Пропавшее кольцо императора. II. На руинах империи гуннов

– Они согласны, – кивнул Визигаст, – я узнавал. Они в негодовании. Неужели все наши жертвы зря? Течение реки остановила масса трупов, и волны ее залили берега кровавым потоком.

– Все до сих пор стоит перед моими глазами, – выдавил из себя стон Ардарих. – Двенадцать тысяч гепидов легли на поле битвы…

Король стиснул зубы. Погибли их самые лучшие отряды, брошенные неумолимой рукой верховного вождя хуннов в самое пекло сражения. Не скоро его обескровленное войско сможет обрести прежнюю силу…

– И после всего этого мы должны отступить?

– Мы своей кровью залили все поля…

– Пока не все! – буркнул Визигаст. – Его намерение на следующую весну гибельнее всех прежних. Он уже отдал приказ созвать все свои народы, а их несколько сот, из обеих частей света.

– Кому на этот раз грозит беда? – спросил Гервальт. – Востоку?

– Или, – усмехнулся Дагхар, – или Западу?

Заговорщикам хотелось знать, куда на сей раз обратит Аттила свой меч, не знающий пощады. На Константинополь или на Рим?

– Скорее, что обоим, – заключил Ардарих. – Не в первый раз Аттила воюет со всеми и сразу…

– Кому бы ни было, – продолжил король ругов, – но он будет в шесть раз сильнее, чем был. Надо остановить его. Иначе он поработит весь мир.

– Мы не сможем! – прошептал, испуганно озираясь, алеман. – Если бы он был так же смертен, как и мы, и если бы его можно было обуздать, как и других людей. Но он злой дух! Он – порождение ада! Так говорят между собой наши жрецы. Ни копье, ни меч, ни другое оружие не могут его поранить и убить его. Я сам видел это. Я был рядом с ним в Галлии. Я упал, как сотни и тысячи падали под тучами стрел и копий. Он же стоял прямо и неподвижно. Он стоял и смеялся! Я видел, как римские стрелы, подобно соломинкам, отскакивали от его плаща. Аттила – не человек! – алеман замолчал и порывисто закрыл лицо руками.

Нагнувшись, сообщники поспешили прикрыть своего расстроенного товарища. Ибо на них обратились пристальные взоры.

– Тридцать лет тому назад, – снова заговорил Гервальт, – я был еще мальчиком. Но до сих пор еще помню страшную картину: пойманные им в заговоре против него, мой старый отец, брат и мать корчились и вопили от мук. Их посадили на острые колья. Мои четыре красавицы-сестры были замучены до смерти им и его всадниками! Меня он бросил лицом на тело отца: «Награда вероломству против Аттилы. Мальчик, научись здесь верности». И я тогда научился ей! – дрожащими губами докончил он.

– В свое время, – король гепидов покривил губами, – научился ей и я. Подобно тебе, друг Визигаст, в былое время я находил его иго для себя нестерпимым и захотел спасти свой народ. Все было у нас готово. И союз с Византией, и тайные заговоры со многими германскими королями и вождями склабенов. За три ночи до условленного срока я спал в своей походной палатке. Проснувшись, я увидел возле своего ложа его самого. Ужас обуял меня, и я хотел вскочить. Он спокойно удержал меня рукой и слово в слово передал мне весь мой план и все наши договоры, занявшие четыре страницы римского письма!

«Остальные семнадцать все распяты, – прибавил он в заключение. – Тебя же я прощаю. Я доверяю тебе. Будь отныне мне верен».

В тот же день он охотился со мной и моими гепидами в дунайском лесу. Утомившись, хунн заснул, положив голову на мои колени. Покуда он жив, думалось мне тогда, я никогда ему не изменю…

– И потому весь наш мир должен оставаться во власти хуннов, – с разочарованием протянул король ругов.

– Да, пока он жив, – уклончиво ответил король гепидов, словно бы давая намек на что-то. – До той поры, пока он жив… Ничто потом не остановит меня, короля гепидов…

– А после его новой победы, – вспыхнул Дагхар, – так будет уже навсегда до скончания веков!

Невыразимое уныние отразилось на лицах заговорщиков. И, чтобы изгнать из сердец их смятение, Ардарих выразительно заметил:

– Но сыновья Аттилы не такие великие, как он сам. Справятся ли они с короной отца, вопрос.

– И правда! – улыбка засветилась на лице короля Визигаста. – Хотя Эллак достаточно могуч, чтобы удержать за собою все приобретения отца. Если у него не найдется внутренних врагов.

