Когда погаснут звезды

Адам болезненно поморщился, потер лоб ручищей и когда снова взглянул на Синюю Птицу, то изумился произошедшей в ее облике трансформации – оперение потеряло цвет, точнее, приглядевшись, великан понял, что пера на существе не осталось вовсе, перед ним пульсировало некое светящееся пятно, излучавшее определенно ощутимую энергию.

– Одна живая душа, – тут Адам осекся, сообразив, что произошло внизу. – В общем, одна из ипостасей Евы дала мне новую подсказку, только что.

То, что недавно представлялось птицей синего цвета, затрепетало, словно крыльями, языками пламени:

– Любая истина сокрыта за семью печатями, таков закон погружения от Альфы до Омеги. Если перевести молитву той женщины в высший план, то подсказка будет звучать так: только потеряв веру в Отца Адам (человечество) мог покинуть (энергетически) Рай. Создатель даровал, а по сути, пожертвовал Собой, энергию, отменяющую веру (убирающую связь между Отцом и Сыном), то есть Единство Создателя и Творения. Это и есть долг, возврата которого ждет Бог.

– Как просто и прекрасно, – взволнованно прошептал великан.

– Простота восприятия обманчива, – пляшущий огонек снова вернулся к любимому занятию, чертить восьмерки. – Не возвращенный долг – всегда энерго-перекос, в случае с Богом это Конец Света, смена расы, переход. Каждая раса вскрывает свою печать, у тебя – пятая печать, но ты прав – осознание долга, воистину прекрасно.

Я ухожу, все, что надобно было мне, увидено, все, что требовалось тебе, мною сказано, все, что есть Бог, Им будет получено, не рано и не поздно, в свой срок.

Когда погаснут звезды

Джульетта: «Ты будешь любить меня вечно?»

Ромео: «Я буду любить тебя страстно,

Пусть страсти стезя скоротечна,

Но в вечности звезды гаснут».

Вот бы остаться наедине с собой, жаркой июльской ночью, да под звездной, мерцающей россыпью, и облегченно выдохнув, улечься, но не на траву, где полно насекомышей, которые тут же примутся щекотать изнеженное тело, а не менее назойливые цикады оглушат своей трескотней, но погрузиться в облако, вон то, что зависло над рекой и с удивлением разглядывает пухлые бока, наросшие за день, дабы, устроившись с королевским комфортом на сизых перинах, направить взор свой к бесчисленным светилам и, размяв горловые связки, проорать в убаюкивающее пространство один-единственный вопрос: «Что есть любовь истинная?» – и желательно в качестве ответчика получить кого-то знающего и мудрого, да хоть бы и самого Господа Бога.

Стоит ли говорить о том, что не примени тот самый вожделенный ответчик возникнуть в сознании, например, с сентенцией вроде – что же именно интересует тебя? – как судорога неожиданности задергает размякшие члены, и трепыхающаяся плоть, разорвав влажные простыни небесного ложа отправит тело мое в образе кувыркающегося акробата назад, навстречу с шуршащими в травах букашками и неумолкающими цикадами.

Там, на земле, ощутив позвоночником все неровности тверди, несущейся в океане Вселенной с безумной скоростью, я, пожалуй, по достоинству оценив устойчивость обретенного положения и набравшись храбрости, отвечу незнакомцу:

– Прожив на Земле столько лет, я ничего не знаю о любви, кроме правильного написания обозначающего ее слова и затертого, засаленного, упрощенного и уплощенного его звучания. Всяк произносит «любовь» легко и свободно, но в легкости сквозит непонимание, а в свободе – безответственность. Где же, среди столь обширного многообразия, – тут я подниму глаза к усыпанному светляками ночному небу, – определить ту, единственную, истинную, не чашу с мертвой водой, но Грааль, наполненный до краев живой.

– Господь Бог – носитель того, что ты ищешь, – прозвучит тогда всеведающий и мудрый Голос: – Он маяк, бери смело Его за ориентир и смотри, не моргая, как поступает Он.

Тут бы мне и провалиться сквозь животрепещущее ложе от нахлынувшего стыда, но я тем не менее решаюсь спросить:

– А как поступает Бог?

