Падди Кларк ха-ха-ха

Она пыталась выставить нас из туалета, а мы ждали, когда мышонок выплывет.

– Вы о чем? – переспросил папка.

– Мышей, – повторила ма и кивнула на Синдбада. – Олени испугаются мышей.

– Это правда, – кивнул па.

– Ну, пойдемте, мальчики.

– Я в туалет хочу, – решил Синдбад.

– А мышь тебя укусит за попу, – сказал я.

– А мне по-маленькому! Я по-маленькому умею стоя.

– А мышь тебя за пипиську.

Мама с отцом уже спускались по лестнице.

Синдбад стоял слишком далеко и обмочил сиденье и пол.

– А Фрэнсис сиденье не поднял! – крикнул я.

– Поднял! – Синдбад грохотнул сиденьем об бачок.

– Только сейчас!

Родители не поднялись к нам. Синдбад вытер сиденье рукавом. Я дал ему пенделя.

– Если Земля вращается, почему не вращаемся мы? – спросил Кевин.

Мы лежали в высокой траве на сплющенных коробках и смотрели в небо. Трава оказалась сырая-пресырая. Я знал ответ, но промолчал. Знал ответ и Кевин, потому и спрашивал. Это было понятно по голосу. Я никогда не отвечал на вопросы Кевина. И вообще никогда не спешил с ответом, и в школе всегда давал ему возможность ответить первым.

Самая лучшая из прочитанных мною историй была об отце Дамиане и прокаженных. До того, как стать священником, Дамиана звали Йозеф де Вёстер. Родился он в 1840 году в местечке Тремелоо, в Бельгии.

Мне были нужны прокаженные.

Когда отец Дамиан был маленький, его звали Йеф, и он был толстый. Взрослые пили темное фламандское пиво. Йозеф хотел стать священником, а отец ему не позволял. Но он все равно им стал.

– Сколько платят священникам? – спросил я.

– Слишком много, – ответил папка.

– Тихо ты, Падди, – шикнула на него ма. – Им вовсе не платят, – обратилась она ко мне.

– А почему?

– Трудно объяснить… – начала мамка. – Ну, это слишком сложно… У них призвание.

– Как это?

Йозеф де Вёстер вступил в конгрегацию[27 - Конгрегация – в католицизме объединение монастырей, следующих одному уставу.] Святых Сердец Иисуса и Марии. У священника, который основал конгрегацию, была жизнь полная удивительных спасений и захватывающих приключений во время французской революции. Ему грозила гильотина. Когда настала пора взять новое имя, Йозеф назвался Дамианом в честь мученика первых веков христианства. Сначала он был брат Дамиан, а потом стал отец Дамиан. Он поплыл на Гавайи. Капитан решил пошутить, натянул поперек линзы телескопа волосок и дал отцу Дамиану посмотреть. И сказал, что это экватор. Отец Дамиан поверил, но не потому, что был идиотом, а потому что в то время про экватор мало кто понимал. На корабле отец Дамиан сам пек причастные облатки из муки, когда на корабле они кончились. А еще он не страдал морской болезнью, сразу стал как настоящий моряк.

Лучше всего облатки получаются из круглых булочек, особенно из свежих. Тогда размачивать не надо. Неплох и батон, а вот простой хлеб не годится – расползается. Особенно трудно нарезать облатки, чтобы были совершенно круглые и ровные. Я для этого взял пенни из маминого кошелька. Я ей сказал, что беру, а то вдруг заметит. Вдавил пенни со всей силы в мякоть, и вместе с монеткой выдавливается аккуратный кружочек. Мои облатки получились вкусней настоящих. Я оставил их на подоконнике на пару дней – они затвердели, как церковные, но стали невкусными. Интересно, я согрешил, когда стал их делать? Думаю, нет. Одна облатка с подоконника успела заплесневеть. Вот это грешно – позволить такому случиться. Я прочел один раз «Аве Марию» и четыре «Отче наш». Молитва «Отче наш» мне нравилась больше – длиннее и красивее. Я прочел их в темном сарае.

– Тело Христово.

– Аминь, – сказал Синдбад.

– Глаза-то закрой, – напомнил я.

Синдбад зажмурился.

– Тело Христово.

– Аминь.

Брат поднял голову и высунул язык. Я скормил ему заплесневелую облатку.

– А из чего священники делают облатки? – поинтересовался я у мамки.

– Да из муки, – сообщила она. – Пока не освятят, это просто хлеб.

– Нет, это не хлеб.

– Сорт другой, – поправилась мамка, – пресный хлеб.

– Как это – пресный?

– Да я сама не знаю.

Я ей не поверил.

Лучшая часть в книге, когда отец Дамиан прибыл в колонию прокаженных, на остров Молокаи. Туда отправляли больных проказой, чтобы они других не заразили. Отец Дамиан понимал, на что идет, и понимал, что пути назад не будет. Когда он признался епископу, что хочет на Молокаи, странное выражение было на его лице. Епископа поразила и обрадовала храбрость молодого миссионера. Маленькая церковь на острове была ветхой и запущенной, но отец Дамиан привел ее в порядок. Он отломил ветку с дерева, сделал метелку и стал подметать в крошечной часовне. Потом украсил ее цветами. Прокаженные долго просто наблюдали за ним. Ведь он здоровый и сильный мужчина, а они всего лишь жалкие прокаженные. И на следующий день никто из них не предложил миссионеру помощи. Ложась спать, отец Дамиан слушал стоны больных и шум волн, разбивающихся о берег. Бельгия никогда не казалась ему такой далекой! Постепенно прокаженные стали помогать отцу Дамиану, даже подружились с ним. Они звали его Камиано.

– В Ирландии есть прокаженные?

– Нет.

– Ни одного?

– Ни одного.

Отец Дамиан построил хижины и новую церковь – получше, сделал много чего еще. Например, научил прокаженных сажать овощи. Он не забывал, что может заразиться проказой, но ему было все равно, он не боялся. Его самой большой радостью было проводить время с больными детьми: мальчишками и девчонками, которых он взял под свою опеку. Каждый день он возился с ними по нескольку часов.

У прокажённых отгнивают и отваливаются части тела. Слышали о прокаженном пастухе? Он лез на лошадь, а нога отвалилась. Слышали о прокаженном картежнике? Он бросил карты, а они упали на стол вместе с рукой.

Однажды вечером, в декабре 1884 года, отец Дамиан опустил свои усталые ноги в воду, чтобы облегчить боль. И обварился до волдырей, потому что вода оказалась кипятком, но боли не было. Она понял, что у него проказа. Врач сказал печально: