Таежное смятение чувств. III. Полет

– Ты мог бы меня просто простить, Зимин, и не строить из себя обиженную невинность! – чуть наклонилась Вика, стягивала черные кружевные трусики. – А ты надулся, как индюк!

– Вика, не начинай! – поднялся Борис с кресла и пошел на ее притягивающее к себе отражение в зеркале. – Второй дурацкой ссоры за день я уже не переживу! Это выше моих сил…

Высоко подняв гордую голову, Шатова ожидала его появления в одних ажурных капроновых чулках.

– Все, Зимин, забыли! – шагнула ему навстречу Виктория. – Есть только я и ты! У нас мало времени…

У них оставалось в запасе еще минут десять-пятнадцать, и они, отдыхая, расслабленно валялись на широкой постели.

– Знаешь, – перебирала женщина пальчиком ласково его волосы, – я никогда так, Зимин, никого не любила! Только с тобой я поняла, что значит без оглядки любить. К отцу моего Женьки, как оказалось, была лишь девичья влюбленность. А Шатова, как я и ни пыталась, полюбить не смогла. Думала я, что все, жизнь прошла, пролетела мимо меня. И тут звонит мне Сонька Нечаева, говорит, что вручает в мои руки некоего чудесного мальчика, просит, чтобы я за ним присмотрела, оказала ему действенную помощь…

Прикрыв глаза, Борис слушал. Все это он в той или иной мере уже знал. Нового в словах Виктории для него не было. О многом он сам догадывался, кое о чём слышал ранее.

– Увидела тебя, оболтуса, дыхание перехватило. Молод, красив! Похож на античного бога. Умные и пытливые глаза. А всмотреться в них, сразу видно, что их хозяин много чего повидал. И так захотелось мне закрутить с тобой роман, что больше ни о чем думать не могла! Хотела назло Николаю совершить с тобой глупость, упасть так низко со своего целомудренного пьедестала, чтобы потом и не выбраться из этой порочной ямы. Назло ему родить от тебя дитя! Николая уже нет, а ребенок есть, твой и мой… – нагнулась женщина над парнем, встряхнула его тело, заставила Бориса открыть глаза, вслушаться в ее слова. – А я уже безумно люблю нашего ребенка! Наше маленькое чудо…

– Нам следует все это прекратить! – поймал Зимин женские руки, крепко прижал ее ладошки к своим целующим губам. – Ты выходишь замуж за моего дядю! Ты уже сказала ему про ребенка? Или ты решила пустить все на самотек…

Нахмурившись, Вика отвернулась в сторону и обронила:

– Придет время, я ему все скажу!

– И про меня? – усмехнулся Борис.

– И про тебя я ему все честно скажу!

– Тогда уж мне точно придется бежать в тайгу! – скользнула невеселая усмешка по губам Зимина. – Зря, зря я сегодня упустил столь чудесный шанс! Такой был удобный случай. И никому и ничего не пришлось бы мне объяснять!

Приподнявшись и усевшись, Виктория очень пристально глянула на Бориса, ласково потрепала его по плечу и сказала:

– Не бойся, Зима-Зимушка-Зима, все будет хорошо! Если передо мной встанет выбор, то я выберу именно тебя, Зимин! А всех остальных, кому и что не нравится, пошлю подальше к черту!

– Ты же, Виктория Игоревна, как-то мне говорила, что нищий студент не прокормит тебя и твоих детей! – прищурился Борис.

– Зато я его смогу прокормить! – дотронулась до кончика его носа Шатова и жарко прошептала. – Выше нос, Зимин! А ты чего все еще валяешься? – посмотрела Вика на часы, вскочила. – Я бегом в душ, а ты в него лишь следующий…

Пока Зимин ополаскивался, Шатова подошла к шкафу и выбрала вечернее платье, стильное, обтягивающее, выгодно подчеркивающее все достоинства ее изумительно идеальной фигуры.

– Богиня! – перехватило дух у Бориса, вышедшего из ванной комнаты. – Я тебя такой красивой еще ни разу не видел!

– Зимин, а ты ко мне близко не подходи! – увидела женщина его вспыхнувшие горячим желанием глаза. – Остановись, Зимин! Я кому сказала, Зимин! Зимин, я кому говорю!!

Не обращая внимания на ее протестующие жесты, парень шагнул к Шатовой, жадно припал к ее раскрытым губам. Его рука, задирая подол платья, скользнула по женскому бедру.

– Что ты делаешь, Зимин? – сопротивлялась Вика уже из самых последних сил. – Мы опоздаем!

– Плевать! – спустил Борис лямки платья с ее плеч. – Мне этот ужин не особо по душе!

