– Мне нравится твой, – улыбнулся Марат.
В ее глазах мелькнул призрак надежды.
– Хорошо, я отдам тебе этот дом.
– Я уже в нем. Так зачем мне становиться похожим на Атреско?
Его нож скользил у самого ее лица, танцевал, поднимался и опускался.
– Ладно, – быстро сказала она. – У тебя все есть. Тогда зачем тебе деньги?
– Хочу машину с кондиционером, – задумчиво сказал Марат. – Хотя, в общем-то, это не важно. Хочу, чтобы их просто было больше.
Ему стало скучно. Слишком долгий разговор. Он ждал, когда она попытается убежать, но она не пыталась. Он легонько ткнул ее ножом в лоб, как заскучавший ребенок толкает жука с оторванными лапками, чтобы тот еще подергался. Она отстранилась, вжалась в стену. Из ранки на лбу вытекла капля крови.
– Я буду тебе платить. Не надо меня больше мучить. Я сделаю все, что ты хочешь.
– Ляг лицом вниз, – приказал Марат.
– Ты опять сделаешь мне больно?
– Нет, – сказал Марат. Он, наконец, снова увидел в ее глазах желание бежать и бороться. Она лежала на боку и нерешительно смотрела на него. «Готовится», – подумал он. К его удивлению, девушка выпрямила ноги и стала переворачиваться на живот. Она двигалась очень медленно. Они смотрели друг на друга и оба ждали подвоха. Он видел, как больно ей двигаться, чувствовал, как она боится, что он снова ткнет или ударит ее. И все-таки она перевернулась.
Марат осклабился. Он по-прежнему сидел на корточках. Ее лицо и напуганные глаза были совсем близко. Он видел серые полоски на бронзовой коже – грязный отпечаток его подошвы.
– Да, – признался он, – я сделаю тебе больно.
***
Ее ответ был неожиданно быстрым и точным. Она толкнула его рукой в колено. Он потерял равновесие и упал на копчик. Вскрикнув от боли, она подтянула ноги под живот и поднялась на колени. Это движение позволило ей оказаться почти в полутора метрах от него. Он не мог сходу ударить ее пяткой или полоснуть ножом. Он увидел лихорадочный блеск в ее темных глазах. Она праздновала свою первую победу.
«Она может убежать», – холодно подумал Марат. Ему удалось справиться с инерцией своего падения. Он подвернул одну ногу под другую и начал подниматься. Слишком поздно. Она цеплялась руками за мягкие карманы настенных циновок. Она была на обеих ногах, когда он только встал на одно колено. У нее вдруг появилось столько возможностей. Она могла использовать дверь или окно; выскочить на улицу; запереться на кухне. Наконец, она могла ударить Марата, прежде чем тот встанет. Тягостную долю секунды он ждал от нее удара в лицо. Он понимал, что у нее есть шанс снова уронить его. И если он упадет, она убежит.
Но она не ударила. Она выбрала бегство. Она метнулась не к одному из укрытий, а просто в сторону от Марата. Он видел, как меняется траектория ее шагов каждый раз, когда ей приходит новая идея. Вот шаг в сторону кухни. Потом она увидела, что дверь плотно закрыта, испугалась, что та задержит ее, и шагнула к входной двери. Марату было проще – он гнался за ней, а не выбирал путь отступления. Он увидел, как она снова метнулась к кухне. Ведь входная дверь тоже закрыта. Она поздно поняла, что открывать ее будет дольше, чем кухонную.
И, наконец, две последние ошибки. Она взялась за ручку двери и оглянулась. Не могла удержаться, хотела знать, насколько он далеко, и потеряла драгоценное время. Увиденное ее разочаровало. Он тоже бежал. Между ними было всего два метра, и у нее оставалась доля секунды, чтобы увернуться.
– Мразь! – закричала она. Это была вторая ошибка: не следовало тратить дыхание на крик. Марат засмеялся у себя в голове прежде, чем его губы растянулись в улыбке. Он еще бежал, а она уже открывала дверь на кухню, но он понял, что она проиграла. И она тоже это поняла.
