Режиссёр. Серия «Бестселлер МГО СПР»

Так получилось, что «пивной эпизод» невольно стал одной из причин перевода моего отца на службу в другую воинскую часть в более крупный город Хмельницкий не без помощи того же пострадавшего от меня дяди Володи, чему мы все безмерно радовались.

Одним словом, в областном городе с его новыми возможностями кино стало неотъемлемой частью моей жизни. Когда я подрос, я вместе со старшими пацанами мужественно пролезал через забор близлежащей воинской части и вместе с военнослужащими смотрел по выходным дням в солдатском клубе очередной военно-патриотический фильм. Все солдаты и офицеры относились к послевоенной малышне с уважением и никогда не выгоняли нас из зала как нарушителей пропускного режима. Кроме того, многие из нас были детьми военнослужащих этой же части. Да и жили мы в так называемом «военном городке», где все друг друга хорошо знали. Правда, фильмы для солдат демонстрировались на одну и ту же военно-патриотическую тему, а нам всегда хотелось чего-то новенького. Поэтому мы с ребятами нашего двора старались ходить и в платные кинотеатры.

В городе Хмельницком было всего пять-шесть кинотеатров. Да и выбор самих фильмов был, увы, невелик, но в эпоху отсутствия телевидения кино было чуть ли не единственным окном в волшебный мир других стран, тёплых морей и океанов, человеческих надежд, желаний, грёз, страстей и, безусловно, пороков. Часто просить у родителей деньги на кино не получалось, поэтому приходилось откладывать по пять-десять копеек с тех небольших денег, которые выдавались мне на школьные обеды.

Любовь к кино была заразительна. Ею болели и стар, и млад. Очереди в кассах выстраивались за два-три часа до начала сеанса. Не обходилось без ругани и перебранки. Когда впервые в кинопрокате появился отечественный музыкальный фильм «Свадьба в Малиновке» (1967), ажиотаж был неимоверный. Помню, когда я незаконно примкнул к очереди и упорно настаивал на том, что «я здесь стоял», во мне проснулся дар актёра.

Очкастая старушка настойчиво кричала, что видит меня в очереди за билетами первый раз. Я же доказывал обратное с удивлённо-обиженным лицом. Когда я почувствовал, что очередь склоняется к мнению старушки и мне не видать заветного билетика, я изобразил нечеловеческую гримасу обиженного ребёнка и выдавил из себя слёзы отчаянья. Это были первые в моей жизни актёрские слёзы. Толпа тут же пришла в замешательство, и я был почти единогласно включён в состав очереди. Человек семь или восемь подтвердили из жалости, что я действительно занимал очередь, но на пару минут отлучился. Очкастую старушку тут же обвинили в нелюбви к подрастающему поколению, в незнании педагогической теории и практики самого товарища Макаренко.

– Что это вы довели мальчика до слёз своими подозрениями? – заступился за меня пожилой мужчина. – Неужто у вас внуков нет?

– Да я ничего… Пусть стоит в очереди. Может чего и напутала, – оправдывалась старушка.

Денег на кино всегда не хватало, но помогала житейская мудрость. Так стоимость киносеансов в зависимости от их времени была дифференцированной. На самые утренние сеансы билеты для детей стоили 10 копеек. Поэтому я не ленился вставать с постели пораньше и старался ходить на самые первые сеансы фильмов, чтобы сэкономить деньги на другие фильмы в других кинотеатрах, которые были расположены не очень далеко друг от друга. Таким образом за день я умудрялся просмотреть три, а то и четыре различных фильма. А полюбившиеся фильмы «Синдбад-мореход» (1963), «Бриллиантовая рука» (1968), «Белое солнце пустыни» (1968) и многие другие я смотрел по нескольку раз. Нехватка денег активизировала мыслительную деятельность. Как-то помню, я по спекулятивной цене умудрился перепродать часть своих марок, купить точно такие же марки у друга, но по номинальной цене. Выручка тут же пошла в дело – я через полчаса уже сидел в кинозале им. В. Чкалова и с удовольствием смотрел фильм «Республика ШКИД» (1966).

