Знаки, символы и коды культур Востока и Запада

Советы жениху накануне свадьбы давали старшие, владевшие магическим или житейским знанием. Такие советы должны были благоприятствовать закреплению брака. Характерна при этом банно-эротическая символика. Для свадебной бани жених должен был произносить заговор, способствовавший повышению мужской силы: «Стой конем!»

или: «Как конь стоит, так бы и … стоял у раба божьего Василия»[247 - Там же, с. 41.]. Заговор мог сказать, рассказать, передать жениху сват из числа родных. Приведем отрывок из заговора, показывающий, какое значение придавалось мужской силе для будущего мужа и что при этом говорилось: «…Как веник березовой стоит-дёржится, чтоб у раба божьего Митрия, чтоб у ево стоял-дёржился … ево. Аминь…»[248 - Там же, с. 42.]. В Суздальском районе Владимирской области жених брал в баню плетку. Он стегал ею три раза потолок, «чтобы жена после свадьбы подчинялась»[249 - Там же, с. 43.]. Таких символических действий в разных районах можно найти множество.

Баенная магия и ритуалы имели широкий спектр, связаны они были с культом воды. Ритуальное омовение служило символическим обыгрыванием потери девственности и последующие эротические отношения, ему приписывалась приворотная и обережная сила. «Смешение воды и пота, по поверью, способствовало привлечению любви жениха-мужа (невесты-жениха)или хорошего отношения со стороны его (ее) родни»[250 - Там же, с. 52.].

В доме невесты проводились предсвадебные вечеринки – «девишники». В доме жениха устраивался «мальчишник». Они рассматривались как последний вечер молодежи, после которого молодые переводились уже в другую социально-возрастную группу.

Следующий этап – приглашение на свадьбу в других регионах имеет свои знаковые особенности. Здесь значительным лицом становится в серболужицкой обрядности брашка. Это занятие считается почетным. Костюм брашки постепенно эволюционировал, но всегда имел определенные знаковые отличия – лента, бант, посох, букет в петлице и т. п. За неделю до свадьбы в Верхней Лужице и за две недели в Нижней Лужице звали на kwas (Верхняя Лужица), swazbu (Нижняя Лужица). Заключение брака в речах брашки представлялось как жертвенный момент[251 - Ср. брак как жертвоприношение в индуизме: Альбедиль М.Ф. Модель брачного поведения в южноиндийской мифологии // Этнические стереотипы мужского и женского поведения. – СПб., 1991, с. 92–109, с. 106–107.].

Невеста у серболужичан покупала подарки для жениха и его родственников, шила и вышивала для жениха жилет, черный галстук и рубашку. Подарки, предназначенные для жениха, она ему посылала за день до свадьбы через брата или сестру. Жених для невесты покупал туфли, платок, чулки, чепцы, ленты, передники.

Накануне свадьбы в Нижних Лужицах перевозили приданое невесты в дом жениха. Мать жениха с помощниками готовила красивую постель будущим молодоженам. После окончания работы хозяин и хозяйка звали всех, участвовавших в приготовлении постели «на курицу», но при этом следили, чтобы все хлебные крошки остались в доме на столе, чтобы благословение не ушло от детей. В некоторых областях Германии женщины набивали матрац не соломой, а камнями и деревяшками. Жених должен был на нем спать накануне свадьбы. За день до свадьбы ворота дома невесты и двери, ведущие к жилью жениха, украшали гирляндами в знак того, что невеста покинет свой дом и перейдет в дом жениха. Вечером перед свадьбой парни стреляли, шумели и били горшки о дверь дома невесты, что преследовало апотропеические цели. Чем больше черепков, считалось, тем больше будет в браке счастья[252 - Филимонова Т.Д. Лужичане // Брак у народов Центральной и Юго – Восточной Европы. – М., 1988, С. 68–82, с. 71.].

У немцев накануне свадьбы проводился польтерабенд (вечер шума, грохота), представлявший собой прощание молодежи с женихом и невестой, на котором обязательным было битье посуды «на счастье» – чем больше черепков, тем больше счастья образующейся семье.

