Если мой самолет не взлетит

Оля, как любой человек, любящий так сильно, не могла представить, что он ее разлюбил. Поэтому она плакала, целовала его, и говорила, что он свободен, что она не хочет, чтобы он чувствовал какой—либо долг перед ней. А он отвечал, что дело тут не в ней, а в том, что он хочет ее любить, и очень хочет, чтобы она была счастлива, но вот не получается.

Выплеснув накопившееся, оба успокаивались на некоторое время и жили дружно.

Сереже очень не нравилось то, что в его жизни накопилось множество мелочей, которые его стесняли. Все это ему тем более не нравилось, что Оля как будто была и ни при чем, потому что, конечно, она его не принуждала. Он поступал так, потому что хотел, чтобы это понравилось ей. Вот эта добровольность несвободы и раздражала его больше всего.

Говоря проще, у него иногда стало появляться знакомое любому человеку, жившему в браке, желание делать то, что может вызвать раздражение и упреки жены.

Например, однажды после дежурства, Сережа и Коля зашли выпить пива, и Сережа, поймав себя на том, что сдерживается, не желая приходить домой выпиши, потому что вечером они с Олей собирались в театр, вдруг очень на себя рассердился. Ну а так как, заметив это, он не счел нужным себя ограничивать, ведь он человек свободный, то еле до дому добрался.

Оля расстроилась, но ни в чем его не упрекала. Сережа ожидал упреков, даже в глубине души хотел их, и заранее ожесточился, и заранее приготовился к отпору. Но видимо потому, что она не стала его упрекать, Сережа почувствовал угрызения совести, но раздражался на свою слабость из-за этих угрызений.

Ему показалось, что разучился он поступать как хочет, разучился быть свободным.

Сережа с ностальгией вспоминал о скрипучей кровати в студенческом общежитии, где он был несомненно и несравненно свободен после того, как вышел приказ об отчислении.

Известно, что мужчина и женщина в начале своих отношений видят друг в друге много хорошего и даже имеют много иллюзий, которые очень украшают этот первый период любви. Есть мнение, что иллюзии испаряются, и они видят все больше плохих черт. Так вот Оля любила своего мужа все больше. Конечно, все эти сложности оставляли тяжелый осадок в ее душе, но ее муж, тем не менее, превращался в ее глазах в фантастическую личность, почти что полубога.

Он причинял ей боль, но чем труднее ей было с ним, чем она становилась несчастней, тем больше она переставала, замечать в жизни что-то кроме ее Сережи. Кроме этой любви все в ее жизни потеряло цену.

Оля все искала выход из создавшегося положения, и ей пришла счастливая идея. Идея настолько фантастическая, что я не знаю другого человека, которому это могло бы прийти в голову.

Однажды, когда Сережа был в мрачном настроении, она приласкалась к нему и сказала:

–Послушай, ну что ж поделаешь, если тебе иногда надо побыть одному. Давай разменяем квартиру, чтобы у тебя было такое место, куда бы ты мог пойти и побыть один, и делать то, что тебе захочется. Раз тебе бывает тяжело со мной.

Сережа пришел в негодование от этого плана. Как человек благородный, он считал, что все здесь принадлежит ей, все это благополучие создано не им, и ни на что здесь он не имеет права. Поэтому он категорически отказался, сказав, что если ему уж так захочется, то он снимет квартиру.

Но Оля была энергична и ненавязчиво упорна, когда хотела принести пользу своему мужу и своей любви. Поэтому она постепенно убедила его, что нет в этом ничего такого безнравственного с его стороны, что гению нужен угол для одиноких раздумий, что мало ли как складывается жизнь, что от этого их отношения станут лучше, а сами они— счастливее. Что, в конце концов, раз все здесь принадлежит ей, то, значит, она может поступать с этой квартирой так, как ей захочется. Так что Сережа со скрипом согласился. Впрочем, он все-таки морщился и чувствовал неловкость, но Оля уже с увлечением занялась разменом, убеждая его, что все будет очень хорошо.

Сережа только категорически заявил, чтобы в той квартире, которая будет записана на него, было не более одной комнаты. Оля и нашла такую однокомнатную квартиру, что я только головой качал, когда ее увидал. Мансарда в доме старой постройки. Вторая квартира была из двух комнат, тоже хорошая. Были эти квартиры расположены на расстоянии пятнадцати минут.

Я ничего об этом не знал, пока меня не позвали помочь с переездом. Дело в том, что Сережа все-таки стеснялся этой затеи, а Оля, хотя и не стеснялась, потому что уверила себя в том, что так лучше всего, но все же боялась говорить, потому что видела Сережину неловкость.