В моей детской практике были посещения кинофильмов весьма сомнительным способом – с помощью настоящего подкопа. В парке отдыха военного городка Раково в украинском городишке Хмельницкий был построен в послевоенное время деревянный кинотеатр. Его стены были возведены без фундамента и напоминали забор с крышей, которая, кстати, в дождливую погоду частенько промокала. Под этой деревянной стеной мальчишки подрыли настоящий лаз. Пару раз удалось им воспользоваться и мне. Но не всё так было гладко и удачно. Помню, как-то пролезаю я с трудом во время сеанса в кромешной темноте и натыкаюсь головой на ноги юной дамы. Не разобравшись, я хватаюсь за них руками, чтобы подтянуться. Дама вскакивает с места и с неё слетает длинная юбка, оказавшаяся в моих цепких руках. В полумраке раздаётся её душераздирающий вопль испуга и писклявый крик о помощи. Я попытался ретироваться назад, но зацепился шароварами в области своего мягкого места за гвоздь в доске и застрял окончательно.

Перепуганной насмерть даме удалось пнуть меня ногой в глаз. Уже от дикой боли в глазу и от боли ниже спины завыл и я. Меня тут же хватил за шкирку здоровенный супруг расшумевшейся дамы и вытащил из подкопа в считанные секунды. Закричал от испуга и неминуемого наказания и я.

Зрители, не понимая, что происходит, вскочили со своих мест, и началась настоящая паника. Более того, кто-то с перепугу крикнул то ли «Пожар!!!», то ли «Убивают!!!». Вот уж воистину – у страха глаза велики.

Мало того, что вся моя рожа оказалась перемазанной, и я напоминал в лучшем случае чёрта, так вдобавок ещё шаровары на моей заднице прилично разорвались и неприлично съехали ниже колен. В зале зажгли свет, и все увидели два полуоголенных зада – мой и прекрасной дамы. Когда народ понял, в чём дело, поднялся неимоверный хохот. Пунцовая от стыда дама не могла быстро справиться со своей юбкой, как и я со своими хохляцкими шароварами с оборванной резинкой и здоровенной дырой. Шаровары всё время слетали. Я то и дело одной рукой держал их за пояс, а другой прикрывал срам. Со всех сторон сыпались язвительные подколки в наш адрес. Слёзы досады перед мужем и зрителями прекрасная дама размазала руками вместе с тенями, помадой, тушью, пудрой и ещё с чем-то. Вид у неё был «страшнее атомной войны». У меня же от боли слёзы катились по чумазому лицу, а искры сыпались из правого заплывшего глаза. Потом у меня прибавилась и боль от левого уха, когда меня выводили из зала, и дополнительная боль ниже спины от увесистого пинка за пределами кинотеатра с приземлением после полёта в пыльную канаву за уличной лавкой, и, наконец, душевная боль уже дома от «разбора полётов» родителей. Они никак не могли понять, почему их сын, перемазанный, с фингалом под глазом и с порванными шароварами, еле сдерживает смех сквозь слёзы.

Спал я крепко и на следующий день проснулся знаменитым. В школе только и было разговоров о моём вчерашнем злоключении и ещё о том, как я перепугал насмерть и оголил новенькую учительницу нашей школы по математике. Встреча с ней не предвещала ничего хорошего, но на моё счастье она то ли не узнала меня, то ли сделала вид, что не знает, но, когда я получил двойку в табеле успеваемости за первую четверть, я понял, что ко мне предъявлены повышенные педагогические требования неслучайно. Чтобы исправить положение, я вынужден был на время разлюбить волшебный мир кино и полюбить ненавистную математику. Кроме этого, мне пришлось своим примерным поведением доказать, что я не так уж безнадёжен, а случившееся всего-навсего недоразумение или причина низкой зарплаты родителей. Но мне повезло – молодую математичку за рвение и явные успехи в педагогике перевели для ведения занятий в старшие классы.

Однажды мне не хватило всего десяти копеек на кинобилет. Я отошёл от кассы кинотеатра в расстроенных чувствах, и тут рядом со мной оказался здоровенный парень намного старше меня. От него разило спиртным и табачищем, да и вид у него был какой-то расхристанный и блатной. Ему тоже не хватило несколько монет на заветный киносеанс. Оценив ситуацию, он свысока посмотрел на меня и предложил объединить наши деньги, чтобы купить один билет, который будет разыгран «на короткую и длинную палочку». Кто вытащит короткую палочку, тот проиграл.

Парень долго лазил по кустам, подбирал палочки. Наконец он предложил мне вытянуть из его зажатой ладони одну из них. Мне очень хотелось попасть в кинозал, и мой мыслительный аппарат заработал на всю катушку. Я почти сразу понял, что тонкая палочка длиннее толстой. Парень рассчитывал, что раз палочка тонкая, значит, я подумаю, что она короткая и не стану её тянуть. Но он к своему нескрываемому удивлению ошибся и проиграл мне у всех на виду. На сложенные вместе деньги я купил заветный билетик, и побежал с ним «на всех парах» в кинозал, где уже заканчивался киножурнал и начинался фильм. А вслед летели одобрительные возгласы свидетелей моей победы: «Ну, ты, парень, смышлёныш… Ну, ты, шустряк, даёшь стране угля… Перехитрил-таки…».

