Марат

– Тебя ищут по всему городу. Ты, возможно, даже не успеешь меня убить.

– Открой глаза.

– Я ничего не сделаю, чтобы доставить тебе…

– Сделаешь. – Марат сладкими пальцами схватил ее губы, ущипнул и выкрутил. Она безуспешно попыталась его укусить. – Ты мне не платила. А должна была.

– Тебе никто не платит, – она засмеялись, хрипло и отчаянно, – и не будет. Потому что ты никто.

– Открой глаза! – заорал Марат.

– Не дождешься.

– Я могу убить тебя хоть сейчас.

– Так убей.

Он отставил банку варенья и взял нож. Она почувствовала это, вздрогнула.

– Не так быстро, – в ярости ответил он. – Они будут платить мне, когда узнают, что я с тобой сделал.

– Ты ничего ни от кого не получишь, никогда. Потому что у тебя нет мозгов.

Он схватил ее пальцами за реснички и начал оттягивать веко. Она попыталась зажмуриться. Он легко провел лезвием по тонкой коже, увидел, как расходится натянутая ткань.

– Ты будешь на меня смотреть, – сказал он, – а они будут мне платить.

Теперь она дышала очень часто. Но все равно не кричала и не плакала.

– Ты последнее отродье, которое носит земля. – Слова были быстрые, жалящие. – Тебя имели и будут иметь, ты, ничтожество. Ты полукровка, ублюдок неизвестно чей. Я еще не видела таких арабов. Ты как араб, упавший в дерьмо.

Ему удалось срезать веко. Ее глаз, с огромным, расширенным от страха зрачком, уставился на него сквозь тонкую пелену текущей крови.

– Я убил Атреско, – сказал Марат, – и я буду получать все, что раньше причиталось ему.

Дождь шумел, заливал стекло, стучал по крыше.

***

Он второй раз в жизни сидел внутри роскошного автомобиля. Было очень тихо. Кондиционер больше не шипел – он заглох, когда Хади, пытаясь обернуться к Марату, всадил в решеточку поддува две пули из своего пистолета. Марат все еще переживал в памяти то мгновение, когда звук выстрелов и крик мгновенно сменились звенящей тишиной.

Ему казалось, что он уже был в этом автомобиле. Он снова сидел на заднем сиденье, снова чувствовал под собой шикарную мягкую обивку. И рядом с ним снова был человек, который считал, что может смеяться ему в лицо. Но сегодня все было не так, как в машине юриста Ульриха. Сегодня Марат сделал то, о чем раньше только думал. Он убил их всех: водителя, охранника и босса. Это произошло утром, после ночи, которую он провел у реки, купаясь и играя со своим ножом.

Лицо Хади было забрызгано кровью. Когда они боролись за обладание пушкой, Марат вскрыл ему вену на руке. Первая пуля Хади попала в висок водителю. Второй раз он выстрелил в лобовое стекло, потом два раза в очиститель воздуха. При каждой отдаче кровь фонтаном выплескивалась из резаной раны. Но охранник Атреско умер не от потери крови – Марату пришлось добить его ударом в сердце. После последнего выстрела в машине стало очень тихо. Марат помнил, как несколько секунд спустя скрипнула задняя дверца, и из нее наполовину вывалился сутенер. А потом наступила звенящая тишина.

В течение получаса Марат не мог сдвинуться с места. Он смотрел, как приходят, пугаются и убегают шлюхи. Он не шевелился. Он был захвачен ленивым и тягучим холодом. Он наслаждался. Он сидел и смотрел на убитых.

Атреско лежал на спине. Казалось, его голова отваливается. Красный мясистый порез на его горле по контрасту с кожей казался особенно ярким. Кровь стекала по волосам на асфальт.

Водитель повалился на руль. Половины затылка у него не было. Марат видел мозг. Потеки крови на сером желе. Влажный осколок кости, впившийся в обивку потолка. Отвратительное зрелище неожиданно напомнило Марату о матери, о гнилостной влажности ее волос, в которую ему каждый день приходилось залезать пальцами. Как он приподнимал ее голову, чтобы она напилась. Как он вычесывал корки отмершей кожи. Марата начало подташнивать. Он громко сглотнул, вытер нож о спинку переднего сидения и медленно вылез из машины.

Ветер играл в высоких кронах пальм. А над пальмами возвышался собор. Он был близко – его территория граничила с городским парком. Отсюда казалось, что Нотр-Дам-де-ла-Пэ занимает четверть неба. Марат долго смотрел на собор. Ему казалось, что они связаны. Он сдвинулся с места только когда услышал, как по дороге за деревьями проехал первый туристический автобус от Президентского отеля. Глупые белые платили, чтобы поближе увидеть самый большой на свете дом своего бога.

Он бросил нож в карман. Пора обчистить их всех и уйти. Но просто уйти он не мог. Он должен был сделать одну вещь, хотя и знал, что это совершенно бессмысленно.

Он обошел автомобиль и увидел лицо сутенера. Оно было неестественно запрокинуто, макушка трупа почти доставала до асфальта. Пустые глаза Атреско смотрели на ноги Марата. Рот глупо приоткрыт, в нем куском дохлого мяса лежит язык.