В Китае, когда был установлен день свадьбы, невесте не полагалось до свадебного обряда покидать женскую половину своего дома. Ей надо было причитать и плакать, показывая скорбь по поводу расставания с родными. В некоторых районах ей и ее подружкам даже предписывалось петь песни, в которых содержалась брань по поводу семьи жениха и будущего мужа. Накануне свадьбы устраивалось пиршество, в котором главной обрядовой едой была просяная каша с мясом. Для невесты главной обрядовой едой было мясо высланных женихом для нее свиньи и петуха. За день до переезда в дом жениха невеста начинала наряжаться. По обычаю, все волосы на лице выщипывались, лицо густо пудрилось и румянилось, губы красились помадой. Все это делалось в соответствии с китайскими представлениями о женской красоте. Свадебное одеяние было традиционно таким: красный короткий халат. Украшенный цветами и помпонами из шелка и платья красного или зеленого цвета. Кроме того, невеста надевала специальный головной убор с металлическим каркасом с накладкой из птичьих перьев и с шелковыми помпонами и медальонами, которые прикреплялись к каркасу пружин. Лицо покрывалось красной вуалью, чтобы «спрятать стыд» накануне свадьбы невеста совершала ритуальное омовение, отвешивала поклоны перед семейным алтарем. Девичью прическу меняли на прическу замужней женщины. То же происходило и в доме жениха, на голову которому его отец надевал шапку взрослого мужчины.

Время свадьбы у русских было тесно связано с земледельческим календарем. Так, религиозные требования исключали возможность браков в марте и декабре, которые были временем постов[253 - Зорин Н.В. Цит. изд., с. 48.]. Вступление в брак в весеннее и летнее время также осуждалось, ибо это было время полевых работ.

Считалось, что нельзя назначать свадьбу накануне новолуния, потому что такой брак мог оказаться бесплодным.

В день вступления в брак невеста вставала раньше всех и начинала причитать. Затем начинались сборы невесты «к венцу».

Чтобы оградить невесту от порчи, во время одевания ее нередко опоясывали рыболовной сетью (мережкой), специальным поясом или ниткой со множеством узлов. Кроме того, в одежду втыкали иголки и булавки. В обувь насыпали просо, рябиновый лист, деньги. Когда невеста была одета, подруги начинали укладывать приданое невесты, при этом клали в сундук или коробью пряники, сдобные лепешки и т. п. – подарки и гостинцы. Поверх их мать невесты бросала мелкие деньги и запирала сундук на замок. Пол под столом устилался сеном. Скамья, на которой должны были сидеть жених и невеста, покрывался овчиной шубой с мехом наверх, чтобы голые предметы не вызывали в дальнейшем нежелательные последствия – прежде всего бедность создающейся семьи. В это время в доме жениха готовился свадебный поезд – запрягали лошадей, украшали их лентами и полотенцами, к дугам привязывали колокольчики и бубенцы. Для украшения лошадей использовали цветы, репьи, платки, веники, венки, которые носили обереговый характер и должны были отпугивать «нечистую силу». После того, как были закончены приготовления к свадебному поезду, начинался ритуальный обед, где сигнальную роль играла лапша – сигнал для окончания обеда. После этого вставали из-за стола и родители благословляли жениха на брак. Затем выходили на улицу и рассаживались по саням. Во время движения «поезда» никому нельзя было уступать дорогу и ни перед кем снимать шапки. Возвращение с пути предвещало несчастье. Когда «поезд» приезжал во двор невесты, дружка сообщал родителям невесты – «княгини нареченной» о прибытии «князя молодого». При этом он хлестал крестообразно кнутом, чтобы «изгонять ведьму из избы» перед входом жениха и поезжан. Приезд поезжан сопровождался целой серией выкупов, достигавших иной раз 8-10, чаще всего связанных с устранением противодействий со стороны родственников невесты. После этого начинался обед. Во время обеда жених и невеста сидели за столом, но участия в нем не принимали, так как есть они не должны были до венчания и переезда в дом мужа. В это время проходило расплетение косы невесты, что служило символом ее перехода из группы девушек в группу замужних женщин. Иногда расплетение косы происходило в церкви во время венчания или даже в доме мужа. Затем невесту одевали к венцу в привезенные женихом или дружкой шубу, валенки, шаль. Она садилась за стол и некоторое время плакала, после чего выходила из-за него, потянув за собой скатерть, чтобы подружки не засиживались в «девках». Из-за стола жених и невеста шли под благословение родителей – иконой и хлебом. После благословения жених и невеста шли к свадебному поезду. Чтобы предотвратить «порчу», перед ними разметали дорожку веником или посыпали ее золой. По дороге невеста выбрасывала репчатый лук, чтобы выбросить все слезы, выплаканные перед свадьбой, а жених выбрасывал все мелкие предметы, подаренные ему девушками на посиделках, во время гуляний и игр. Церковное венчание было обязательным для свадебного комплекса в конце XIX— начале XX века. Чтобы не было бедной жизни, под ноги брачующимся расстилали платок или полотнище. Кто первый на него вступит, тот имел «верх» в семейной жизни. Поэтому стремились вступить на него одновременно. Стоять надо было так, чтобы между ними не мог встать кто-либо третий – это обеспечивало верность в супружеской жизни. Из церкви направлялись в дом мужа. Здесь их встречали родители мужа, благословляя новобрачных: отец – иконой, мать – хлебом, который она надламывала над головой сына и разламывая над головой невесты. Половинки эти они должны были хранить до конца жизни. Широко было распространено осыпание молодых хмелем, овсом, рожью для обеспечения богатства и любви. Затем новобрачных приглашали в избу, где их встречали хлебом-солью. Перед порогом дома и в избе в некоторых районах расстилали шубу или посыпали сено, а скамья, на которой должны были сидеть молодые, покрывалась мехом или войлоком.