В другом парке отдыха, который был расположен почти в центре города моего школьного детства, стоял летний кинотеатр, то есть со стенами, но без крыши. Сеансы начинались в позднее время, когда стемнеет. Помню, когда показывали комедийные кинофильмы про Чарли Чаплина, билетов достать было просто невозможно. Тяга к возвышенному и прекрасному киноискусству была выше страха, и мы с пацанами залезали на ближайшие деревья, густо рассаживались, как галки на ветках. От нашего хохота над игрой знаменитого актёра содрогались все деревья.

Однажды, в середине сеанса одна из веток хрустнула, и мы кубарем полетели вниз на крышу киноаппаратной. Крыша не выдержала падения дюжины безбилетников и провалилась. Экран погас вместе с улыбкой Чарли Чаплина. Зловещую тишину нарушила нецензурная брань крупного калибра седого киномеханика, свист и недовольные выкрики толпы зрителей. Со всех остальных деревьев, как по команде, стали почему-то прыгать другие многочисленные безбилетники, как яблоки от резкого порыва ветра.

Началась общая паника, послышались женские стоны и мольба о помощи. Перепуганный киномеханик с подбитым глазом выскочил, хромая, вместе с нами из своей будки. Мы же долго бежали, не оглядываясь и не обращая внимания на ссадины и ушибы при падении. Центральная часть города проснулась от дружного улюлюканья, хорового исполнения свиста и откровенного мата среди романтических звёзд и огрызка луны. Навстречу нам попадались прохожие и влюблённые парочки, которые, шарахаясь в сторону, комментировали происходящее по-своему, теряясь в догадках: «Облава?», «Грабёж?», «Убийство?»…

А за нами по следу уже бежали со свистками во рту дружинники, недовольные контролёрши, отдельные зрители и даже очухавшийся от испуга прихрамывающий киномеханик.

Всю ночь милиция и дружинники ловили неизвестно кого, чтобы строго-настрого наказать. Задержанных лиц оказалось не менее двух десятков. Больше всего досталось любителям спиртного, так как их было легче отловить и с ними не церемонились.

Где-то во время давки и массового побега завязалась драка, где-то перевернули киоск, где-то разбили витрину магазина. Но истинных «зачинщиков» происшествия так и не поймали.

На следующий день по городу поползли всевозможные слухи о случившемся. Договорились даже до того, что американское кино якобы преднамеренно сорвали юные патриоты нашей Родины, а точнее – некие «тимуровцы».

Когда с карманными деньгами совсем было туго, мы с пацанами умудрялись прятаться в пустом кинозале во время его проветривания, дожидаясь сеанса. Но такой хитрый номер не часто удавался.

После очередного громкого и прилюдного провала с таким незаконным способом посещения кинотеатра пришлось навсегда распрощаться.

Было очень стыдно, когда тебя в очередной раз за ушко выводили из зала, в то время, когда герои многих отечественных кинофильмов учили молодёжь не только вежливо обращаться с девушками, любить Родину, но быть честным и порядочным учеником, не нарушать «Законы пионеров СССР», которые в то время я знал наизусть:

Пионер предан Родине, партии, коммунизму.
Пионер готовится стать комсомольцем.
Пионер равняется на героев борьбы и труда.
Пионер чтит память погибших борцов и готовится стать защитником Отечества.
Пионер – лучший в учебе, труде и спорте.
Пионер дисциплинирован.
Пионер – честный и верный товарищ, всегда смело стоящий за правду.
Пионер – товарищ и вожатый октябрят.
Пионер – друг пионерам и детям трудящихся всех стран.
Пионер честен и правдив. Его слово – как гранит.

Да, кино не столько развлекало, сколько просвещало и воспитывало, делая из нас, безусых пацанов, настоящих патриотов Родины, честных и мужественных людей. Той школе отечественного и зарубежного кино я остался благодарен на всю жизнь. Было кому подражать, с кого брать пример. Это были положительные киногерои того времени: Василий Чапаев из кинофильма «Чапаев» (1934), юные пионеры из кинофильма «Кортик» (1954), Павел Корчагин из кинофильма «Как закалялась сталь» (1956), Данька из кинофильма «Неуловимые мстители» (1966) и др.

