Океан

– Быть рядом. Чистая душа подле идущего – вот тростинка, за которую держусь. Вот свет маяка, которого держусь. Вот сила внутри, которой держусь, – он взглянул наверх и двинулся вперёд. Я последовал за ним.

Моё восхождение казалось лёгкой прогулкой. Молодое тело слушалось, я быстро находил удобные для подъёма места и постоянно оказывался выше Учителя, имея возможность отдохнуть, пока он поднимался ко мне. При этом сердце моё стонало от боли, видя мучения, выпавшие на долю дорогого мне человека. Каждый шаг, отражавшийся мукой на его лице, вонзал острую иглу в моё тело, и слёзы катились по нашим лицам. К середине подъёма Учитель обессилел полностью, и я подставил ему спину. Наше восхождение превратилось во втягивание полуживого человека на гору. К вечеру мы вползли на гнилой зуб дракона двумя окровавленными личинками рода человеческого, и, казалось, уже ничто не сможет поставить нас не ноги.

Ладонь обожгло что-то холодное, я отдёрнул руку и вскрикнул от неожиданности. На левом рукаве, возле кисти, сидела знакомая ящерка. Кивнув головкой как старому приятелю, она подбежала к краю скалы и снова кивнула мне.

– Нет, Боже, я не могу!

Ящерка опять кивнула.

«Мыслимо ли отказываться, когда призывает Бог?» – прозвенело во мне.

Я подполз к краю склона, который мучал нас весь день, и посмотрел вниз. Вечернее солнце мешало мне, но я смог разглядеть у подножия горы несколько силуэтов.

– Учитель, там внизу люди, – я указал рукой, но Учитель даже не обернулся и только спросил:

– Как они выглядят?

Я пригляделся.

– Один – сильный воин, второй – дряхлый старик, рядом молодая и очень красивая женщина, а с ней дама в годах и ещё…

– Это Я, – прервал меня Учитель. – Все эти люди – Я, которое я оставил там. Кого ты видишь ещё?

Заходящее солнце прятало в тень последнюю фигуру, я старательно прищуривался и, наконец, разглядел молодого человека в плаще улана Эрриора, с чертами лица, знакомого с детства. Это был я.

Учитель, не дожидаясь моего ответа, сказал:

– Там, внизу, ты. Ты оставил то, что должен был оставить. Себя прежнего. Тебе осталось лишь спуститься, спуститься на Дно. Таков План.

Я обернулся к Учителю задать самый важный вопрос Здесь и Сейчас, но Учитель осветился желтоватой каймой, тело его оторвалось от скалы и, следуя траектории невидимой руки, поднялось над гнилым зубом на три роста, затем ещё выше… Оно растворилось в вечернем небе, напоследок озарив всё вокруг. Там, где только что возлежал мой Учитель, осталась лужица крови с маленьким островком. Камешек-звезда улёгся в мою ладонь, и мы оба заснули.

23

Утро встретило меня в объятиях тумана. Серая влажная вата висела везде: вверху, справа, слева, она набилась в сапоги, заползла под полы плаща, казалось, она проникла внутрь меня. Единственным местом без неё оказалась прослойка между моей спиной и скалой, остывшей за ночь до состояния ледника и забравшей тепло моего тела. Я поднялся, ёжась от холода, и попытался разглядеть хоть что-нибудь вокруг. Серая стена скрывала даже пальцы вытянутых рук, и вдруг я вспомнил о камешке Учителя. Вчера, перед тем как провалиться в сон, я зажал его в ладони, теперь камня не было со мной. Бухнувшись на колени, я начал шарить руками по скале – бесполезно. Нужно было ждать, когда рассеется капельное покрывало и обнажит «гнилой зуб». Я улёгся обратно на ледник и принялся вспоминать вчерашние события. Учитель исчез на девятый день после своего появления, так же внезапно и необъяснимо. Мы прошли Путь, он завершил восхождение вознесением, я одолел половину Перехода, и, как сказал Учитель, мне осталось лишь спуститься.

Что он понимал под этим? Спуститься с «драконьей челюсти» в Энсиноор, спуститься со шпиля стелы гордыни, спуститься с небес на землю, спуститься на Дно океана? Как же мне не хватало его сейчас! Туман, как декорация к одиночеству, навевал печальные мысли о странностях судьбы, об испытаниях, накатывавших океанскими волнами, о собственном бессилии перед ними, о молчании Бога, когда глас Его нужен более всего. Я закрыл глаза. Девять дней с Учителем проплывали по реке Памяти мимо меня, стоящего на берегу Реальности.

Кто он был? Посторонняя душа или часть меня? Те, четверо внизу, они точно были им, и он был ими, а я стоял в стороне, значит, я не часть его. Или всё-таки мы были вместе, впятером, и я – это тоже он? Пока сомнения терзали меня, западный ветер начал терзать туман, давая возможность солнечным лучам согревать одинокую плоть на «челюсти спящего дракона». Есть не хотелось, да я и не мог вспомнить, когда мы питались последний раз. Нужно было заканчивать начатое, меня заждалась таинственная вторая половина Перехода.

