице испуг от опять-таки воображаемых угроз своего партнера, якобы стоящего внизу, потом быстрыми скользящими шажками девушка направилась обратно на середину «каната», и тут начинался танец – сначала медленный, с раскинутыми в стороны руками, словно Кэрис с трудом пыталась удержать равновесие, затем темп ее танца постепенно ускорялся, она делала два шага в одну сторону, два в другую, скользила, замирала на месте, потом быстро поворачивалась, балансируя на одной ноге и глядя в другую сторону, после этого Кэрис наклонялась, бралась руками за канат, глядя уже вперед. Это было легко сделать на заборе, но как трудно на канате, который обычно к этому моменту уже ослабевал и прогибался еще сильнее. Держась руками за канат, Кэрис медленно-медленно, стараясь, чтобы канат не качался, отрывала ноги от каната, делала стойку на руках, затем опускала ноги, изгибаясь колесом, и осторожно ставила их на канат. Тут наступал самый рискованный момент в номере – руки Кэрис выпускали канат, и она должна была выпрямиться.

Выпрямившись, Кэрис легко бежала к одному концу каната, словно желая скрыться, но опять воображаемые угрозы снизу заставляли ее вернуться на середину. Она вновь танцевала, подскакивая на месте и кружась, садилась на канат, сильно раскачиваясь и, в конце концов, словно выполняя приказание снизу, снова наклонялась и бралась руками за канат, повторяя кувырок несколько раз подряд. Но сейчас, находясь на заборе, Кэрис просто стояла на руках. На канате же она делала вид, что падает, и улыбалась, слыша пронзительные крики и вздохи перепуганных зрителей, решивших, что она сейчас разобьется. Но Кэрис лишь кувыркалась на канате снова и снова, пока, наконец, ноги ее нащупывали канат, и она выпрямлялась в полный рост.

На заборе девушка вместо этих кувырканий сделала несколько подскоков на руках, это было тоже сделать совсем не просто, так как ладони ее еще не совсем зажили. Потом Кэрис просто побежала к концу забора и изящно спрыгнула вниз. После этого снова забралась наверх и проделала этот номер еще дважды. Кэрис так увлеклась своими упражнениями, что совсем не замечала трех мужчин, наблюдавших за нею, пока, наконец, Джорис Джагла не окликнул ее:

– Ты делаешь это на канате?

Хотя Кэрис и вздрогнула от неожиданности, но с забора не упала. Закончив стойку на руках, она выпрямилась и уставилась на говорившего.

– На хорошо натянутом канате я делаю это все. Если же он натянут слабо – стойку на руках уже не делаю, поэтому просто продолжаю танцевать и заканчиваю свой номер перекатываниями. Но когда-нибудь я все-таки выполню все, слабо будет натянут канат или туго, не будет иметь никакого значения. У меня много всяких трюков, но...

– Как высоко натягивают для тебя канат? – спросил Джорис.

– Это зависит от того места, где я выступаю.

– А как часто ты выступаешь?

Пожав плечами, Кэрис спрыгнула с забора.

– Один раз перед обедом, один – после, и потом еще два раза. Когда становится темно, я не танцую. В этом нет никакого смысла. Если канат натянут низко, чтобы его могли осветить факелы, это уже не вызывает у зрителей волнение и страх. Но я хорошая артистка. Могу сыграть мальчика, могу – знатную леди. Покажи мне любого, и я смогу его изобразить.

Джорис медленно кивнул головой.

– Я помню, когда ты приходила с карликом, ты говорила совсем по-другому.

– Я говорила так, как он, – согласилась Кэрис.

Ее глаза были устремлены на Джориса, но тем не менее она поглядывала на одного из его спутников, который привлек внимание девушки тем, что, крадучись, начал пробираться к той части двора, где в саду раскинулись яркие и богатые шатры лордов. Человек заметил, что девушка смотрит в его сторону, но это не остановило его, ему просто не пришло в голову, что она способна как-то ему помешать. И осторожность он соблюдал только для того, если вдруг за ним наблюдает кто-нибудь еще. Но именно Кэрис вмешалась.

– Эй ты! – закричала она, сделав вид, что идет к нему, но на самом деле остановившись у открытой двери конюшни. – Что ты делаешь здесь, на территории верхнего двора, и зачем направляешься к шатрам лордов? Если вы сейчас же не уберетесь отсюда, вы все, я расскажу о вас слуге менестреля.

– Это не твое собачье дело! – огрызнулся Джорис, делая движение, чтобы схватить девушку.