Оглядываясь назад, я не жалею ни потраченных на кино денег, ни времени, ни пропущенных школьных уроков. Свои университеты я закончил достойно, разбираясь лучше многих других в премудростях киноискусства не по учебникам. Я научился видеть мир сквозь кинообъектив более счастливым и справедливым, воспринимать его с юмором и улыбкой на лице при любых обстоятельствах. Я понял, что мой мир не должен быть хмурым.

Но самое главное, у меня появилась великая мечта – я захотел стать режиссёром в отличие от всех своих сверстников, мечтавших стать космонавтами, лётчиками, танкистами, учителями и врачами.

На сцене славы

Ещё в школе я ступил на режиссёрскую тропу. Принимал самое активное участие во всех школьных театральных постановках и инсценировках, сам придумывал и писал сценарии, шил костюмы, создавал реквизит, проводил репетиции, окончил кружок юного киномеханика, даже посещал кружок бальных танцев, ходил в музыкальную школу, пел в школьном хоре, возглавлял стенгазету и др. Всё ради режиссёрской мечты.

Однажды, готовясь к костюмированному новогоднему вечеру, на котором должны были присутствовать не только учителя, ученики, но и ещё родители, я со всей ответственностью подошёл к делу. Я решил нарядиться в костюм киногероя Д’Артаньяна из полюбившегося фильма «Три мушкетёра» (1961). Готовясь к представлению, я разрезал пополам белую простыню, проделал ножницами отверстие для головы, нарисовал спереди и сзади огромный крест. Отцовская соломенная шляпа была покрашена чёрной тушью, и в неё я воткнул несколько вороньих перьев, покрашенных гуашью в разные цвета. Портупею отца я переделал для ношения шпаги, выструганной из дерева. Хромовые сапоги сошли за настоящие ботфорты. К ним я привинтил «шпоры», изготовленные мною из медной проволоки. Кроме этого, я подготовил специальный реквизит для демонстрации фокусов на случай успеха.

Всё выглядело великолепно. В моей голове крутились несколько вариантов сценария. Я воображал себя в центре зала в блеске славы под многочисленные вздохи благородных одноклассниц, влюблённых в меня. Только от одного моего взгляда все они падали «штабелями» в моём воображении, но лишь ради одной из них я должен был совершить какой-то героический подвиг, нещадно побеждая всех врагов, дабы выглядеть в её глазах настоящим героем.

Вот настал заветный день и час. По краям актового зала Хмельницкой средней школы №9 были расставлены стулья для всех присутствующих, а в центре красовалась нарядная натуральная ёлка. Практически все мальчишки были наряжены в костюмы животных: волки, лисицы, зайцы, медведи. Девочки предпочли сказочных героинь: Красные шапочки, Дюймовочки, Золушки, Феи, но почему-то подавляющее большинство из них нарядились в платья принцесс и королев с самодельными коронами на голове. И только я один выгодно красовался мушкетёром, заставляя обращать на себя завистливые взоры не только девочек, но и всего ощетинившегося на меня «зоопарка» из зайцев, львов, волков и медведей.

После подведения итогов нашей успеваемости, директор школы объявила открытие концертной части торжественного вечера. От каждого класса выступали участники художественной самодеятельности с заранее подготовленными номерами. Это были бесконечные монотонные стихи с новогодними поздравлениями, стихи и ещё раз стихи. Публика из числа приглашённых родителей, а также учителей и школьников терпеливо слушала и зевала. Но вот настала моя очередь. Во мне проснулся вновь отважный актёр, не знающий смущения перед публикой и неуверенности в себе. Я твёрдой походкой подошёл к микрофону, обнажил шпагу, сделал ею салют с поцелуем и, взмахнув над головой, запел песню про мушкетёров, которая была в то время в ходу в пионерских лагерях:

Полночь, в Париже спят, гвардейцы спят.
Три шпаги в темноте глаза слепят.
Мы слуги короля, мы, ой-ля-ля!
Задиры мушкетёры короля!

Ботфортами стуча по кабакам,
Бокалами бургундского звеня,
Мы шпаги короля, мы, ой-ля-ля,
Красавцы мушкетеры короля.

С гвардейцами фехтуем мы, шутя,
Прикончим и у нас судьба своя.
На кладбище снесём и, ой-ля-ля!
И выпьем за здоровье короля!

Уходят короли, идут года.
У них, у королей, судьба своя,
Но Франция жива, и, ой-ля-ля,
И живы мушкетеры короля.