Марат расстегнул ширинку и помочился на лицо врага. Он облил все, что мог: глаза, рот, порез на шее. Ему показалось, что он слышал какой-то особенный звук, когда его струя била в направленные к небу ноздри мертвеца. Звук, с которым вода из автоматической колонки льется в горлышко уже почти полной канистры.

В карманах Атреско не нашлось ничего интересного. Марат выбросил на землю паспорт и шикарную золоченую расческу: они ему были не нужны. Открыл переднюю дверь. На мгновение ему померещилось, что Хади еще жив – на лице охранника застыло выражение ярости. До самой своей смерти он не принимал Марата всерьез. Уже искалеченный и потерявший много крови, он так и не взял в толк, как этот мальчишка смеет пытаться отнять у него оружие. Пистолет и сейчас был в его руке. Он выглядел не так, как раньше – Хади не использовал глушитель за пределами отеля.

Марат несколько секунд смотрел в темные глаза охранника. Потом успокоился: они мертвые. Он с трудом разжал пальцы трупа. Сведенная кисть Хади казалась сделанной из дерева. Пистолет. Нет, не об этой игрушке Марат мечтал всю свою жизнь. Он хотел иметь автоматическую винтовку, такую, как у Гиллы, длинную и тяжелую, с черным стволом и потертым деревянным прикладом. И все же приятно было чувствовать, как эта штука лежит у него в ладони. Он сжал рукоять оружия, увидел, как вздуваются мышцы у него на руке. Он чувствовал, что наливается холодом, как будто вырабатывает его жидкие кристаллы каждой клеточкой своего тела.

Он случайно нажал кнопку на рукоятке, и из пистолета выпала обойма. В ней оставалось еще две пули. Он погладил пальцем плавный изгиб курка, разжал руку и опустил оружие в карман с ножом. Штанина отяжелела. Марат обшарил тело Хади, нашел кошелек, открыл его и замер, увидев голубые, зеленые и фиолетовые развороты колониальных франков. Он улыбнулся, потом засмеялся. Бумажек было много – так много, как никогда не набиралось в жестянке Камилы. Охранник платил за маленькие прихоти босса; его карманные деньги были равны нынешнему недельному заработку Марата и в сто раз превышали те средства, на которые когда-то выживала его мать.

– Но ведь это еще не все, так? – Марата поразила очевидная мысль. Он присел на корточки и всмотрелся в лицо Атреско. – Ты где-то хранишь половину того, что этой ночью заработали все шлюхи Ямусукро.

Сутенер не ответил. Марат не планировал ограбление – он замышлял убийство. Но сейчас его захватила мысль о сокровищах. Он хотел эти деньги. Его увлекала сама абстрактная идея богатства. Ему казалось, что это последний этап восхождения, который нужен, чтобы оторваться от своих корней, от памяти о трущобах и матери. Он мечтал о том, как деньги сделают его еще сильнее, поднимут выше всех. И никто больше не сможет смеяться над ним за то, что он нищий оборванец.

В бардачке он обнаружил глушитель и кобуру для скрытого ношения пистолета. Рядом с ними был синий пластиковый мешок для мусора – такие использовались в урнах отеля. Хади уже завязал горлышко мешка в узел. Присмотревшись, Марат увидел сквозь полупрозрачный полиэтилен деньги. Он не стал их считать. Он даже не мог представить, сколько их там. Он просто взял их и пошел прочь. В парке не было ни души. Между деревьями висел утренний туман. Марат застегнул на себе ремни кобуры. Тогда ему пришла мысль о том, что он хочет занять место Атреско.

И теперь он оказался здесь, в комнате с циновками, сжимая в пальцах оторванное веко и не зная, что делать дальше.

***

Несколько секунд его жертва прерывисто дышала. Кровь из глаза струйкой вытекала на висок. Ее начало трясти, но она заговорила снова.

– Ты идиот. Ты самый глупый мужчина, которого я видела. Самый слабый и самый ничтожный. Ты даже глупее детей.

Марат начал оперировать ее второе веко. Сделав полдела, он остановился и снова полез в банку с вареньем. Ее второй глаз теперь смотрел на него сквозь дыры в разорванной коже.

– Ты урод. Чтоб ты отравился этим вареньем. Чтоб ты сдох от него, чтоб в нем было битое стекло, чтоб ты никогда не получил свой опий, чтоб тебя за месяц сожрал СПИД…

Марат с силой сжал ее голову между коленями, схватил веко и дернул вверх. Оно потянулось. Вместе с ним начала отрываться кожа брови. Проститутка замолчала. Ее лицо дергалось. Она пыталась закрыть глаза, но век больше не было. Марат отставил банку, дорезал остатки века. Дал ей отдохнуть.

– Проси, чтобы я убил тебя быстро, – сказал он.

– Не дождешься.

– Хочешь? – Он пропихнул кусок века ей в губы. Она не поддалась, зубы были плотно сжаты. Они улыбнулись друг другу дикими гримасами мучителя и жертвы.

– Ты даже не представляешь, что я могу с тобой сделать.

– Так сделай. Хватит угрожать. Ты что, боишься меня? Или боишься, что я говорю правду? Жалкий желтый недоносок.

Ее лицо напоминало кусок мяса с огромными выпученными глазами. Но этот кусок мяса продолжал его оскорблять.

– Ладно, – ответил Марат. – Буду резать тебя, пока ты не сдохнешь.