Террор, терроризм и преступления террористического характера

Следовательно, субъекты террора всегда преследуют масштабные, а иногда и глобальные цели, которые в их представлении имеют историческое значение для их народа, их государства или цивилизации (построение социализма, мировая революция, освобождение народа и т. д.).

Субъекты терроризма, как правило, не преследуют столь глобальных целей. В тех случаях, когда масштабные цели все же ставятся (например, народовольцы стремились к переустройству общества на социальных началах), их реализация оказывается террористам не под силу, поскольку возможности официальной власти достаточны для нейтрализации опасной деятельности, сохранения своего положения и продолжения той политики, которую она считает целесообразной. Следовательно, при разграничении терроризма и смежных с ним понятий нужно принимать во внимание не только саму конечную цель, но и вероятность ее достижения субъектом. А она, как отмечает Н. Д. Литвинов, может зависеть от различных факторов: соответствия идеи интересам той или иной части общества, мощности террористической организации, прочности власти и т. д.[53 - Литвинов Н. Д. Роль идеи в развитии антигосударственного терроризма: Монография / Под ред. С. Е. Вицина. Воронеж, 1999. С. 15.]

Целеполагание преступников при политическом терроризме ограничиваются какой-то сферой государственной политики. Часто террористы стремятся скорректировать политику государства в определенной социальной сфере (экономике, экологии, национальной политике и т. д.), продемонстрировать свою силу (заявить о себе как о политической силе) либо ищут наживы (вымогают крупные суммы денег). При этом сам акт терроризма является промежуточным звеном в достижении конечной цели. Последнее относится и к тем случаям, когда субъектом терроризма является легальная государственная власть.

Многочисленные террористические организации, которые в настоящий период действуют в различных регионах мира, иногда преследуют (а чаще просто декларируют для завуалирования истинных корыстных мотивов) глобальные цели, что, как отмечалось, также свойственно и субъекту террора.

Так, террористические организации Ближнего Востока стремятся к освобождению оккупированных территорий, ликвидации государства Израиль, пресечению экспансионной политики Запада. Террористическая организация «ИРА» борется за освобождение Ольстера. Основной задачей кашмирских террористических групп является ликвидация власти Индии над данным регионом.

Упомянутые террористические организации, какими бы они ни были по численности, оснащенности и т. д., нельзя считать субъектами террора, поскольку они не обладают его главным признаком – легальной властью, и, соответственно, не могут определять политику государства. Сказанное вовсе не означает, что названные террористические организации не влияют на государственную политику. Несомненно, они оказывают определенное (как правило, негативное) воздействие на политику государства, но не определяют ее. Так, кашмирские террористы, осознавая свою несостоятельность в достижении поставленной стратегической цели, стремятся нанести Индии любой, но как можно больший урон, усугубляя и без того непростые отношения между Пакистаном и Индией[54 - Опыт работы органов внутренних дел России и зарубежных правоохранительных органов по борьбе с терроризмом. М., 1999. С. 4.]. Следовательно, субъекты терроризма во всех случаях преследуют более локальные цели, нежели субъекты террора.

Еще более локальные цели преследуют субъекты террористического акта – нейтрализация конкретной личности, занимающейся определенной деятельностью. Но это опять же не означает, что террористический акт не может повлечь за собой глобальных последствий, которые выходят за рамки ожиданий субъекта. Так, убийство эрцгерцога Фердинанда – террористический акт – стало поводом для начала Первой мировой войны. Между тем сам убийца (Г. Принцип) и стоявшие за ним сербские националисты вряд ли преследовали подобные цели и вряд ли могли предположить, что это убийство будет иметь такие трагические для многих народов мира последствия.

3. В отношении кого осуществлялись преступные акции? Кто становился их жертвой? Жертвами террора всех вышеназванных правителей становились индивиды, партии, нации, народы и государства, которые стояли на пути к достижению поставленных стратегических целей. Тактика заключалась в содержании и поддержании репрессивного аппарата в постоянном «рабочем состоянии», в состоянии, вызывающем всеобщий психоз. Поэтому репрессии в отношении ни в чем не повинных личностей, партий, народов и государств были постоянной и непременной составляющей всей внутренней и внешней политики субъектов террора.