Я поднялся, подошёл к восточной кромке Гряды и ахнул – подо мной была отвесная стена. Она уходила вниз, сколько хватало глаз, и тонула в омуте тумана, накрывавшего всю Энсиноорскую долину. Вид захватывал, я будто плыл по серому вспененному океану на громадном каменном судне, и мне предстояло покинуть его и погрузиться в неведомые воды. Таков План, сказал бы Учитель.

Ни намёка на тропинку, ведущую вниз, ни верёвки под рукой, ни руки верного товарища на плече, только Вера в План, начинающая размываться местным туманом. Я замер в нерешительности и тут же услышал шорох под ногами. Аспид обернул сапог живым браслетом и прошипел:

– Да они с ума сошли! К чему они клонят? Он же сам первый против этого и оставляет на выбор только это.

Я попытался скинуть змея, но тот ещё крепче сжал кольца.

– Будешь пробовать? Так ведь это самоубийство.

«Учитель, – думал я, стараясь не слушать надоедливое шипение, – что же ты имел в виду?»

И тут я решился.

– Мне так не хватает товарища. Хочешь пойти со мной? – крикнул я аспиду и, пока он не ослабил хватку, шагнул в пропасть навстречу туману…

Я стоял на ногах, целый и невредимый. После свиста в ушах и странного зависания во влажном облаке наступила тишина. Ни страшного удара о землю, разрывающего плоть и ломающего кости, ни предсмертного крика ужаса… Ничего, только я, стоящий на ногах, и туман, окутывающий всё вокруг.

Мой первый, осторожный шаг как будто шевельнул серое марево перед глазами, и я, осмелев, шагнул ещё и ещё – туман начал рассеиваться. Движения давались легко, я вспомнил хождение над пропастью и подумал, а не иду ли я по туману. Ступни мои совершенно не чувствовали земли, перемещение в пространстве было плавным и походило на сплав по неспешной реке на плоту. Ощущение удивительной лёгкости внутри и полного единения с тем, что было снаружи. Молочная пелена всё больше уступала место лучам света, и я уже мог разглядеть место, где оказался.

Оно было знакомо мне. Широкая поляна, с трёх сторон обрамлённая кустарником, примыкала к лесу четвертой стороной. В центре поляны строгим квадратом высились походные шатры, в южной части были устроены правильной формы конюшни. Но порядок линий нарушался хаотичным расположением тел людей и животных по всей территории лагеря.

Сначала мне показалось, что они просто улеглись спать где попало, но, ступив на поляну, я услышал хруст под ногами – стрелы, торчащие повсюду. Стало ясно – все здесь мертвы. Стрел было так много, что лагерь походил на болото, густо поросшее камышом. Над этим местом висело чёрное облако миазмов, источаемых пролитой кровью, а в облаке плавали присосавшиеся к нему серые пиявки. Они издавали низкие, вибрирующие звуки, от которых в груди спирало дыхание. Хотелось поскорее покинуть поляну, но меня неодолимо влекла палатка в северной части лагеря, и, превозмогая чувство отвращения, я двинулся к ней.

Шатёр оказался сломан упавшим на него грузным человеком, под которым находилось тело. Это был молодой человек с очень знакомым мне лицом. Верзила, падая, свернул ему шею, но закрыл от разящих стрел. Юноша оказался единственным, принявшим смерть без потери крови, и поэтому над ним не висела пиявка. Отчего я читал молитву подле него, отчего Путь привёл меня сюда? «Таков План», – ответил бы Учитель. Камушек-звезда обжёг ладонь. Может, это и есть место за Грядой, где должна засиять новая звезда? Я разжал ладонь и посмотрел на камень – обычный кусок скалы. Учитель называл его Символом и ради него совершил свой Переход.

– Что же делать с тобой? – обратился я к камню. Тот безмолвствовал, предоставив мне возможность самому сделать выбор.

«На сердце камень не держи,

Иначе сердце камнем станет.

Звезду на сердце положи,

И страх из сердца в бездну канет», – проступило в моей голове, и я улыбнулся, вспомнив любовь Учителя к сочинительству.

«Что ж, попробую, – решил я и, подняв над головой руку с камнем, произнёс: – Кхуф!» Ничего не произошло. Я расхохотался. Звезды зажигает Бог, я же только частица Его. Но, чувствуя продолжающийся душевный порыв, всё-таки опустил камешек на грудь юноши. Камень ожил. Серая масса заполнилась изнутри беловатым дымом, который становился ярче и ярче и, наконец, вспыхнул светлячком на одежде улана. Сердце у меня встало, как встаёт караульный, приставив каблук к каблуку, подвластный ритму барабана. Тут же лицо юноши начало удаляться от меня, но он не проваливался – я поднимался над поляной, над горной грядой, над облаками, над землёй, приобретающей сферическую форму. Свет от звезды на груди улана серебряной нитью тянулся к моему сердцу, удерживая меня в полёте. Я приближался к звёздам и говорил Учителю:

– Я хожу меж звёзд, мне не холодно и не одиноко.