Чтобы отогнать неудачу, на еврейской свадьбе следует бить стеклянную посуду[254 - Джонсон Пол. История евреев. – М.: «Вече», 2007. – 400 с., с. 218.]. У евреев брак «представлял собой социальный и деловой договор, целью которого было укрепление сплоченности общества; поэтому соответствующий контракт, или кетубба, зачитывался на церемонии бракосочетания, а затем подписывался подобно договору о партнерстве, дабы избежать в дальнейшем споров, особенно при разводе»[255 - Там же, с. 165–166.].

В Китае в день свадьбы невеста наряжалась для переезда в дом жениха, будущего мужа. Перед свадьбой невеста не должна была есть. А вот жених съедал утром полную чашку мяса, что было знаком достатка в будущей семье. Люди жениха обязательно в сопровождении музыкантов и слуг отправлялись за невестой, неся красный паланкин, разукрашенный счастливыми символами, в который сажали мальчика, чтобы родился сын. Невеста не должна была ходить в это время по земле, чтобы «не принести грязь в дом жениха». Обычно муж старшей сестры переносил сидящую на стуле невесту в паланкин. Невесте необходимо было только плакать и ничего не говорить. Невесту таким образом переносили в дом жениха. Свадебная процессия выглядела таким образом: сначала шли два представители жениха с факелами, за ними – два представителя невесты с красным зонтом, далее паланкин с невестой и затем – женщина в помощью невесте в зеленом паланкине. Свадебный кортеж сопровождался оглушительными разрывами хлопушек и петард.

В русской обрядности после свадебного стола молодых провожали на брачное ложе – как правило, – дружки или свахи. Иногда у брачного ложа клали топор, молоток, хомут, вожжи, чтобы рождались сыновья и чтобы они были хорошими работниками. Довольно широко был распространен обычай раздевания мужа женой, что отмечено еще в «Повести временных лет». Во многих населенных пунктах принято было демонстрировать рубашку новобрачной как свидетельство ее непорочности или бесчестия. Если она оказывалась непорочной, ее проводили по «красной дорожке», прикалывали красные банты. Так же встречали родителей, сумевших «соблюсти» дочь. В противном случае били посуду, родителям подавали пиво в решете или в дырявых стаканах, надевали на них рваные рубахи.

Такое отношение к девичьей невинности существует у многих народов мира. У юртовских татар, например, если «обнаруживалась невинность невесты, она получала право называть мать жениха мамой, он оставлял под подушкой деньги – дань за девичью честь. В противном случае ее выгоняли обратно к родителям. Что было для ее семьи большим позором»[256 - Азизова Н.Р. Послесвадебная обрядность юртовских татар //Вопросы культурологии, 2009, № 9, с. 53–56.]. Как указывает Б. Рассел, «главным мотивом появления моральных норм в отношении между полами в западной цивилизации еще до принятия христианства была необходимость обеспечить такую степень добродетельности женщины, без которой существование патриархальной семьи становится невозможным, так как становится невозможным определить, кто отец ребенка»[257 - Рассел Б. Брак и семья. М., 2004, с. 37.].