Террор чаще всего носит «адресный» характер (интеллигенция, врачи, кулаки, чеченцы, евреи, цыгане и т. д.). Жертвы обречены, ибо они точно определены по характеризующему их признаку и весь репрессивный аппарат государства работает только в отношении конкретно определенной жертвы (в широком смысле слова)[55 - Национальные меньшинства, в силу самобытности не вписывающиеся в общую «державно-имперскую» систему политических ценностей, всегда обладают повышенной виктимностью. Так, в период фашизма вне закона были поставлены практически все народы, но особенно евреи и цыгане.]. Так, Пол Пот определял интеллигенцию по признаку близорукости и уничтожал всех, кто носил очки. Военные стратеги США заявили о том, что приверженцев режима Саддама Хусейна будут определять по признаку физической полноты (упитанности), исходя из предпосылки, что в условиях диктатуры этим признаком могли обладать только люди, пользовавшиеся особыми льготами, установленными режимом.

Но террор может быть направлен и в отношении неопределенно широкого круга лиц (враги народа, русские (в том числе и украинцы, и белорусы, и молдаване, т. е. все те, кто проживал на оккупированной фашистами территории бывшего СССР)). В этом случае репрессивный аппарат тоталитарного режима работает «на удачу» (жертвы случайны, убивают одних, чтоб другим неповадно было).

Следовательно, террор осуществляется в отношении жертвы, которую определил субъект террора (власть) по его отличительному признаку (классовому, национальному, партийному, религиозному, территориальному и т. д.).

Террор может быть облечен в форму геноцида. Понятие «геноцид» впервые было сформулировано незадолго до начала Нюрнбергского процесса польским ученым еврейского происхождения Рафаэлем Лемкиным. В своей книге, вышедшей в 1944 г. он доказывал необходимость применения нового термина для квалификации деяний нацистов. Р. Лемкин определял геноцид как «скоординированный план разнообразных действий, направленных на уничтожение главных основ жизни тех или иных групп… Этот план ставит своей целью разрушение социально-политических институтов культуры, языка, национального чувства, религии, экономического существования этих групп, личной безопасности, свободы, здоровья, достоинства и самой жизни индивидуумов, принадлежащих к данным группам»[56 - Lemkin R. Axis Rule Occupied Europe. Washington, 1944.].

В Конвенции ООН «О предупреждении преступления геноцида и наказания за него»[57 - Международная защита прав и свобод человека: Сб. документов. М., 1990. С. 98–103.] (заключена 09.12.1948) под геноцидом понимаются следующие действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую:

a) убийство членов такой группы;

b) причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы;

c) предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на ее полное или частичное физическое уничтожение;

d) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы;

e) насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую.

Суть такого преступления, как геноцид, заключается в убийствах с намерением уничтожить этническую группу. Но уничтожение может осуществляться путем не только массовых убийств, но и разнообразных действий, в совокупности реализуемых с целью прекратить – полностью или в значительной степени – существование данной группы.

Высылавшиеся Сталиным народы, по замыслу тирана, должны были исчезнуть с лица земли. И это, наверное, так бы и было, если бы тиран пережил эти народы, а не высланные народы тирана. Гитлер целенаправленно уничтожал евреев и цыган, чтобы очистить от них весь земной шар. Это тоже было бы сделано, если бы история не распорядилась иначе. Поэтому геноцид следует рассматривать как разновидность террора, а не терроризма.

Жертвами терроризма и террористического акта тоже становятся ни в чем не повинные люди. Но число этих жертв несравнимо меньше, чем число жертв террора. Жертвы терроризма, как правило, не объединены никаким характерным признаком, ими становятся те, кто просто оказался в зоне террористических интересов преступников. Более того, убийство невинных выступает лишь промежуточным звеном в достижении террористами своей стратегической цели, тогда как при терроре массовые убийства совершаются набравшей обороты государственной машиной, творящей насилие в масштабах страны уже по инерции.