Голос, по всей видимости, весьма удрученный подобной безграмотностью, не без иронии ответит: – В том нет никакого секрета, истинно любящий Бог отпускает все время, поелику нет смысла (и замысла) удерживать, когда отпущенный способен вернуться сам.

Я излишне нервно стряхиваю небольшого жука с длинными усами и изумрудным панцирем с носа, а Голос, не нарушая хрупкого равновесия между нравоучением и сарказмом, продолжает:

– Энергия любви, мой друг, есть энергия освобождения, освобождения от самого источника любви, его уз. Истинная любовь не привязывает, Господь раздает Себя в надежде на возвращение. Самопознание – это процесс получения себя самого в более насыщенном (исследованном) виде. Излучение одного качества, отраженное от множества подобий, возвращается в ином, усиленном качестве.

Знаете ли, откровения случаются разные, я об источнике их происхождения. Вы заходите просто так в антикварную лавку и, не глядя на корешок, снимаете с полки чей-то запылившийся труд или, неудачно споткнувшись, врезаетесь лбом в фонарный столб, который только что собирались обойти, ну, и как вариант, бросаете мелкую монетку, чтобы не болталась в кармане, оборванцу-нищему, а он, как и лиловая шишка на переносице и книжица неизвестного автора, открывает вам Вселенную, во всех разрезах и подробностях ее сотворения, текущего бытия и вероятного тотального заката. Но когда чей-то Голос, не принадлежащий ни вам, ни вашим знакомым, с усмешкой и невыносимым поскрипыванием начинает рассказывать о любви и Боге, становится не по себе до вспотевания ладоней и слабости в районе пупка.

Думается мне, внутренние треволнения любого индивидуума на этот счет не остановили бы Голос, коли в качестве аудитории, да и самого зала предоставили себя любимого.

– Вектор любви всегда направлен вовне, – приблизительно так Голос усиливал бы давление на размягченное сознание. – Я настаиваю всегда, такова ее (любви) суть.

На моем месте вы бы тоже не возражали, прижатые таким эмоциональным напором к мягкой, но уже остывающей, траве.

– Бог не сдавливает в объятиях, любовь, как энергия, не имеет способности стягивать, скручивать, ограничивать. Творец наполнен созерцанием и ожиданием, ибо еще один, третий аспект Его энергетической триады, освобождение, Им уже дарован в виде акта сотворения мира.

Как думаете, зашевелились бы волосы на голове от подобных историй?

«Ну, если не от вибраций говорящей головы внутри головы, то точно от бегающих по шевелюре толпами муравьев», – усмехнется проницательный читатель, а я, пожалуй, продолжу собственные фантазии и поинтересуюсь у таинственного обитателя моей черепной коробки:

– Что же это за подарок такой, освобождение, во что упакован и есть ли на атласной ленточке, что перехватывает его картонные щеки, надпись, поясняющая, от чего?

Голос совершенно точно бы прокашлялся, ведь я задал умопомрачительный, заковыристый (как мне кажется) вопрос, а затем неторопливо начал:

– Отец Небесный даровал свободу выбора своей «плоть от плоти», человеку, изначально. Так истинно любящая мать отпускает из гнезда своего птенца без забот и чаяний. Настоящая любовь не требует и не ограничивает, любящий ради предмета любви идет на ограничение собственных свобод, вплоть до самопожертвования. Примером тому служит Иисус Христос, взошедший на крест во спасение возлюбленных им душ человеков. Не потому ли взоры людские устремляются на распятие в поисках защиты, помощи и объяснений всегда, так, что Он, даже в виде слепка подвига своего является источником истинной любви?

– Источник? Никогда не задумывался о подобной трактовке великого события, – проговорил бы я, выдергивая из волос в конец обнаглевших муравьев, принявшихся откладывать меж луковиц яйца.

На что Голос ответил бы «Не сомневаюсь», в насмешливом тоне:

– Энергия любви живет в бескорыстном источнике, как только носитель любви (источник) активирует эго-программу, цвет излучения темнеет и линии его лучей замыкаются на себя. «Звезда» начинает гаснуть, остывая и сжимаясь в черную дыру.