Однако такое отношение характерно не для всех народов. Например, в отличие от христианской традиции, в монгольской традиции характерна центрация на репродуктивной плодородности сексуальных практик. Так, ребенок незамужней девушки считался ребенком ее матери. Но такая девушка, уже продемонстрировавшая свою репродуктивность, становилась более привлекательной для брачных предложений.

Одним из важных структурных элементов свадьбы у русских была обрядовая баня для новобрачных, которую устраивали утром второго дня свадьбы. Это был очистительный обряд.

В случае «слабости» жениха, чтобы исправить «позор», в баню звали знахаря поправить это дело, ибо «Мужик без этого – не мужик»[258 - Балашова О.Б. Цит. изд., с. 42.].

После бани, а там, где ее не было, после брачной ночи молодые катались по селу на лошадях. Это было оповещением односельчан о вступлении молодых в брачные отношения и о предстоящем свадебном пире. На второй день свадьбы важное место занимал «сырный стол», где гостям – это, как правило, родственники с обеих сторон, «разносились сыры». Каждый из гостей получал рюмку водки и закуску, но должен был класть на поднос деньги или подарки, которые становились собственностью молодоженов, в первую очередь для формирования женского имущества. Этот обряд разнесения сыров представлял собой акт признания родства молодой со стороной мужа и помощь новому члену этого семейно-родственного коллектива. Такая материальная помощь новобрачным была обязательным структурным элементом русской свадьбы[259 - Рабинович М.Г. Свадьба в русском городе в XVI веке / Русский народный свадебный обряд. – М., 1978, с. 25.].

На второй день свадьбы необходимо было хождение новобрачной за водой к источнику или колодцу. Это было знаком приобщения молодой к родовым культам мужа. В прошлом такой обряд имел широкое распространение у всех групп русского населения и других славянских народов, а также тех, кто жил рядом – татар, чувашей, удмуртов и т. д.

Заключительный этап свадьбы включал испытания молодой – носить дрова, разжигать печь, мести пол, «сучить лапшу», печь блины и т. д. В конце XIX – начале XX века такие испытания приобрели развлекательный характер.

Для этого заключительного периода свадьбы были характерны ряжения: надевали старые одежды, вывороченные шубы, наряжались монахами, солдатами и т. д. Часто такие переодевания служили «символом брачных отношений, плодовитости и продолжения рода»[260 - Русский народный свадебный обряд. – Л., Наука, 1978, с. 4.].

В последний день свадьбы обязательным было посещение тещи зятем. Здесь теща угощала зятя блинами или яичницей. В зависимости от целомудрия ее дочери жених брал яичницу или ел блин с краю, что свидетельствовало о ее целомудрии, в противном случае он проедал блин в середине или переворачивал яичницу. После этого посуда – тарелка, горшок из-под масла, плошка из-под яичницы – разбивалась о матицу. В случае, если невеста не сохранила до свадьбы целомудрие, посуда о матицу не разбивалась. Заканчивалась свадьба в доме жениха, где подавался специальный «разгонный пирог».

Послесвадебные обряды характеризуются локальными отличиями.

Понятно, что после революции многое из обряда ушло в небытие. Повысилась роль брачащихся при вступлении в брак – не всегда спрашивают согласия родителей. Изменились формы юридического оформления брака. Изменилось календарное распределение браков. Некоторые традиционные элементы свадьбы сохранились до нашего времени, но они не носят целостный комплексный характер.

В XVIII в. у серболужичан невеста и все гости – женщины были одеты в черные платья. Позднее свадебный наряд варьировался в разных областях. В Нижних Лужицах невеста носила светлую рубашку и темную юбку, на талии – черная лента в зеленый горошек, косынка и передник украшены обилием шитья. В головном уборе также использовалось шитье. В руках – длинный до земли платок. В Шайфе – сочетание белого и черного цветов, плиссированная юбка. Справа к переднику прикреплялся белый платок. В Верхнелужицкой свадебной одежде невесты украшения из кружев, на черную юбку надевается широкий белый передник, поверх черной рубашки повязывают специальным образом белую косынку, украшенную кружевами и вышитую цветами. По талии – широкая лента, завязанная спереди бантом. Костюм невесты почти полностью повторяет костюм дружки, но у него обязательно присутствует красный цвет, у невесты его быть не должно. На голове специальный головной убор – борта, из-под которой видна зеленая лента. Борту изготавливали специальные мастерицы, носить ее могла только девственница, украшают его зеленой рутой. Борту носили только в Верхней Лужице. В Нижней Лужице головной убор невесты полностью отличается от борты. Невеста носила черный жакет с длинными рукавами.