Террористический акт совершается в отношении конкретно определенной личности, и, как правило, его жертвой становится только конкретная личность, обладающая соответствующим социальным статусом (государственный или общественный деятель). При террористическом акте в ряде случаев тоже гибнут невиновные люди, но их смерть выступает в качестве побочного последствия, которого террорист не желает или к которому относится безразлично.

4. Силы и средства осуществления преступных акций. Иван Грозный создал специальный орган террора – опричнину, – который за семь лет уничтожил все, что не соответствовало пожеланиям царя. Ленин для целей террора также создал специальный репрессивный аппарат (ВЧК)[58 - Рассказов Л. П. Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-командной системы в Советском государстве. (1917–1941 гг.): Монография. Уфа, 1994. С. 28; В. И. Ленин и ВЧК. М., 1975. С. 37; Из истории ВЧК. М., 1958. С. 72.], но организаторами и руководителями репрессий на местах выступали члены ВКП(б), а использовались для этого не только силы ВЧК, но и Красная Армия. Практически вся государственная машина работала на уничтожение людей (особые отделы, губернские революционные трибуналы, районные транспортные чрезвычайные комиссии, железнодорожные трибуналы, трибуналы военизированной охраны, войск внутренней охраны, войск внутренней службы и т. д.). По данным С. П. Мильгулова, в 1920 г. в Советской России действовало приблизительно 1000 коммунистических застенков, в которых в среднем совершалось по пять убийств в день. Количество застенков росло пропорционально расширению территории, где победила Власть Советов[59 - Милъгулов С. П. Красный террор в России. М., 1990. С. 86–87.].

Сталин развил созданную еще при Ленине систему. Он не только наделил правом на осуществление репрессий практически весь аппарат государственного принуждения, но и каждому члену общества вменил в обязанность поиск среди родных и близких «врагов народа». В государственном аппарате уничтожения людей имело место четкое «разделение труда». Одни составляли и утверждали планы по уничтожению людей (высшее партийное руководство), другие доносили[60 - Альбац Е. Мина замедленного действия (политический портрет КГБ). М., 1992. С. 52.], третьи производили задержание, четвертые проводили предварительное расследование, пятые выносили приговоры, шестые исполняли решения суда, седьмые контролировали исполнение решений высшего партийного руководства и отчитывались перед ним о проделанной работе. Иногда, когда человек, пройдя первый круг репрессий, оставался в живых, машина репрессий пропускала его через себя по второму, третьему, четвертому кругу, значительно снижая тем самым его шансы на спасение.

Аналогичной была система репрессивного аппарата Гитлера с той лишь разницей, что в довоенное время масштабы репрессий в отношении собственного народа были значительно меньшими, а в годы войны репрессии касались народов оккупированных территорий[61 - Современные немецкие ревизионисты (Р. Харвуд, Р. Форисон, Ю. Граф и др.) опровергают имеющиеся в новейшей истории данные о преднамеренном истреблении многих миллионов людей. В частности они утверждают, что газовых камер как средства массового умерщвления людей вообще не было. Отсутствие каких-либо документальных подтверждений их наличия позволяет им говорить о газовых камерах как об очередном мифе. См.: Граф Ю. Великая ложь XX века / Пер. с нем. С. Воронцова. СПб., 1997. С. 78–88.].

Репрессивная система, созданная Лениным, Сталиным и Гитлером, действовала постоянно, вовлекая в свою орбиту огромные массы исполнителей. Непреходящий ужас, позволявший держать население в подчинении, внушали крайняя замаскированность и таинственность деятельности секретных служб. Тайная полиция Муссолини называлась ОВРА, причем никто не знал, что означает эта аббревиатура и является ли вообще это название аббревиатурой. По мысли Муссолини, сама непонятность наименования организации должна была внушать страх. И она внушала страх точно так же, как СС или ВЧК – ОГПУ – НКВД.

Следовательно, в случаях, когда субъектом преступлений, определяемых как террор, терроризм и террористические акты, является государство, непосредственными исполнителями этих преступлений выступают представители силовых структур государства, использующие средства, находящиеся на их вооружении.