– Зимин! Ну, Зимин! – пыталась все еще Шатова взывать к его благоразумию. – Ты же испортишь мне платье! Зимин, я тебя потом сама задушу! Зимин! Зимин! Ну же, Зима, подожди же, я сама сниму! Медведь! – сдалась окончательно Виктория и подчинилась неизбежному. – Нет, не здесь, Зимин! Идем в комнату! Тебе, Зимин, легче сразу дать, чем отказать! Избаловала я тебя…

Восстанавливая испорченный макияж, Шатова косилась на Бориса, наблюдала за ним, в конце концов, съязвила:

– Что, Зимин, вконец оголодал на свежем воздухе? Набросился один тип на беззащитную женщину, как с голодного края!

Повязывая на шею галстук, Борис иронично хмыкнул:

– Там не только оголодаешь! Дочка твоя все время возле меня трется, пытается соблазнить. Пионерки бегают кругом и титьками своими давно уже недетскими трясут. Вожатые то и дело глазки строят, на близость намекают…

Глава 3. Машенька

Небольшая тележка с напитками покатилась в обратном направлении, и Пелагея кинула на Бориса лукавый взгляд.

– Повторим? – подмигнула Краснова.

– Повторим, – подернул парень неопределенно плечом.

Покосившись на спящего Владимира и усмехнувшись, Краснова лихо опрокинула в себя стаканчик, запила водичкой из пластмассовой бутылочки, повернулась к Зимину и спросила:

– Борис, скажи, ты мне друг или не друг?

– Друг, Полюшка, друг. Если, конечно, дружба между мужчиной и женщиной на практике существует… – ответил Зимин осторожно, чувствуя скрытый подвох.

– Если ты мне друг, – выдержала необходимую паузу Пелагея, наклонилась к его уху и зашептала, – то объясни мне по-дружески, откуда всплыла новая жена Волошина, Мария Алексеевна? Только не говори мне, что ты не в курсе! Точно знаю, что без твоей Шатовой тут не обошлось! А если она знает, то и ты знаешь!

Пряча усмешку в губах, Борис поделился информацией:

– Помнишь, Полюшка, тот вечер, когда ты дежурила в больнице у Ники, а я потом подошел, и ты ушла домой…

…На званый ужин к первому секретарю райкома партии они почти успели и опоздали всего минут на двадцать. Впрочем, на их опоздание внимания никто особо и не обратил. Наумов подъехал в половине девятого. Сослался на свою занятость.

Осведомившись о здоровье дочери Шатовой, Дмитрий Юрьевич выразил Виктории Игоревне признательность за ее деятельное участие в судьбе его родной племянницы.

– Мне не хотелось бы афишировать личную заинтересованность в этом деле, – пояснил Наумов, разливая холодную водку по хрустальным рюмкам. – Сразу пойдут никому не нужные слухи. И первым их пустит лизоблюд и очковтиратель Стасов…

При упоминании фамилии хорошо им всем известного Григория Тарасовича многие за столом напряглись, а Виктория Игоревна с отчетливо слышимой ненавистью в голосе обронила:

– Будь моя воля, я бы его на галеры послала! Из-за него моя бедная Ника простыла, протянуло ее холодом в камере!

Успокоительно дотронувшись своей рукой до ее ладошки и легонько сжав ее пальчики, Дмитрий Юрьевич пообещал:

– Время придет, и он свое сполна получит. Зато у моей милой племяшки появилось свое семейное гнездышко. По моим сведениям, и товарищ Зимин не остался внакладе. Вам же, Борис Андреевич, Стасов выделил из своего резерва двухкомнатную квартиру, если я не ошибаюсь! Согласно его докладу…

– Все верно, Дмитрий Юрьевич! – кивнул Борис. – Ее оформили на мою сестру Дарью Константиновну.

Провозгласив тост за молодых, Наумов поднял рюмку, выпил. Леночка и ее жених Селиверстов осушили свои посудины до дна. Борис лихо опрокинул рюмку в себя. Шатова пригубила и поставила рюмку на стол. Встретив крайне недоуменный взгляд первого секретаря райкома партии, она с улыбкой на губах пояснила:

– Прошу прощения. Мне попросту нельзя! Я жду ребенка. Мой дорогой муж Николай Кузьмич преждевременно ушел от нас, сердце у него не выдержало нагрузки. Но вместо себя он оставил мне свою частичку, плоть от плоти своей…

Не показывая вида, Борис откровенно смеялся. Он всегда знал, что Виктория Игоревна запросто вывернется из любого неловкого положения. Свалить на умершего мужа отцовство по отношению к еще не родившемуся ребенку – находчиво и смело, хотя вовсе и не ново в исполнении Шатовой.