Впереди ветра

У кого-то радостно, а у кого-то острием молотка по нервам… У кого-то надеждой забыться от кошмара, хотя бы на неделю.

Который заставил взять билет на двое суток другого кошмара, марева в вонючих вагонах…

А потом – будет море… солнце. …ласковые волны и такие же девочки!

А потом- будь, что будет. Если повезет.

Кто-то ехал в разных вагонах -для конспирации, удирая от жены или …мужа. Не подозревая, что он или она едет третьим лишним тем же поездом…

И это то, ради чего гибли наши святые воины!? Та- та-таххх! – все тише стучало в висках Гули.

По вагонам, убаюкивающим скоростью хода и покачиванием, временно закинувшим пассажиров в будущее или прошедшее- кто куда попал, разнесся храп.

Вот, товарищ наполовину сидит-стоит, опираясь на столик свисшей с полки ногой и вяло пробует оседлать матрац, выпавший из- под него. А вон, товарищ ловит прохожих руками, хватая за что попало, думаешь, ему подадут?…На врят -ли. Скорее- поддадут.

Вобщем, этакий час- сон во взрослом детсаде.

Кислороду поубавилось. Расслабленные во сне дружно храпели, приглушая порчу воздуха.

И самое интересное; идущие мимо из других вагонов с таким видом воротили рыло: «Ну и вонища, хоть бы проветрили!», как будь – то сами на крыше, между труб ехали!

Гуля Советских не была исключением, и храпела за весь офицерский состав Красной армии.

Одной рукой она обнимала фарфоровых хохлов, а другой- дирижировала. Надо думать- командовала.

…Девушку кто-то тронул за плече. Она повернула голову. Мужские плечи, фуражка, девушка потянулась к нему.

Ладонью ощутила шершавую ткань -шинель.

В сумраке -то ли вечернем, то ли ночном стояла дымка. Гуля спросила: "– Кто ты?»

Он молча повернулся спиной.

Поднял руку в перчатке, приглашая за собой. Они шли по вагону, мимо пустых купе.

Девушке стало жутко, она схватилась за колючий рукав идущего впереди и прижалась к его спине. Повеяло порохом.

Туман стал рассеиваться, рисуя силуэты спящих пассажиров.

– Они что, все спят? -прошептала Гуля. Нет, не все: вон, сидит, в военной форме.

Гуля пригляделась и охнула: – Да то ж – фашист!

А вон -ещё, с мордой здоровенной, знакомый такой… Мать честная! Да это ж…

А наро-о-од – … В лежку! Спит!

– Ах ты, ж гадина фашистская, ещё и пасешь, сидишь, чтобы народ не проснулся! – кошкой зашипела Гуля, – Солдат! Куда смотришь!?

Раздался удар грома.

В кратковременной вспышке встала стеной спина военного. Он повернулся.

Вместо глаз – рана через всё лицо, а вместо груди- кровавое месиво… Боец погрузил руку туда где должно биться сердце, и вынул что -то из себя.

Горячая волна накрыла Гулю с головы до ног. Опять – вспышка и раскат грома.

У неё на плечах искрился алый кумач.

Искрился, но не горел, а второй кожей покрыл тело.

А рядом – бледный старик, Ветеран. Он с трудом отбивается от фашиста, который тянется к его груди, силится сорвать ордена и медали.

Гуля задыхается – так жжет алая накидка, до самого нутра пробирает…

– А! Сволочь фашистская! Мало тебя били и гнали!

Она разъяренной тигрицей накидывается на врага, скидывает фуражку с проклятым нацистским орлом…

И узнает очередного чиновника.

С кошачьей ненавистью вцепляется ему в глаза, волосы. Летят клочья. Фашист истошно визжит, и как-то по бабьи. Сквозь вопли Гуля слышит голос Ветерана:

– Сестричка! Поднимай наших! Мигает молния.

Девушка оглядывает себя и видит на рукаве повязку с красным крестом.

Вспышка.

Женский противный визг :

– Да пусти же!

ПРИКАЗ РОДИНЫ НЕ ОБСУЖДАЕТСЯ!

Блондинка резко поднимает голову со сна, и бьёт лбом третью полку.

В руке- клок черных волос.

Пересчитав звездочки, смотрит в низ. Там – толстуха брюнетка, с выпученными глазами что- то доказывает.

– Что это?

Спрашивает Крымчанка, кидая на стол клок черных волос.

– Вы слышали? Она ещё спрашивает! Возмущалась брюнетка, крутя телефон в руках.

По-видимому, она так и не дозвонилась до мужа. Искала, где бы злость выплеснуть. Очевидно- неудачно.