В тех случаях, когда субъектом терроризма являются индивиды, их возможности по выбору средств значительно ограничены, особенно тогда, когда эти индивиды не имеют доступа к сверхсложным технологическим процессам, требующим специальных знаний. И даже имея подобный доступ, субъекты терроризма не свободны в выборе средств, поскольку высокотехнологичные процессы, помимо особого контроля над ними, имеют несколько видов защиты от несанкционированных действий. То есть индивиду для совершения акта терроризма всегда приходится исходить из «подручного», доступного ему материала. В случаях, когда субъектами терроризма являются политические партии, организации, движения, пользующиеся террористическими методами, не все члены организации непосредственно вовлекаются в осуществление акта терроризма. Как правило, эту «работу» выполняют лица, входящие в боевые отряды (боевики, смертники и т. д.), которые ни по своей численности, ни по выучке, ни по вооруженности не могут сравниться с репрессивным аппаратом субъекта террора.

5. Масштабы и последствия. В период правления Ленина и Сталина масштабы бедствия были таковы, что одна шестая часть суши была охвачена пламенем революции и гражданской войны. Массовое доносительство усугубило разобщенность, что и вовсе исключило какую-либо возможность организованного сопротивления деспотии. А последствия выразились в невосполнимом уроне, нанесенном генофонду русской нации, его культуре и духовным устоям. Первая и Вторая мировые войны имели глобальные и ужасные последствия – сотни миллионов погибших, еще больше искалеченных, уничтоженные города, материальные, культурные и духовные ценности. Трудно себе представить, каким было бы человечество, если бы не было Первой и Второй мировых войн, Октябрьской революции и Гражданской войны в России.

Таким образом, террор имеет большие масштабы и катастрофические последствия для общества, государства и, наверное, для цивилизации.

Террористические акты и акты терроризма до сих пор не приводили к столь катастрофическим для человечества последствиям. Однако в современную ядерную эпоху уже и отдельный акт терроризма может иметь последствия, соизмеримые с последствиями террора. События в США 11 сентября, унесшие жизни около 3 тыс. человек, причинившие прямой ущерб в 4,5 млрд долларов США и приведшие к потере 7500 рабочих мест[62 - Бомба для Блумбера // Московский комсомолец. 2002. 27 апр.], или газовая атака религиозной секты «Аум-Сенрике», от которой пострадало 5500 человек, показывают, что терроризм совершенствуется и вплотную подошел к наивысшим достижениям человеческой мысли. Об этом говорит хотя бы то, что в мире с каждым годом увеличивается количество краж радиоактивных материалов (в 1995 г. в мире было зафиксировано 169 случаев незаконных действий с ядерными материалами[63 - Сильников М. В. Особо важным объектам – особо надежная защита // Защита и безопасность. 2002. № 3.]). В последнее время исследователи со все возрастающей тревогой говорят о новом виде терроризма – технологическом. Под ним понимают несанкционированное постороннее вмешательство в штатную деятельность потенциально опасных объектов техносферы. Но и в этом случае нельзя смешивать террор и терроризм, поскольку последний все равно лишен других признаков, присущих террору.

6. Законодательные основы осуществления преступлений. При формировании тоталитарной общественной системы в борьбе за сохранение, упрочение и распределение личной (диктаторской) или групповой (партийной) власти в государстве высшие должностные лица используют не только материальные, финансовые и иные ресурсы и государственные институты, но и право. Как отмечает П. А. Кабанов, использование норм права в интересах господствующей (правящей) партии или группы лиц характерно для всей истории советского государства[64 - Кабанов П. А. Политическая преступность // Политический режим и преступность /Под ред. В. Н. Бурлакова, Ю. Н. Волкова, В. П. Сальникова. СПб., 2001. С. 240.]. Сразу же после насильственного вооруженного захвата государственной власти в России большевиками было создано Советское правительство – Совет народных комиссаров, который 8 января 1918 г. юридически оформил принудительный труд «классовых врагов»[65 - Криминология. Курс лекций / Под ред. В. Н. Бурлакова и др. СПб., 1995. С. 47.].