Хотя Сережа и сопротивлялся, и морщился, но однокомнатную квартиру Оля полностью обставила и перевезла туда половину библиотеки. Я помню, когда снаряжали машину в эту квартиру, Сережа сказал жене:

–Не надо ничего этого.

–Сережа, ты же мне говорил, что это моя квартира, только на тебя оформленная?

–Ну да, разумеется.

–Могу я в свою квартиру везти, что хочу? – спросила Оля.

Сереже возразить было нечего.

Вечером мы расплатились с грузчиками и сели среди еще беспорядочно расставленных вещей в большой квартире и отпраздновали новоселье.

Настроение у всех было хорошее, несмотря на некоторую странность этого размена. Отчасти, потому что Оля была весела и даже счастлива.

Она была уверена, что теперь все в жизни пойдет хорошо.

Я уже говорил, что при первом знакомстве она казалась некрасивой. Но в тот день, когда я знал ее уже несколько лет, и видел ее оживленной и счастливой, я даже удивлялся, как она могла казаться некрасивой, так она была хороша. И я тоже от этого был весел и думал, что все должно пойти хорошо, потому что теперь наконец Сережа обязан понять что-то в жизни.

Может быть, в моем рассказе прозвучали нотки раздражения и разочарования в Сереже, но тогда этого еще не было. Вообще люди относились к нему гораздо лучше, чем он это себе представлял.

Ну так вот, в этой однокомнатной квартире они все привели в порядок, но долгое время там никто не появлялся. Потому что Оля вначале даже ключи от нее иметь отказывалась, сказав, что эта квартира для Сережиных уединений. Сережа ей не пользовался, потому что испытывал всплеск нежности к жене. Так что мне показалось, что Оля добилась своей цели и все же приручила Сережу.

Этой квартирой Сережа начал пользоваться совершенно случайно. Как-то раз, выйдя в субботу с дежурства, Сережа с Колей решили выпить. Коля, который тоже помогая в переезде, предложил пойти в эту квартиру.

Друзья немедленно привели этот план в исполнение.

Когда они выпили, зачитали и обсудили очередную порцию Колиных стихов, то в нетрезвом Сережином мозгу появилась мысль, что не будет ничего страшного, если он сегодня заночует здесь, тем более что для этого квартиру и меняли. О чем Сережа немедленно сообщил Коле. Коля посопротивлялся, ему было неудобно перед Олей, которую он очень уважал. Но сопротивлялся недолго, так как тоже уже был нетрезв, и тоже склонятся к мысли, что хорошо бы было как следует погулять.

Сережа немедленно позвонил жене, сообщив это известие. Оля, хотя для этого и затеяла размен, вдруг страшно расстроилась, хотя нашла силы не возражать. Она даже заплакала, повесив трубку.

Сережа почувствовал угрызения совести, услышав расстроенный голос жены, но друзья тут же выпили еще по стаканчику, и все переживания как рукой сняло. Тут же побежали еще в магазин, тут же позвонили Колиному приятелю (тоже поэту), чтобы он вихрем летел к ним, что тот немедленно исполнил, только спросив разрешения прийти со своим другом, который как раз к нему зашел.

Сережа, давно не имевший практики в серьезном пьянстве, сил не рассчитал, очень быстро устал и прилег отдохнуть. Проснулся он ночью, не сразу поняв, где находится. Горели свечи в подсвечниках, отбрасывая на стены огромные пляшущие тени, орала музыка, по всей комнате были раскиданы пустые бутылки, за столом сидели незнакомые молодые люди и девушки. Все это напоминало картинки эпохи разгула с Ваней.

Сережа никого не знал, а Коля не мог представить его компании, потому что сам мирно спал на подушках, которые он снял с дивана и разложил на полу. Сережа проследовал в туалет, потом посидел, попил винца, ни с кем не разговаривая, и снова лег спать. Когда он проснулся утром, все виденное ночью казалось как бы сном, в квартире было пусто, только царил хаос, и десятки бутылок из—под пива и вина лежали на полу.

Сережа мрачно убирал все это, опохмелиться оказалось нечем, потому что гости все тщательно выпили, и жизнь ему казалась занятием бессмысленным. От этого разочарования во всем его прекрасная жена казалась Сереже единственным, что чего-нибудь стоит в его жизни, и он чувствовал к нем огромную нежность. Убрав все, он принял ванну, потом полежал еще часок, чтобы окончательно прийти в себя. Давно он не был так нежен с Олей, как когда увидел ее, придя домой.