Она попыталась захлопнуть дверь раньше, чем вошла в нее. Инерция собственного движения ударила ее спиной о косяк, и она потеряла последнее драгоценное мгновение. А потом дверь ударила ее в плечо. Она закричала. Дверь отскочила и врезалась в Марата. Он почувствовал, что ему рассекло бровь, но не остановился и налег на дверь всем телом, второй раз обрушив ее на плечо девушки. А потом третий раз. Теперь он уже бил с расчетом.
Она отступила на кухню. Ее правая рука обвисла – в плече было что-то сломано, рот раскрылся в беззвучном крике. Марат чуть не убил ее. Она стояла так, что ему было удобно вспороть ей живот, но он вовремя перевернул лезвие в пальцах и ударил не острием ножа, а костяшками кулака, в котором его держал.
Она потеряла равновесие и завалилась назад. Ей хватило сил, чтобы здоровой рукой схватиться за край стола. Тот с грохотом проехал несколько сантиметров, а потом она плюхнулась на пол. Марат подумал, что игра в кошки-мышки закончена.
– Ты сегодня умрешь, – сказал он.
Она скользнула по нему невидящим взглядом, здоровой рукой попыталась коснуться разбитого плеча, застонала. По ее измятому, порезанному на груди платью расползалось темное пятно. Он понял, что она обмочилась.
Кухня была маленькой, забитой вещами. Своим размером и утварью она напомнила Марату подсобку столовой Макис, только здесь было чисто и не пахло пивом. Голова гудела. Он вспомнил, как ударился о дверь, и потрогал лоб. На пальцах осталась кровь. Он слизнул ее, почувствовал во рту сладковато-металлический вкус.
– У тебя есть опий? – спросил он.
Девушка не ответила. Она сидела на полу, как сломанная кукла. Болевой шок сделал ее взгляд сонным. Марат наклонился и схватил ее за подбородок. Ее лицо поднялось к нему. В нем не осталось красоты, оно стало ватным: тоска умирающего животного в глазах, кровяная грязь на щеках.
– Опий? – повторил Марат. – Настойка или порошок?
– Я не буду с тобой разговаривать.
– Что? – не понял Марат.
– Если ты все равно меня убьешь, – она говорила медленно, – я хотя бы могу лишить тебя части удовольствия.
Она закрыла глаза.
– Смотри на меня, – разозлился Марат.
Она странно вздохнула – может быть, смеялась. Он ударил ее по щеке. Она только вздрогнула. Марат взял ее за ноги и вытащил обратно в комнату. Ему казалось, что он волочит труп. Свежий, еще теплый, но не живой. Ее платье задралось. Он видел черное шелковое белье. Белье шлюхи. У нее было красивое тело, достаточно стройное для негритянки, но более сочное, чем у белых. На животе – расплывшийся узор темных кровоподтеков. Марат бросил ее ноги на пол, подошел к ней сбоку и наступил на брюшной пресс. Ему понравилось это ощущение. Его нога тонула в теплой беззащитной глубине ее тела. Стоя так, он снова чувствовал, что она жива. Она не открыла глаза, но он видел, как она сжимает зубы, чтобы не кричать.
– Ты не спрячешься от меня, – сказал Марат. Он убрал ногу, подождал секунду, чтобы почувствовать ее облегчение, а потом наступил снова, со всей силы. Она глухо вскрикнула, стала выворачиваться. Он чуть не упал, и ему пришлось сойти с нее на пол.
– Хочу опия, – потребовал он, наступая ей на живот. – Хочу опия. Хочу сладкого и холодного.
Она вскрикивала, но не отвечала, пыталась вывернуться и уползти. Марат катал ее ногами. Он остановился, когда ее трусики набухли новой влагой. Она замерла – возможно, потеряла сознание. Он провел стопой по ее лобку, потом мокрой от мочи ногой наступил на ее лицо. Девушка не отреагировала.