Появление в современной криминологической науке понятия «преступный закон», под которым понимается нормативный акт, хотя и принятый с соблюдением всех принятых в обществе процедур, но противоречащий праву и международно-правовым принципам (Д. А. Шестаков, С. Ф. Милюков)[66 - Бурлаков В. Н., Гилинский Я. И., Шестаков Д. А. Российская криминология в конце XX столетия // Правоведение. 1999. № 3. С. 263.], позволяет выявлять случаи придания массовым политическим преступлениям законодательной основы. Но само понятие «преступный закон» должно пониматься шире и включать в себя как законы и подзаконные акты, так и ведомственные приказы, распоряжения, инструкции и т. д., в том числе и те, которые имеют гриф секретности, принятые национальными органами государственной власти.

Вряд ли корректно говорить о наличии или отсутствии каких-либо законных оснований для масштабных преступлений революционеров и контрреволюционеров в период революции, поскольку и те и другие, даже при наличии какой-то законодательной базы, позволяющей репрессии, действуют в экстремальных условиях, требующих «импровизации». После окончательной победы революционеров и окончания гражданской войны в России, казалось бы, необходимость в репрессиях отпала, но не тут-то было. Маховик репрессий только набирал обороты, и остановить его означало для большевиков поставить свою власть под угрозу свержения народными массами, осознавшими гибельность новой идеологии. Большевики, как и в свое время их французские коллеги, быстро это поняли и, осознанно или нет, в качестве единственного средства подчинения народа и насаждения новой идеологии выбрали внушение тотального страха перед властью. А это предполагало постоянное обоснование (и правовое и идеологическое) необходимости репрессий задачей построения «светлого будущего». Декларируемые принципы на самом деле выполняли роль «правового прикрытия» ответственности без вины.

Идеологической основой для придания законной силы массовым репрессиям, определяемым нами как террор, являлись сами революционная и фашистская теории. Основоположники марксизма допускали преобразование общества посредством насилия, не исключающего террор. Вывод о необходимости революционного террора делался на основании опыта революций XVIII–XIX вв. К. Маркс «с пониманием» относился к якобинскому террору, унесшему жизни сотен тысяч человек[67 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 299.]. Анализируя причины поражения Парижской коммуны, К. Маркс пришел к выводу, что одной из причин ее поражения было то, что она была слишком «совестлива» по отношению к контрреволюционерам[68 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 33. С. 142. Следует отметить, что в 1870 г. в своем письме к К. Марксу Ф. Энгельс, отрицательно характеризуя якобинский террор, пишет: «Террор – это большей частью бесполезные жестокости, совершаемые ради собственного успокоения людьми, которые сами испытывают страх. Я убежден, что вина за господство террора в 1793 г. падает почти исключительно на перепуганных, выставляющих себя патриотами, буржуа, на мелких мещан, напускавших в штаны от страха и на шайку прохвостов, обделывавших свои делишки при терроре» (Соч. Т. 33. С. 45).]. «При социалистической революции и установлении диктатуры пролетариата, – считал К. Маркс, – нужно сменить оружие критики на критику оружием»[69 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 422; Т. 6. С. 114.]. «Революционное насилие, – считал он, – выполняет не только разрушительные, но и созидательные функции, является “повивальной бабкой” при рождении нового общества»[70 - Там же. 2-е изд. Т. 23. С. 760–762.]. «Революция есть, – писал Ф. Энгельс, – несомненно, самая авторитарная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков и пушек, то есть средств чрезвычайно авторитарных. И если победившая партия не хочет потерять плоды своих усилий, она должна удерживать свое господство посредством того страха, который внушает реакционерам ее оружие»[71 - Там же. Т. 18. С. 305.].