– Понимаю твою метафору, – возразил бы я Голосу. – Но как тогда увязать утверждение о дарованном человеку априори возвращении, с тем, что, имея на руках свободу выбора, он, человек, может легко погаснуть при наличии эго, гораздо более изощренной и тонкой программы, нежели неокрепшее сознание индивидуума?

О, загадочный и необъяснимый Голос в голове, таинственно возникающий и миссионерски всезнающий, есть ли хоть один вопрос в бушующем и переменчивом океане бытия, на который у тебя не был бы заготовлен быстрый, как сполох молнии на фоне грозового неба, и четкий, как шаг бравого капрала, разводящего почетный караул у ворот королевского замка, ответ?

– ДНК человека кодирована на возвращение. Изгнание из Рая – некое подобие вируса, мутирующего изначальные коды Адама, – слышу я третьим ухом.

Каким образом проносится внутри меня, видимо, совсем рядом с расположением Голоса, очередной вопрос невидимому собеседнику, ибо тот реагирует моментально:

– Вкушение яблока познания привело к изгнанию, это и есть акт введения вируса.

Возлегай я сейчас не на земной травушке, а на шелковистом ковре Эдемова газона, глядишь, и яблочко подкатилось бы прямо под руку, – размечталось мне, но Голос, развеивая неустойчивые грезы о саде, полным невиданных древ и снующих меж ними диковинных птиц, продолжает бубнить:

– Адам был отравлен во исполнение замысла Творца о самопознании, но в качестве необходимой с точки зрения всемирного энергетического баланса компенсации кодирован на возвращение, вечное стремление души вернуться в Рай (видоизмененной, то есть с самостоятельно перепрошитой ДНК) в обретенных вновь одеждах.

– Ну да, – хохотнул я. – Не с фиговым же листком на причинном месте.

– Пока еще он (листок) намертво приклеен к твоему лбу, – парирует Голос. – Но уясни себе одно: энергия любви, касаясь любого тела (предмета) во всех слоях Вселенной, вызывает ответное чувство (отражение), но только живое существо способно его проявить, а человеческой душе, единственной, дарована возможность к возвращению (познанию).

– Ух, аж дух захватывает, теперь бы самое время с примятых лютиков переместиться поближе к звездам, на космические просторы, да попытаться представить, как ледяная глыба, несущаяся с умопомрачительной скоростью в безвоздушном пространстве, отражает Божественный посыл, именуемый абсолютной любовью, отчего у куска замерзшего газа вырастает огненный хвост, пугающий смертных наводнениями, невзгодами, голодом и чумой. Здесь, в компании термоядерных громад и их спутников, не так мягко, как на облаке, не так спокойно, как на траве, и не так радужно, как в Раю, холод превращает глаза в стеклянные бусы, а кровь – в пурпурные сосульки, но мысль обретает свойства сверхпроводимости и невероятной ясности.

– Эй, Голос, – закричал бы я. – Неужто застыл подобием пузырька воздуха в янтарной капле? Или отсутствие мельчайших частиц, выстраивающихся в особую очередь для копирования движения твоей «гортани» на перепонку, коей Господь Бог гениально перегородил ухо человека, не дает тебе права учить меня?

На что назойливый спутник, прекрасно чувствующий себя в моем теле, как в скафандре, откликнулся бы обычным своим насмешливым манером:

– Иной раз и телесное напряжение приводит к возбуждению мыслительного процесса, но исключительно поток нисходящей любви, принятый и переработанный сердцем, вызывает именно осознанное мыслеполагание.

Здесь бы мне осознанно промолчать да послушать себя, а не Голос в себе, но я всего лишь человек, пусть и болтающийся с помощью воображения в открытом космосе без специального оборудования, с одним фиговым листком на лбу, а посему непременно вставлю:

– Как часто Господь, погруженный во Вселенские заботы, обозревающий всевидящим оком дальние пределы мира своего, отрывается от работы сий и, вспомнив о грешной земле, посылает тамошним сынам Своим энергии любви желанной?