Боги Иторы

– Напугала старика. Что скажешь?

– Я хотела поговорить обо всём этом…

– Только не заводи разговор о твоём участии. Я уже говорил, ты не готова. Это Игра не твоего уровня.

– Я не буду. Но жду в ответ только правды.

Ксанд пристально вгляделся в её глаза.

– Правды? Какой? Я от тебя когда-нибудь что-нибудь скрывал?

– Не скрывал. Но сейчас, я чувствую, ты не смеешь со мной поделиться.

– Не смею. Хорошее слово. Ты хочешь меня заставить?

– Нет. Но попросить… могу.

Бард пожал плечами.

– Напомни на привале спеть тебе одну песню, моя лизанна застоялась. Так вот. Я тебе кое-что смогу рассказать, и рассчитываю, что ты меня поймёшь и не будешь пытать лишние подробности. Они и правда лишние.

Он пожевал губами, провёл перчаткой по холке лошади, тихонько кашлянул.

– Что-то творится пред ликом Иторы. Гибель твоего отца – лишь деталь. Я иду по следу одного из мощнейших проявлений этого процесса. Там, у Пика Тирен, может таиться разгадка, а может – неудача. Вот и всё. Я сказал тебе правду.

Больше они в тот вечер не разговаривали.

На неё было страшно смотреть – иссиня-белая кожа, тонким пергаментом обтягивающая заострившиеся скулы, чёрные провалы на месте глаз, недвижимое тело, которое покинули последние силы. Она лежала, заботливо укутанная в тонкое шерстяное покрывало, молча смотрела в пространство, и только лёгкий кашель, раздававшийся под сводами пещеры, говорил о том, что жизнь продолжает теплиться в этом измученном существе, напоминал, что ничего ещё не закончилось.

Нужно было продолжать бороться, давать ей силы, поить тёплым, укутывать.

Он поднимался с каменных ступеней, с усилием отрывая себя от натужного пения глубин, извечного голоса Иторы, брёл к огню, устало поводя плечами.

– Как ты?

Голос мало походил на звонкий девичий, он был так слаб, что выходил лишь едва различимый хрип. Однако было отрадно, что ей хватило сил хотя бы на это.

– Как я? Ты, девочка, лучше не трать силы на бесполезную болтовню.

– Болтовня… а мне, знаешь, временами кажется, что от меня… что от меня только эта болтовня и осталась. Где ты, почему я тебя…

– Я тут, тут. Ты просто закрыла глаза. Вот, я тебя сейчас напою своим отваром… Тебе нельзя столько говорить. Вот так… ничего, пройдёт ещё пара дней, ты окрепнешь. Встанешь, сходишь наружу, подышишь свежим воздухом, посидишь на тепле. Надо набираться сил.

Он что-то говорил, говорил… а самому хотелось плакать, но даже слёзы не шли, слишком много всего, слишком много.

Слова песни появились сами собой, вырываясь из груди подобно стону.

Выходил путник утром во поле,
Напевал он негромкий мотив
И слезу уронил на просторе,
Словно горе своё отпустив.
Натяну-ка на гриф я струну
И воскликну под своды небес,
Ты за что мне оставил одну
Лишь судьбу, что закончилась здесь?
Не зовут меня в путь ковыли,
Не стенает реки перекат,
Пусть сюда вы меня привели,
Но теперь мне назначен закат.
Той мечты, что согрела меня
В отдалении юности лет
И желанием давним пьяня,
Я бежал, пропуская рассвет,
Пропуская весну и грозу,
Прозевав заливные луга,
Позабыв густотравье в росу
И посмертное пренье стога,
Что искал я на свете взамест,
Что искал, потеряв навсегда
Я, увы, уж не помню тот перст,
Что меня направлял в никуда.
Оказавшись один поневоле,
Напевал путник громкий мотив
И слезу уронил на просторе,
Словно горе своё отпустив.

Ксанд заворочался в спальном мешке, открыл глаза и прислушался. Лагерь спал, вокруг расстилалась заснеженная пустыня, и только биение сердца часового, укрытого среди камней, указывало на то, что здесь, вокруг есть хоть кто-то живой.

Или нет?

Едва различимая тень мелькала тут и там, чуть задевая тревожное сознание барда и тут же растворяясь снова. Порождение сумрака, бред воспалённого бесконечными странствиями разума? Или существо из плоти и крови?

Ксанд безумно часто для Игрока бывал в Горной Стране, что простирала свой заснеженный венец от границы Западной Тиссали и Стелланской Марки до южной оконечности земель старой Империи. Огромные пространства почитались безлюдными, и только досужие слухи упорно говорили – что-то здесь существует. Слухи слухами, но лишь Игроки и Сильные Иторы знали правду.

Ксанд поднялся на ноги, натягивая на плечи ткань плотного шерстяного плаща. Идти было всё равно куда. Он поднялся на невысокий скальный навес, защищавший лагерь от пронзительного восточного ветра, прошёл ещё и замер, нарочито показывая свои пустые ладони.

– Привет тебе, человек снизу, – голос говорившего из темноты был глух и как-то по-особенному невнятен. Словно тот крайне редко разговаривал вообще, а уж на языке Средины – тем более.

– Человек… просто человек не стал бы тебя интересовать, горец. О чём ты хотел говорить?

– Говорить – нет. Просто посмотреть на тебя, слишком часто Игроки стали интересоваться нашими тайными тропами. С тех самых времён, когда Подарок стал Проклятием я помню лишь одного столь смелого Игрока. Но тот скорее очень мало знал, ты знаешь много, но не боишься Горной Страны.

Ксанд продолжал разглядывать неприметную кочку в паре метров от себя, словно вовсе не пытаясь понять, откуда исходит этот голос.

– Посмотрел? Вот и славно. А бояться здесь Игрокам уже нечего. Тем более, что твою тропу я скоро освобожу, вот только доведу своих людей.

– С каких пор у Игроков появились какие-то «свои люди»? Вы всегда были одиночками, подобно нам.