Еще в 1901 г. Ленин писал: «Принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказываться от террора. Это – одно из военных действий, которое может быть вполне пригодно и даже необходимо в известный момент сражения, при известном состоянии войска и при известных условиях»[72 - Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 5. С. 7.]. Позже, в 1908 г., в работе «Уроки коммуны» Ленин обосновывает необходимость террора. Вот что он пишет о Парижской коммуне: «Две ошибки погубили плоды блестящей победы. Пролетариат остановился на полпути: вместо того, чтобы приступить к экспроприации экспроприаторов, он увлекся мечтами о водворении высшей справедливости в стране… Вторая ошибка – излишнее великодушие пролетариата: надо было истребить своих врагов, а он старался морально повлиять на них…»[73 - Там же. Т. 16. С. 452.] А за два месяца до захвата власти большевиками Ленин предупреждал своих сторонников: «Без смертной казни по отношению к эксплуататорам (т. е. помещикам и капиталистам) едва ли обойдется какое ни на есть революционное правительство». Напоминал, что «великие буржуазные революционеры Франции 125 лет тому назад сделали свою революцию великой посредством террора»[74 - Там же. Т. 34. С. 174, 190–191.].

Взгляды основоположников марксизма эволюционировали. Многие директивы ЦК, на основании которых осуществлялся террор, носили секретный характер и были доступны лишь ограниченному числу организаторов преступлений. Но для широты размаха необходимо было включить в процесс истребления и рядовых граждан, которые могли бы доносить и выступать в качестве свидетелей. Для этого уже в УК РСФСР 1922 г. был введен целый ряд статей, образовавших ту нормативную базу, которая придала террору характер организованности, массовости, повсеместности и, главное, «законности». Законы 30–40-х годов не просто легализовали проведение репрессий, но и ввели в рамки «законности» преступную деятельность высших должностных лиц Советского государства, обеспечили их безнаказанность.

Если терроризм и террористические акты – это всегда преступления (и по национальному, и по международному законодательству), то террор до сих пор не нашел своего определения и, соответственно, отражения ни в национальном, ни в международном законодательстве. Выходит, если смотреть на проблему с юридической точки зрения, то такого рода преступной деятельности как бы и не существует, поскольку законодатель на ее счет пока еще не распорядился[75 - Шестаков Д. А. Криминология, краткий курс: Преступность как свойство общества. СПб., 2001. С. 78.]. В то же время известно, что от прямо не запрещенной опасной деятельности властей (террор периода Ленина и Сталина, экономический террор в России конца XX в.) население страдает несоизмеримо больше, нежели от терроризма, который законодательно признан преступным. Если причинение смерти, тяжкого или средней тяжести вреда здоровью по неосторожности одному человеку квалифицируется как то или иное преступление, то и гибель сотен тысяч людей в результате легкомысленных и безответственных решений государственных должностных лиц не должна оставаться безнаказанной[76 - Русский философ Н. Бердяев писал, что «в политических убийствах, совершенных отдельными героями, в дуэлях в защите чести личность человеческая отдает и свою жизнь, отвечает за себя собою, а государство всегда безответственно по своей безличности. Убийство из «хаоса» рожденное невиннее, благороднее и совести нашей выносимее, чем убийство «по закону», холодное, зверское, рассудочно-мстительное» (Бердяев Н. Казнь и убийство // Против смертной казни. М., 1906. С. 47).]. Наверное, именно поэтому международное сообщество не может прийти к единому мнению в определении терроризма: ведь последнее предполагает определение террора и установление ответственности за него, что политически нецелесообразно для властвующих особ.

Как отмечалось, государство является субъектом не только террора, но и терроризма, и террористических актов. В тех случаях, когда за подобного рода преступления никто не привлекается к ответственности (например, за убийство президента США Кеннеди), есть основания подозревать в их совершении спецслужбы государства, реализующие политику лиц, находящихся у власти. Понятно, что доказать вину власти практически невозможно, поскольку доступ к документам, могущим послужить доказательством (если таковые вообще есть), имеет лишь очень ограниченное число лиц. Следовательно, и терроризм, и террористические акты криминализованы лишь постольку, поскольку они вредны для государства (или конкретной группы, находящейся у власти).

В научной литературе уголовные наказания в виде лишения свободы, ссылки, высылки и т. д., широко применявшиеся в период правления Сталина, зачастую рассматривают как равнозначные террору и репрессиям, не замечая наличия между ними существенной разницы.

