Океан

– Зеркало перед тобой, не убоишься ли взглянуть.

– Зеркало, – прошептал я, вглядываясь в звёздное небо, и тут же догадался. Треугольное созвездие, небесная троица, – это и есть Зеркало, только смотреть надо третьим глазом. Я со-настроил тело разума с тремя точками в небе и переместил туда третий глаз. Отражение показало семь оболочек моей сути, окрашенных разноцветной аурой их состояний. От нижнего тела к высшему поднимался тонкий чёрный стебель, пустивший споры на трёх первых телах и направлявшийся к буддхи. Корень гордыни.

– Господи, так глубоко! – подумал я, и споры на эфире вытянулись ещё дальше.

– Этот корень оставить тебе здесь, на равнинных камнях, и перейти Гряду? Или корень оставит тебя здесь на четыре жизни.

Ящерица закончила с нами обоими и юркнула по ветвям в листву. Я устал держать третий глаз открытым, зеркало рассыпалось по небу мириадами звёзд, и надо мной осталась только рамка из трёх светил. Когда Бог говорил мне в ухо, я всё прекрасно осознавал, но вот Бог, не прекращая разговора, сделал шаг назад, и я становлюсь беспомощным ребёнком, а Он, как всякий родитель, хочет, чтобы я сделал шаг к нему и научился ходить сам.

Я, как Учитель, учил ходить Ученика через Покаяние и Прощение, стало быть, это и мой Путь, ибо внизу, как и наверху.

– Ищи зерно, из которого потянулся росток, – подсказала из листвы ящерка.

Теперь ментал был синхронизирован с Библиотекой Памяти, и губы мои зашептали:

– Нормандский рыцарь окружил себя

Телами свиты короля.

Меч, окровавленный, в руках,

Пред ним униженный монарх.

Недоумённо ищет он

Защиты, только слабый стон

Ещё живых в ответ ему:

«Изволь, король, принять судьбу».

За господином юный паж,

Двенадцать вёсен – весь багаж!

Нормандец смотрит на него —

Живым оставлю одного…

«Возьми страну, жену, коня!

Молю, в живых оставь меня!»

И вот вчерашний царь и бог

Целует рыцарский сапог.

«Чего не просишь за себя?

Нет ни жены и ни коня?» —

Смеётся рыцарь над слугой,

Но слышит разговор другой.

«Коль жизнь нужна – бери мою,

Оставь надежду королю.

Жены не трогай и коня,

Взамен всему возьми меня».

Нормандец поднимает меч.

«По-твоему быть, прекрасна речь!

В грязи корона короля.

Беру, храбрец, к себе тебя».

Вот где гордыня начала рост, вот где талант воителя был замещён стезей вершителя. Я нормандец, разграбивший оставшуюся без правителя страну, предавший огню и мечу города, потерял самый дорогой приз, доставшийся мне, – маленького пажа со светлой душой и чистым сердцем. В первом же бою он закрыл собой меня, закованного в доспехи, от стрелы, которая не причинила бы мне ни малейшего вреда, но легко разорвавшая его великое сердце.

Я каюсь и прошу прощения за содеянное, поведшее дар защитника в сторону искусства разрушителя всего вокруг, но прежде себя.

Я открыл глаза. Ученик говорил о необходимости не только и не столько брать, сколько отдавать, и эти слова есть Истина. Время наше пришло.

22

– Усыпи мои страхи, труба!

Призывая подняться на плаху,

Пусть трясутся поджилки раба.

Я свободный, не ведаю страха.

Судя по тону декламации, Учитель был явно взволнован, хотя внешне гора не создавала впечатления неприступной. Пологий склон, дружелюбная растительность и множество снующих в камнях ящериц, среди которых наверняка был и Бог, – всё создавало спокойную атмосферу утра, но Учитель будто и не видел этого, он, не отрываясь, смотрел на вершину.

– Усыпи мои страхи, труба…

Мы бодро полезли вверх, цепляясь за лианы, густо обвивающие камни, но скоро мягкая зелёная сеть закончилась, и наше продвижение сразу же замедлилось. Следовало внимательно смотреть, куда ставить ногу и за что цепляться рукой. На мне были кавалерийские сапоги грубой кожи, учитель восходил на босу ногу. Острые камни посекли его ступни, и кровавый след тянулся за ним хвостом аспида. Мне было физически больно смотреть на его мучения.

– Учитель, так ли важно нести камешек на гору?

– Этот камешек, – ответил он, остановившись, – Символ. Вес его, умещающегося в ладони, может сравниться с весом настоящей звезды. Тяжесть Символа для каждого восходящего своя, заслуженная, заработанная, вот только бросить его не удастся никому.

– Что я могу сделать для тебя, чем помочь?