– Я прокаженный!
– Я прокаженный! Буль-буль-буль!
– Буль-буль-буль, прокаженные!
– Буль-буль-буль, проказа!
– Отче наш, сущий на небесах. Да святится имя Твое…
– Буль-буль-буль!
– Заткнитесь на секунду.
– Буль-буль-буль.
Прокаженным было пора по домам – ужинать, я слышал их бульканье даже через забор.
– Я прокаженный! Буль-буль-буль!
– А у меня призвание! – сообщил я маме на всякий случай: вдруг миссис Маккарти придет поговорить про близнецов или миссис Хенкок.
Мамка одновременно варила обед и не пускала Кэтрин залезать на ящик под раковиной. В ящике хранились моющее средство и щетки.
– О чем ты, Патрик?
– У меня призвание, – повторил я.
Мамка взяла Кэтрин на ручки.
– Кто тебя позвал, куда? – спросила она.
Такого вопроса я не ожидал, но продолжал настаивать:
– Нет, я хочу стать миссионером.
– Молодец, умница, – похвалила мамка, но как-то неправильно похвалила. Я хотел, чтобы она заплакала, а папка пожал мне руку. Я и ему рассказал про призвание, когда он пришел с работы.
– У меня призвание.
– Нет у тебя никакого призвания. Мал ты еще.
– Есть. Господь говорил со мной.
Тут все пошло не так. Папка отправился говорить с мамой.
– Я же тебе говорил! А ты поощряешь этот вздор, – сказал он сердитым голосом.
– Ничего я не поощряю.
– Да, черт возьми! Еще как!
Ма, похоже, что-то для себя решила.
– Потакаешь ему! – взревел папка.
Мама выбежала из кухни, на ходу развязывая фартук. Папка пошел за ней с таким видом, как будто его поймали на горячем. И я остался один. Я не знал, что произошло и что я натворил.
Родители вернулись и ничего не сказали.
* * *
Улитки и слизни – брюхоногие; они ходят животом. Я насыпал соли на слизня. Я видел его мучения и агонию. Футбол правильно называется «футбол по правилам Ассоциации». В этот футбол играют круглым мячом на прямоугольном поле, двумя командами по одиннадцать игроков в каждой. Цель игры – забить гол, т. е. поместить мяч в ворота противника, которые ограничены двумя вертикальными столбами и стойкой, их соединяющей. Я заучил правила наизусть, просто потому, что они мне нравились. Они не были похожи на настоящие правила, и казались мне дерзкими. Самый большой зафиксированный разрыв в счете: 36:0 в игре «Арброута» против «Бон Аккорда». Больше всего голов за один матч забил Джо Пейн в 1936 году, играя за команду «Лутон».
Последний лидер апачей – Джеронимо.
Я поднял мяч. Мы играли на Барритаун-Гроув, потому что там были хорошие высокие бордюры, и мяч не убегал. Мяч, кстати, был лопнутый.
– Цель игры, – объявил я, – забить гол, т. е. поместить мяч в ворота противника, которые… которые ограничены двумя вертикальными стойками и перекладиной, их соединяющей.
Все загоготали.
– Повтори-ка!
Я повторил, притом с джентльменским выговором, и все загоготали еще громче.
– Дже-ро-ни-мо!
Последний из апачских повстанцев – Джеронимо. Последний из ренегатов.
– Вы, мистер Кларк, – ренегат.
Прежде чем ударить, Хеннесси, бывало, обзывал нас отступниками.
– Кто вы?
– Ренегат, сэр.
– Совершенно верно.
– Ренегат!
– Ренегат-ренегат-ренегат!
У меня была фотография Джеронимо. Он стоял на одном колене, опираясь локтем о другое. В руках его была винтовка, на шее платок, а рубашка была в горошек. Я и не замечал, что рубашка в горошек, пока не повесил фотографию на стенку. На правом запястье у него был браслет, похожий на часы. Наверное, ограбил кого-нибудь. Отрезал руку и снял браслет. Ружье выглядело как самодельное. Больше всего мне нравилось лицо Джеронимо. Он смотрел прямо в камеру, даже сквозь нее. Совсем не боялся. Похоже, не верил, как другие индейцы, что фотография крадет душу. Черные волосы, разделенные на пробор, падали прямо на плечи – ни перьев, ни колтунов. Лицо у него было как у старика, но так он был молод.
– Пап?
– Чего?