Как известно, человек ко всему очень быстро привыкает. Те времена, когда Сережа думал, что никто не может его любить, прошли. Теперь он даже испытывал некоторое самодовольство от того, что вот он такой человек, что может вызывать к себе такую любовь. В начале семейной жизни он капризничал отчасти потому, что испытывал желание проверить, насколько Оля его любит и терпит. И даже выглядело это со стороны довольно мило, потому что капризничал он беззлобно и с юмором, а Оля терпела эти выходки даже, я бы сказал, с радостью. Теперь же он окончательно убедился в ее любви, отчего в нем появилась самоуверенность. Оля приучила его к мысли, какой он замечательный и привлекательный. Он даже стал замечать, что она некрасива, но тут уж она ничего поделать не могла. Ее любовь даже стала казаться ему слишком навязчивой, у него даже появились мысли, что лучше бы ему что-нибудь поспокойнее, хотя в то же время ему была приятна ее зависимость от него.

Постепенно, чтобы отдохнуть от сложностей семейной жизни, Сережа чаще стал жить денек—другой в этой своей квартире. Иногда он там пьянствовал с Колей, но чаще просто лежал, слушал музыку, читал книги, наслаждаясь тишиной и покоем.

Надо сказать, что, как и задумала Оля, некоторое время это оказывало благоприятное воздействие на их отношения.

Но выяснилось, что этот отличный Олин план имеет для нее самой один существенный недостаток. Ей было трудно и день прожить без своего Сереженьки, она всегда пугалась, когда он звонил, что останется ночевать "у себя”, как это теперь называлось.

Каждый раз Оле казалось, что он больше не придет, что с ним случится что-нибудь плохое. Даже, что он найдет другую женщину. Но на этот счет я ее успокаивал. Для другой женщины он был слишком ленив. Но ведь ей он казался таким замечательным, поэтому она думала, что все его должны любить.

Если же он и на следующий день звонил, что не придет, то она совсем теряла голову. Хотя старалась не показывать это Сереже.

Тогда она пускалась на разные мелкие хитрости, например, звонила и говорила, что как раз приготовила что-нибудь вкусненькое, что купила билеты на очень интересный фильм и т.д. Все это она старалась проделывать как бы случайно, но Сережа, конечно же, насквозь ее видел, а эти хитрости раздражали его, но в то же время были приятны. Иногда она не выдерживала и просто говорила ему, что очень хочет, чтобы он пришел.

Человек нелюбящий всегда искренне не понимает, что наносит раны человеку любящему, даже сам того не желая. И Сережа не понимал, что она зовет его потому, что ей кажется, что она умрет или сойдет с ума, если его не увидит, это казалось ему Олиными капризами и глупостями.

Я помню, как однажды Сережа заехал за мной после работы и увез "к себе" играть в шахматы. Мы пили чай и играли, когда в дверь позвонили. Сережа пошел открывать, и я услышал Олин голос. С минуту они разговаривали тихо, я не слышал, о чем, потом Оля сказала:

–Милый мой, любимый! Ну пожалуйста! Мне скучно без тебя.

Надо было слышать, как она это сказала. Мне захотелось исчезнуть или спрятаться. Сережа, повысив голос, стал ее успокаивать и объяснять, что здесь еще я. В конце кондов он вздохнул и сказал: «Ну ладно». Оля ушла, мы доиграли партию. И я тоже ушел, потому что играть расхотелось.

Я шел домой в каком-то странном настроении. То есть мне было тяжело от того, что Оле плохо. И, с другой стороны, мне было немного радостно и грустно. Я все вспоминая, как она это сказала, и мне становилось грустно, что я уже какой-то другой, и вспоминались те времена, когда и я мог, наверное, так сказать. Я человек не слишком сентиментальный, но я вспоминал тех женщин, с которыми сводила меня жизнь, и было немного горько думать, что ни одна из них не смогла сказать мне это. Вернее, они что-то там говорили, но совсем не так, как это произнесла Оля. В то же время мне было как-то радостно, что есть все-таки что-то такое в жизни. Все мы стремимся быть гордыми и не зависеть ни от кого, а так ли уж это важно?

В то время моя жена уже довольно редко виделась с Сережей и Олей. Дело в том, что моя жена—человек довольно резкий, поэтому стало хорошо заметно, что Сережа совершенно упал в ее глазах. До того, что ей было неприятно с ним видеться. С присущей ей резкостью она пыталась наставлять Олю на путь истинный и раскрывать ей глаза на Сережу. Оле это не нравилось. Поэтому отношения между Олей и моей женой охладели, хотя они и оставались самого лучшего мнения друг о друге.