Марат взглянул в окно. Сколько прошло времени с тех пор, как он сунул нож ей в рот? Полчаса? Час? Три? Он не мог этого определить. Дождь все той же серой завесой пеленал мир.
Марат вернулся на кухню. Ведра, баки с водой. Баки полные – она была аккуратной хозяйкой. Над ними шланг с небольшим ручным насосом, чтобы поднимать вводу наверх, в резервуар над раковиной. Рядом с резервуаром две проволочные сетки с луком. На столе – миска с сушеными кубиками маниока. Марат подхватил несколько кубиков, сунул в рот. Они были безвкусными и туго жевались. Лучше бы она пекла лепешки.
Он начал открывать и переворачивать все, что попадало под руку. Одна из банок со специями соскользнула в раковину, разбилась, заполнив комнатушку пряным запахом.
– Сука, – процедил Марат. – Точно как моя мать.
Он сдвинул керосиновую плитку. На безопасном расстоянии от нее стояла аккуратно обрезанная картонная коробка. Марат раскрыл створчатую крышку. Опять банки. Он уже хотел швырнуть всю коробку на пол – его притягивала мысль о глухом звоне, с которым погибнет ее содержимое – но в последний момент остановился. Здесь был фруктовый джем. Красное, белое, желтое и зеленое содержимое банок даже на вид казалось сладким. Проститутка не подписывала свои банки, возможно, она вообще не умела писать. Марат не мог по цвету определить, что здесь было чем. Он наугад открыл банку с красным, сунул в нее пальцы, облизнул их. Его поразил чужой и незнакомый вкус северной ягоды. Ее вырастили во Франции. Это была земляника, о которой он ничего не знал. Немного холодно и очень сладко. От сладости сводило рот. Марат снова сунул пальцы в варенье, зачерпнул тремя, облизал. Потом бросил взгляд в комнату и резко отставил от себя банку. Дверь кухни была полностью раскрыта и предоставляла довольно большой обзор. Девушки он не видел.
Он бросился назад. Несколько мгновений его ум лихорадочно рассчитывал ее силы. Может ли она встать? Идти? Как ей удалось ускользнуть так тихо? Он ворвался в комнату и сразу нашел ее. Она ползла – уже втащила половину своего тела в прихожую. Он схватил ее за ногу и втащил обратно в комнату.
– Мразь, – еле слышно зашипела она с пола. – Ты самый слабый и ничтожный мужчина, которого я видела.
По циновкам протянулась тонкая красная линия. На ее губах снова была свежая кровь. Марат догадался, что порвал что-то у нее внутри, когда вставал на ее живот. Неважно. Она проживет столько, сколько ему нужно. А потом умрет. Мучительно.
– Даже твоего имени никто не знает. Ты просто убийца шлюх, вот как о тебе говорят. Кусок желтого дерьма.
– Эти слова я вырежу у тебя на спине. – Марат сходил на кухню, принес банку варенья. Девушка с закрытыми глазами лежала на полу, из уголка рта кровавой ниткой стекала слюна. Он опустился на пол, надавил на ее разбитое плечо, заставляя перевернуться на спину. Потом встал на колени и зажал ее голову между своих ног.
– Тебе недолго осталось, – сказала она. – Я буду последней, или предпоследней, кого ты убьешь, а потом тебя найдут и пристрелят, как бешеную собаку.
Марат провел ножом по ее лицу. Лезвие легко рассекало кожу. Она задергалась, попыталась отвернуть голову, но не смогла – он держал ее крепко. Она не кричала, только начала дышать немного чаще. Ее глаза по-прежнему были закрыты, здоровая рука попыталась нашарить лицо мучителя, но была слишком слаба. Марат даже не обратил на нее внимания. Теперь его занимало ее платье. Он срезал его остатки. Обнаженная грудь проститутки была влажной от крови. Ему это нравилось. Он отложил нож и поднял банку с вареньем. Поводил в ней пальцами, потом облизал их. Они были холодными и сладкими, как опиумный дым.