Впереди ветра

Брюнетка, пыхтя, пыталась повернуть кольцо на безымянном пальце, но- тщетно…

Гуля переняла вздох брюнетки, и с облегчением выдохнула, глянув на свою свободную руку. Она вообще не могла носить ни колец, ни браслетов, ни часов. Это было ей чуждо, – вроде цепей.

Кольца терялись, браслеты рвались; руки избавлялись от всего лишнего, что посягало на их свободу…

Но замужества не сложились не из – за колец с браслетами. Первый медовый месяц растянулся на вечно пьяного мужа.

И грозился утопить и блондинку Гулю, пытавшуюся спасти упивающегося…

Ну а второй…

Гуля вздрогнула и повела плечами от воспоминаний. Второй оказался вообще отморозком.

«Уехав в командировку» – не дальше следующей пятиэтажки с бичами, дал ключи от квартиры собутыльнику. На, мол, сходи и проверь, как там молодая и красивая жена, пока я пью водку и сифилис собираю у потаскух, – работаю в командировке!

Среди ночи повернулся ключ в замке, клацнул. Гуля ещё удивилась – ночью муж не приезжал.

Улыбаясь она откинула одеяло и приготовилась прикинуться спящей.

…Зажегся свет в прихожей, дверь в комнату открылась и в неё ввалился …вонючий как помойная яма бомж!

Он прохрипел:– Может, потанцуем?…

Хорошо, у перепуганной девушки хватило сил достать из- под кровати топорик, небольшой, но не переставший быть холодным оружием. Не смотря на внешнюю мягкость и легкомысленность, блондинка Гуля не была таковой. Уроки выживания в кругу когда-то крепкой советской семьи, а теперь трещавшим по родственным швам, не прошли даром…

Оцепеневшую от ужаса девушку пробила мысль, от которой трясло, но уже от ярости и ненависти; квартиру открыть мог только муж! Ключа было два. Так они решили, когда клялись в любви.

…Ненадолго же её хватило!

Гуля повернула топор лезвием от себя. Он блеснул перед застывшим алкашом. А Гуля чужим, хриплым голосом бросила:

– А под топор лечь – хочешь?

Воняющего бича, может и с обмаранными штанами, сдуло. И дверь не закрыл, только что-то брякнуло…

Гуля вышла в коридор. Сердце перестало стучать; на полу лежали ключи с брелком, что она дарила мужу…

Она сказала :

– Не зря тебя, ублюдка первая жена резала! Да не дорезала – дура. А я – не пожалею, как и ты – меня!

**************************

Крымчанка с севера потерла ладошки и растопырила пальцы :

– Ненавижу кольца! – она сжала кулачки, и стукнула о верхнюю полку. Там что-то жалобно зазвенело. Девушка подтянулась и вспомнила про фарфор.

– А -а… Это вы…

Она достала с начала забавного хохла, льющего чай через ширинку. Положила на матрац, ближе к стенке, чтоб не разбился.

Но тот так печально развесил усы по плечам, выставив дуло чайника прямо в нос блондинке, что та поспешила снять сверху и его «жинку».

– Вот и целься в неё! – Гуля пристроила обоих рядом, и подперев подбородок, под укачивание вагона с улыбкой прикрыла глаза. Хохлушка-толстушка напомнила маму.

Она была гарной пышногрудой дывчиной, занявшей сердце молодого хохла. Тогда они ехали в одном вагоне на заработки в северные края. А ещё у мамы были на зависть косы, что называется

– «до пояса». Гуля не раз слышала, как мать шутила:

– Вот отрежу волосы! Голова болит, надоели!

И в ответ недовольно рокотал отец, крепкий, плечистый;

– И не вздумай! Я, может из-за кос и полюбил тебя!

Гуля погладила нагревшийся в душном вагоне фарфор.

– Мои вы хорошие! – прошептала она с горечью то ли воспоминаниям, то ли мастерам – художникам из Харькова. Было ощущение, что родители рядом, за стенкой купе. Только выгляни. И девушка прикрыла глаза.

Да, эта молодая пара не пропала на суровом севере…

Детство Гули если не назвать счастливым, то тогда надо спросить у сегодняшних детей; детей не знающих бесплатной учебы, детей, попавших и пропавших в рабстве и платных клиниках.

А особенно – у не помнящих народных героев, освободивших их будущее от фашизма ценой жизни…

Стол в семье Советских ломился буквально от хлеба и соли. И не потому, что родители занимали должности чинуш, жрущих в основном красную икру. Нет, они помнили вкус хлеба с опилками, трещащей на зубах землей – от картофельных очисток в голодовку. Как в войну с фашистами, так и после неё- в разруху.

Они знали, как зудит все тело от платяных вшей, это когда на тебе одежда вздымается и ползет складками…

Как ненасытные глисты пищали у самой глотки, и у кого-то шли носом и горлом. Если спал- не успел руками выкинуть комья глистов- ты мертвец…

Они видели, как не преснела вода в реке Десне- от крови раненных и убитых советских солдат, бьющих фашиста на Украине…

И не было даже слова – страх; смертельная ненависть к фашистам, напавшим на родину рвала в куски врага!

Цена жизни, свободы, отвоеванные у фашиста, навсегда закалила советский народ. Молодежь знала, что разруха – временна. И будущее зависело только от неё. В работе не знали слова

«не умею» или «не могу».

Многие, заработав на обратную дорогу, возвращались на Украину.

Да, не все выдерживали тяжелый характер севера.

Да, эта земля – не для слабаков!

Отец шоферил, на лесовозе, с начала.

Кто возил в шестидесятиградусный мороз по обледеневшей лежневке груженый лесовоз, да ещё в гору, почти вертикальную, знает цену отмороженным рукам и ногам…