Уголовные наказания представляют собой довольно строгую, фиксированную в законе категорию, обладающую такими устойчивыми признаками, как вид и размер, место и порядок отбытия и др. Подобная предопределенность диктует единообразие реализации уголовных наказаний в общегосударственном масштабе. Обладая элементами принудительности и кары, уголовное наказание, конечно, имеет общие черты с репрессией. Но «репрессии» – более широкое понятие, выходящее за нормированные рамки закона. Репрессии могут базироваться на административном произволе власти, оправдываться исключительностью положения, инициироваться просто властными предписаниями верховного правителя (монарха, генсека, президента и т. д.), не связанными с какими-либо законами[77 - См.: Закон Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» № 1761-1 от 18 октября 1991 г. // Ведомости Съезда народных депутатов и Верховного Совета РСФСР. 1991. № 44. Ст. 1428.]. Когда репрессии приобретают массовый характер и число жертв становится значительным, речь может идти о политике террора.

Понятие «терроризм» часто используется в паре с понятием «экстремизм». Первый опыт международного закрепления дефиниции «экстремизм» был предпринят в рамках Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом от 15 июня 2001 г. В ней экстремизм определяется как «какое-либо деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно на насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях незаконных вооруженных формирований или участие в них, и преследуемые в уголовном порядке в соответствии с национальным законодательством Сторон»[78 - Собрание законодательства Российской Федерации. 2003.13 окт. № 41. Ст. 3947.].

В ст. 1 Федерального закона РФ «О противодействии экстремистской деятельности» дается довольно обширный перечень деяний, которые могут быть квалифицированы как экстремистская деятельность[79 - Закон Российской Федерации «О противодействии экстремистской деятельности» № 114-ФЗ от 25 июля 2002 г. // Российская газета. 2002. 30 июля.]. В числе прочих называются и такие деяния, как создание незаконных вооруженных формирований и осуществление террористической деятельности. Хотя ст. 2821 УК РФ в перечне преступлений, для совершения которых организуется экстремистское сообщество, не упоминает преступлений террористического характера, экстремизм не так уж и далек от терроризма. Как показывает практика, именно экстремистские организации, изначально создававшиеся под националистическими, сепаратистскими или религиозными лозунгами, перерастают в дальнейшем в террористические. Иногда последние базируются на первых, выступая в качестве своего рода филиалов, специализирующихся на террористической деятельности в интересах основной экстремистской организации. В этих случаях терроризм следует рассматривать как крайнюю форму проявления экстремизма.

Здесь нужно сделать еще одну оговорку, пояснить понятия «тоталитаризм» и «террор».

Главный признак тоталитаризма – это положение человека в обществе, общее состояние прав и свобод граждан в обществе: «Тоталитаризм налицо там и тогда, где и когда личность, индивид, гражданин, все сферы его жизни и деятельности оказываются под тотальным контролем…»[80 - Бутенко А. П. Социологические вопросы истории и теории тоталитаризма // Социс. 1998. № 6. С. 34.] Террор – это форма существования тоталитарного режима, способ, позволяющий устанавливать тотальный контроль над поведением каждого члена общества. Механизм террора в тоталитарных режимах действует постоянно, время от времени то усиливаясь, то стихая, касаясь сферы то экономики, то политики.

Резюмируя сказанное, террор можно определить как социально-политическое явление, выражающееся в использовании субъектами, обладающими государственно-властными полномочиями, институтов государственной власти для реализации преступной политики, содержанием которой является систематическое применение насилия, экономическое угнетение населения, развязывание войн, преднамеренное уничтожение гражданских объектов, геноцид, экоцид, насильственная депортация, а равно иные действия, совершаемые с целью внушения населению постоянного чувства страха перед властью или отдельными органами государственной власти.