Но Кэрис, предугадавшая его намерение, была уже в конюшне, откуда раздался ее злой, издевательский смех. Если эти люди так сразу решились ей угрожать, значит, пришли они сюда с одной целью – воровать. В любой другой ситуации Кэрис даже не задумалась бы над происходящим, ее не беспокоило бы ни то, что они воруют, ни то, что их могут поймать и повесить. Сейчас же девушка была уверена – в воровстве обвинят именно ее, если она не остановит этих людей. И ей не поможет даже то, что у нее не найдут ничего из украденного. Кроме того, обвинение может пасть на других, ни в чем не повинных артистов. И поскольку у нее оставалось достаточно времени, чтобы спрятать украденное, ее наверняка заставят отвечать, куда она все спрятала, невзирая на те объяснения, которые она сможет пролепетать. Несомненно, лорд обыщет и других артистов, но Кэрис знала – она сама к тому времени будет либо мертва, либо искалечена и, если даже выяснится, что она говорила правду, для нее все уже будет кончено.

Когда мужчины заскочили вслед за Кэрис в конюшню, она уже успела вскарабкаться по столбу и усесться на перекладине под крышей. Ее все еще разбирал смех. Самый маленький из мужчин, наверное, акробат, стремительно вскарабкался туда же, но Кэрис с легкостью перескочила на соседнюю перекладину. Акробат, уже решивший, что поймал девушку, спустился вниз, проклиная ее. Он понял: преследовать ее бесполезно.

– Безмозглые идиоты, – крикнула вниз Кэрис. – Только в ваши пустые головы могла прийти мысль о воровстве здесь, в замке! Менестрель опасался, что ему придется расстаться с жизнью, если он опоздает хоть на час. Хозяин замка сначала вешает и подвергает пыткам, и лишь затем думает, правильно ли он сделал, если вообще думает. И я не собираюсь из-за вашей жадности совать в петлю свою голову.

Но все-таки они не сдавались. Продолжали выкрикивать угрозы и проклятия, потом Джорис жестом велел всем замолчать.

– Не будь дурой, – он пожал плечами и улыбнулся. – Каким бы свирепым ни был этот лорд, он не сумеет обвинить нас. Потому что, как и все остальные, мы присутствовали на турнире. Ну же, спускайся вниз и обещай держать язык за зубами, а каждый из нас поделится с тобой своей долей добычи.

– Обещания артистов! – насмешливо воскликнула Кэрис. – Всю свою жизнь я была артисткой и знаю, чего от вас ждать, – по крайней мере, ничего хорошего, это точно, – и, невольно желая отделаться от Джориса и ему подобных, она снова заговорила языком Телора. – Что бы вы ни говорили и что бы ни делали, я все равно расскажу менестрелю, что видела вас в верхнем дворе, он же, без сомнения, поведает об этом лорду. И, если у вас осталась хоть капля разума, вы вернетесь к своей труппе и немедленно покинете территорию замка. Вы немного от этого потеряете. Завтра отсюда уедут все. Если обнаружится, что ничего не украдено, вас никто не будет преследовать, и вы сможете и впредь выступать в этом замке. Если же пропадет хоть какая-нибудь вещь – лорд достанет вас даже из-под земли. Этого же опасался и менестрель, когда боялся не попасть в замок в назначенный день.

– Проститутка! Шлюха! Дерьмо собачье! – кипятился Джорис. – Спускайся вниз, а не то тебе не поздоровится. Мы подождем, пока ты спустишься, и укокошим тебя. Долго ты там не просидишь.

Вместо ответа Кэрис просто улеглась на перекладину и невинным голосом поинтересовалась, сколько они собираются этого ждать. И как они смогут это объяснить, если их обнаружат в верхнем дворе и узнают, что они собирались схватить мальчика, приехавшего с менестрелем. Говоря это, Кэрис видела, что Джорис просто пытается отвлечь ее внимание, двое же других карабкаются по столбам, собираясь окружить ее и загнать в ловушку. Но девушка лежала, не двигаясь, и с презрением наблюдала за их попытками. Пусть Джорис думает, что она полная идиотка и ничего не замечает. Еще раз грязно выругавшись, Джорис сам полез на столб.

В самый последний момент, когда спутники Джориса забрались на перекладины по обеим сторонам от Кэрис, девушка, легко вскочив, перепрыгнула на соседнюю перекладину, пронесясь всего в нескольких дюймах от протянутой руки Джориса. Она знала, что в его труппе нет канатоходцев, и сразу же заметила, что никто из мужчин не осмеливается стоять прямо, не цепляясь руками за столбы, на которые опиралась крыша. Кэрис пришло в голову, что она может продержать здесь этих воришек, пока не придут конюхи. Тогда их непременно схватят и бросят в темницу. Но, хотя ей не нравились эти люди, она не хотела, чтобы их засекли до смерти или искалечили, поэтому перескочила на ту перекладину, где стоял наиболее смелый из них – акробат. Тот попытался схватить ее, но девушка, ловко увернувшись от его правой руки, ударила мужчину по ноге, стараясь сбить с перекладины. Акробат дико завизжал и обеими руками ухватился за столб.

Кэрис вытащила нож и, угрожающе размахивая им, стала медленно приближаться к мужчине, приговаривая неприятным, режущим слух шепотом, стараясь, чтобы голос звучал как можно более безумно и чтобы ее услышали все трое: