Пропавшее кольцо императора. II. На руинах империи гуннов

– Утянет же под воду! – полные и округлые руки, не останавливаясь, мелькали и сверкали на солнечном свету отраженным светом маленьких капелек-изумрудов.

– У него дворец из самоцветов… – поплыл сладкий шепот.

Некоторые из девушек надели на свои головы широкие и плоские, сплетенные из темного камыша, завязанные под подбородком шляпы.

У большей же части милых прелестниц по плечам, струясь десятками ручейков, развевались белокурые волосы.

Временами то одна, то другая из работниц, низко наклонявшихся над водою, выпрямляла юный и стройный стан и освежала раскрасневшееся лицо, подставляя его навстречу свежему утреннему ветерку.

– Ух, притомились! – выполоскав одежды, девушки раскладывали их на большие, плоские, чистые камни, старательно натасканные к пологому бережку, и усиленно колотили белье гладкими кругами из мягкой, белой березы, иногда ударяя шаловливо по поверхности ручья. – Освежись!..

Высоко разлетались водяные брызги, смачивая головы, шеи и груди громко вскрикивавших соседок, промокая тонкую белую ткань рубашек, делая ее прозрачной, бесстыдно обнажая и открывая юные тела.

– В самом соку молодицы! – восторженно зацокал один из мужчин, что пристально разглядывали юных веснянок.

Увлеченные своей работой, девицы не замечали, как с недавних пор за ними неотрывно наблюдают две пары насмешливых глаз.

– Дворовые замарашки! – губы другого презрительно кривились,

Он знал, что приехал не для того, чтобы задирать подолы служанок. Хотя, в молодости никогда этим не брезговал и охотно принимал участие в таких задорных забавах, как облавная ловля ничего не подозревающих дворовых девок.

– Луговые цветы пахнут почище комнатных кустов! – губы первого сжимались и расплывались в плотоядной улыбке.

Он приметил для себя одну из юных прачек. Его спутник, напротив, смотрел совсем в другую сторону…

Неподалеку от цветущей полянки, на перекрестке двух дорог, в тени густого, разлапистого и широколиственного орешника, стояла длинная телега, запряженная двумя белыми конями.

Над самой телегой, на шести полукруглых обручах натянули навес из толстой парусины. Многочисленные корзины, расставленные на земле около повозки, доверху наполненные уже высохшим бельем, желающему могли рассказать о том, что работа эта длится довольно долго.

Возвышаясь над всеми, небрежно опираясь рукой на телегу, стояла статная девушка необычайной красоты.

Стройная и безукоризненно сложенная красавица, почитай, на целую голову превышала двух своих спутниц, также достаточно высоких.

Пригревшись под ласковыми и теплыми лучами, девица сняла свой голубой плащ и повесила его на край телеги. Ее одежда поражала взгляд своей нереально ослепительной белизной.

Ее шея и поразительно изящные и красивые руки были обнажены, и белая кожа матово мерцала, не блестела, подобно беловатому мрамору. Свободно спускающаяся с плеч одежда стягивалась на бедрах широким поясом из тонкой кожи, окрашенной в голубоватый цвет. Такого же цвета рубец подола заканчивался, чуть не доходя до изящных щиколоток. Ноги девы были обуты в искусно сплетенные из соломы красивые сандалии, зашнурованные на подъеме красными кожаными ремешками.

На королевской дочери не имелось злата, кроме ее собственных волос. Они сами по себе составляли отдельное чудо, так поразительны были их переливающаяся на свету шелковистость и невероятная густота.

Над чистым лбом девы, подобно императорской диадеме, выложили косу, а позади нее оставшуюся массу волос разделили еще на две косы, роскошно спускавшиеся ниже колен.

Выпрямившись во весь рост, она прислонилась к телеге, положила правую руку на спину одного из коней, а другую десницу подняла над своими очами, защищаясь ею от солнечных лучей.

Дочь короля Визигаста зорко наблюдала за работой девушек на ручье и на лугу. Ее большие, блестящие, золотисто-карие глаза, цветом своим напоминавшие орлиные, смотрели проницательно, решительно и смело.

Иногда она горделиво поднимала свой резко очерченный прямой нос и круглые каштановые брови.

– Она божественно прекрасна! – прошептали восхищенные мужские губы. – Ты не находишь?

– Дозволь, повелитель, и мы устроим потеху, развлечемся, – Баянчи тронул засмотревшегося вождя за плечо. – Смотри, сколько прекрасных дев, готовых по первому твоему зову отдать тебе свое сокровище. Пускай и не по своей воле, но об этом их спрашивать никто не собирается. Они для того и родились, чтобы стать сладкой утехой для сильных мужчин…

– Подожди, пусть, – рука Аттилы протянулась в сторону королевской дочери, – пусть она уйдет. Я не хочу ее пугать. Она мне нужна…

Сладкоголосый горбун непонимающе повел плечом:

– Зачем она тебе? Я слышал, что отец девицы обручил ее с Дагхаром.

– Зачем? – вождь медленно повернул к уродцу свои затуманившиеся неизведанным будущим глаза. – Фессалийский прорицатель, предсказав мне смерть в объятиях женщины, в то же время сказал, что от белокурой красавицы, подобно которой я еще никогда не видел, у меня родится сын, наследующий всю мою славу и величие, и под власть которого попадут все народы земные. С той поры я жажду встретить эту красавицу. И вот, кажется, я ее все-таки нашел…

Дьявольские искорки издевательски засверкали в глазах Баянчи:

– И ты веришь льстивому прорицателю?

Аттила усмехнулся:

– Я убедился в справедливости его слов. Ты знаешь, что по древнему хуннскому преданию только тот прорицатель говорит правду, на печени которого есть маленькая звездочка из белых полосок. Поэтому по смерти предсказателя у него вырезают печень и осматривают ее. Но я не мог ждать, когда он сам умрет, и потому приказал его убить. Белую звездочку нашли, и это уничтожает всякие сомнения.

– Ты уверен, что это именно она? – усмехнулся Баянчи.

Темный капюшон спал с желтого лица Аттилы, теперь пылавшего яркой краской. Пронзительные глаза его сверкали, как у голодного волка.

– Никогда я не встречал подобной красоты! – произнес он. – Ни разу в жизни не загоралась во мне подобная страсть. Вот она! Вот та, которая одарит меня настоящим наследником – повелителем мира!..

Уставшая королевская дочь отдыхала в тиши дубравы, когда до нее донеслись пронзительные крики и визг, несущиеся со стороны ручья.

– Что там? – насторожилась она.

Немного времени спустя, посланная служанка доложила о том, что небольшой отряд хуннов налетел на работающих девушек, выхватил из толпы двух самых юных веснянок и скрылся…

Через неделю Аттила созвал самых близких людей на небольшой пир, устраиваемый им, как многим могло показаться в честь помолвки сына короля скирлов и дочери короля ругов. Наступило время ужина во дворце. Хунны и те, кого удостоили высокой чести быть приглашенным, почти исключительно одни мужчины, сидели в огромной зале, которая одновременно служила и для приемов, и для пиров.

Молчаливый слуга ввел Визигаста, Ильдико и Дагхара. При входе в залу красивые мальчики, в золотой и шелковой одежде, подали гостям серебряные чаши с вином, и Баянчи предложил им выпить за здоровье Аттилы. Повелитель хуннов сидел далеко от них, в глубине залы.

Перед высокой, самой простой деревянной скамьей, служившей ему сиденьем, поставили продолговатый стол из кованого золота. Позади скамьи несколько ступеней вели в спальню вождя.

Вдоль стен стояли расставленные столы и скамейки. Они поражали своей роскошью: некоторые были из серебра, другие из дорого мрамора и дерева. Покрывала, подушки и ковры были из китайского шелка.

Различные блюда, тарелки, кубки, чаши и ковши – из злата и серебра, усыпанные драгоценными камнями, жемчугом.

Все эти сокровища собирались как добыча или преподносились как дары в течение десятков лет из трех частей света.

– Ваша скамья… – учтиво указал слуга.

Почетные места, по правую руку от Аттилы, отвели для германцев.

Когда все трое прибывших гостей остановились у своих мест, они поклонились зорко наблюдавшему за ними повелителю.

– Да здравствует Повелитель! – хором протянули они.