– Тогда… они найдутся, – зловеще прошептал Ардарих.

Нетерпеливый Дагхар горячо заговорил:

– Прямой королевский ответ! Слишком загадочно! Значит, придется сражаться без гепидов, да, пожалуй, даже против них. Король Визигаст, пошли меня к Валамеру, я его…

– Избавь себя от пустой поездки, Дагхар, – Ардарих одарил юношу доброжелательным взглядом.

– И он был пощажен и связан клятвой? – сердито спросил Дагхар.

– Нет. Но они побратались. Пока жив Аттила, остготы не станут драться против хуннов. Пока он жив, – со всей многозначительностью добавил король гепидов.

Скривившись, Дагхар проворчал:

– Он проживет еще долго. Ему только пятьдесят шесть лет.

– А между тем наш мир на глазах гибнет, – вздохнул Визигаст.

– Пусть погибнет мир, чем моя честь, – выпрямляя голову, спокойно произнес Ардарих. – Надо ждать… потом наши руки будут развязаны.

– Нет, не нужно выжидать! – снова загорячился Дагхар. – Король Визигаст, забудем про гепидов и остготов. Пусть минет их высший венец победы и славы. Мы не станем ждать! Ты говоришь, после весны будет поздно? Так восстанем сейчас же! Мы не довольно сильны? Нас…

Нахмурившийся гепид движением предостерегающей руки прервал велеречивое перечисление:

– Юный королевский сын, ты нравишься мне. Ты звучно играешь на арфе, ты быстро бьешься. Но еще быстрее ты говоришь. Но научись еще одному искусству, более трудному и более необходимому для будущего короля, чем первые. Научись молчать! Что если я продам великому повелителю хуннов всех, кого ты перечислил?

– Ты не предашь! – перепуганный юноша смертельно побледнел.

– Я этого не сделаю, потому что поклялся сам себе держать в тайне все то, что придется мне услышать! И на эту тайну я имею право, так как заговор ваш грозит гибелью не Аттиле, а лишь одним вам. Ты в этом сомневаешься, отважный Дагхар? Все, названные тобой, даже если бы они были вдесятеро сильнее, и то не в состоянии отделить ни единой щепы от тугого ярма, надетого Аттилой на шеи наших народов. Вы все погибнете, если ныне не послушаете моего предостережения. В открытом сражении его никогда не победить. Но против небольшого ножа в слабой руке от того, от кого не ожидаешь, бессильна самая крепкая броня, а яд, незаметно подсыпанный в напиток любви…

За столом установилась зловещая тишина – столь последние слова гепида не вязались с тем, что он говорил им ранее. Выходит, если кто-то иной устранит Аттилу, то гепид выступит на их стороне.

– Что застыли? – Ардарих мрачно усмехнулся. – Веселитесь, кричите здравницы в честь нашего вождя, как кричат и поступают другие. Иначе вы не доживете и до конца этого пира…

Его улыбка говорила, что их жизни им еще пригодятся после того, как… А до того, как… еще надо дожить…

Повинуясь указующему знаку ладони Аттилы, поочередно вставали военачальники, подняв кубок с вином, произносили тосты.

И каждый из них неизменно начинал свою речь с прославления своего славного вождя – сына Тэнгрэ – и завершал пожеланием силы и могущества для побед в предстоящих сражениях.

И у всех на языке только Рим. Рим! Рим!

От этого величественного города не должно остаться камня на камне! Столица империи, которая мечом подчинила себе столько государств, ввергла соседние народы в рабство, сама превратилась в гнездо разврата и погрузила народы в пучину крови и слез, должна быть разрушена!

Гибели Рима желают короли многих государств. Все они с надеждой смотрят на Аттилу. От его единственного слова зависит ход Истории…

Спустя многие века никто и не вспомнит, глядя на развалины, кто строил Рим. Но имя того, кто разрушил Вечный город, а его разрушил Аттила! – с восхищением будут передавать из поколения в поколение…

Разгоряченные предметом волнующего их кровь разговора, вожди племен и народов тревожили покой своих спящих в ножнах мечах, то и дела прикасаясь к их рукояткам.

Но вот Аттила встал, и гул в зале мгновенно смолк. Вождь хлопнул в ладоши, и откуда-то появился главный акын – Баянчи.

С огромной головой, небольшим кряжистым телом и невероятно короткими и безобразно кривоватыми ногами, акын, казалось, не шел, а катился. По залу украдкой пробежался сдавленный смешок.