Как мы уже говорили, ученые разных стран предлагали множество определений терроризма, которые в той или иной степени отражают суть этого явления (именно явления, а не преступления). Поэтому считаем, что нет необходимости предлагать еще одно определение, поскольку его появление в научном обороте вряд ли будет способствовать выработке единого, универсального понятия терроризма. Многочисленные попытки ученых дать строгое определение терроризма не увенчались успехом, и мы склоняемся к мысли, что терроризм, подобно множеству в математике, следует рассматривать как неопределяемое понятие, а главное, к чему нужно стремиться и что нужно сделать, – это определить его границы, облегчив таким образом разрешение уголовно-правовых отношений. Это будет сделано ниже, но здесь отметим, что терроризм – это более узкое понятие, чем террор, и его можно рассматривать как практическую реализацию постулата о том, что сходное должно вызывать сходное. И дело не только в стремлении противоборствующих сил причинять смерть, разрушения, производить ужасающие эффекты и т. д. Представляется совершенно логичным и даже неизбежным, что постоянное увеличение силы увеличивает и желание эту силу разрушить. В наши дни Запад, претендуя на место чуть ли не самого Бога (позицию божественного всемогущества и абсолютной моральной легитимности[81 - BaudnllardJ. Der Geist des Terrorismus // Hrsg. von P. Engelmann. (Passagen). Wien,2002.]), становится самоубийцей, и объявленная им терроризму война во всем мире есть война, объявленная им самому себе. Ибо очевидная несправедливость, чинимая под лозунгом борьбы с терроризмом, вызывает стремление с нею бороться даже у тех, кого происходящее вовсе не касается. То есть сила, достигнув абсолютного значения, становится соучастницей своего же разрушения. Если терроризм рассматривать как непременное зло, а контртерроризм – как добро, то их противоборство представляет собой ситуацию, когда добро и зло крепнут одновременно в рамках одного и того же движения по спирали. Добро не сокрушает зло, как и зло не может сокрушить добро. Но философский закон развития по спирали не оставляет сомнения в том, что сила, достигнув предела своего совершенства, пусть на непродолжительное время, обязательно уступает место бессилию.

Иными словами, за террором рано или поздно обязательно последует массовый терроризм, который, достигнув угрожающих для государственности или политической системы размеров, обязательно вызовет террор. Последний иногда является единственным средством против терроризма, что позволяет рассматривать соотношение террора и терроризма как конфликт между силой и бессилием, где сила – террор, бессилие – терроризм. Сила одного неотделима от слабости другого, хотя и сила, и слабость здесь сугубо относительны, они могут быть определены только по отношению друг к другу. Из этого следует вывод, который с циничной откровенностью сформулирован в древнекитайской книге, посвященной искусству властвования: «Когда народ слаб – государство сильное, когда государство сильное – народ слаб. Поэтому государство, идущее истинным путем, стремится ослабить народ»[82 - Книга правителя области Шан. М., 1993. С. 219.]. Государственная политика, ведущая к ослаблению народа (экономическому, политическому, духовному), и есть террор сильного в отношении слабого. Сила сильного (государства) определяется слабостью слабого (народа).

Ученые, занимающиеся философией и теорией политики, отмечают, что культура выработала свои средства защиты слабых, средства поддержки и сочувствия проигравшим. Это помогает им восстановить силы, а став сильными, стремиться к реваншу[83 - Фельдман Д. М. Политология конфликта: Учебное пособие. М., 1998. С. 85.]. И в большинстве случаев терроризм – это реакция на террор, который имел место (в прошлом или в настоящем), и поэтому во многом сходен с ним. Но терроризм никогда не может обрести тех масштабов, которые свойственны террору. Жертвы террора исчисляются десятками миллионов, тогда как от акта терроризма гибнет считанное число человек или вообще никто не гибнет, а наносится лишь материальный ущерб.

Террористический акт – более узкое понятие, нежели террор и терроризм. Видимо, его нужно рассматривать как единичный случай проявления либо террора (в случае, когда субъект террора уничтожает, например, всю оппозицию, а конкретная жертва является одним из представителей сил оппозиции), либо терроризма (в случае, когда субъекты, не обладающие властными полномочиями, совершают убийства и покушения на убийства государственных и общественных деятелей, преследуя цель запугать всю власть), либо как единичный случай конкретного преступления, совершенного без цели всеобщего запугивания (например, из мести за принятое или реализованное решение). Во всех случаях жертва террористического акта индивидуально определена по характеризующему признаку – по своей государственной или общественной деятельности.