Соотношение цветов в наряде невесты подтверждает прохождение невестой второй фазы, «переходного состояния», лиминальной стадии. Зеленый цвет характеризует природу, «нетронутые» ландшафты. Красный цвет присутствует только в нарядах состоящих в браке женщин и мужчин, символизируя огонь, жилище, очаг, кровь животных, идущих в пищу. Черное и белое в наряде невесты – основные дохроматические фазы цветообразования, которые задают основной суточный цикл жизни человека.

Жених одет на свадьбе в черный костюм, на пиджаке – букет искусственных цветов, украшенный зелеными лентами, на голове – цилиндр, на правую сторону которого прикреплялся веночек. С веночка свисала зеленая лента. Если веночек упадет – можно сомневаться в девственности жениха.

Белое платье невесты проникло к серболужичанам к концу XIX – началу XX в. Но относилось это только к девушкам протестантского вероисповедания. Невесты, потерявшие девственность до свадьбы, венчались без венка, позднее в венке, но не замкнутом. На свадьбе присутствует слонка – женщина, которая заботится о солонках во время праздничного стола. Это нужно для того, чтобы благополучие сопутствовало будущему хозяйству.

В Нижних Лужицах обычно мать сопровождала невесту к свадьбе. Но в костел на последнее сиденье в невестиной повозке занимала бабка, которая не покидала повозки вплоть до застолья. Она должна была заботиться о том, чтобы сноп соломы, на котором сидели невеста с женихом, попал на постель молодых.

Мужская часть молодежи была одета сходно с женихом, только в лентах мог быть красный цвет, наряду с зеленым. Веночек крепился на правую сторону цилиндра, как у жениха, а у брашки – слева.

Невеста имела подружек. К тем невестам, которым было не разрешено быть в борте, девушки в подружки не шли. У католиков – по три подружки со стороны жениха и невесты. Одеты они были как невеста, но в венке цветы и бисер красного, синего и желтого цвета В Верхних Лужицах на подружках, как и на невесте – украшение из жемчужин и монет.

Костюм невесты больше похож на костюм замужней женщины – переходом от одежды девушки является борта и нагрудное украшение из жемчуга и монет.

В день свадьбы жених и невеста, каждый в своем доме, должны были проснуться раньше всех; считалось, что тот кто проснется раньше – будет главой в доме (Диссертация – с. 97). В доме невесты подружки наряжали ее, а она должна была сидеть на квашне – кадке с тестом. Уже одетая, она должна была выпрыгнуть из кадки – если ей это не удалось, в будущем должны были быть трудные роды. Мать должна была положить в чулок и туфлю талер, чтобы дочь никогда не терпела нужду. Иногда невеста сама клала в одну туфлю талер, а в другую – по зернышку от всех полевых культур, чтобы хозяйство было счастливым (диссертация, с. 98). В карман клался хлеб и соль, а в туфли – тысячелистник и укроп, что должно было предохранить от колдовства. Иногда и жених клал себе в обувь деньги, перец и соль, чтобы иметь власть в браке. Невеста же для этой цели несла под мышкой ломтик хлеба, который потом она во время пира незаметно крошила в еду своего жениха. По дороге в костел невеста также должна была взять с собой какую-либо часть рукоделия, горсть вареного гороха или чечевицы, краюху хлеба и цедилку для молока, чтобы было счастье и благословение в ее будущем хозяйстве.

Таким образом, эти элементы символизма были «направлением» будущего, как определенная программа на всю жизнь: пространственные, поведенческие, цветовые, погодные и другие факторы не только учитывались, но и сулили удачу или неудачу. Пространственные запреты или пожелания могли касаться как самих участников или неодушевленных элементов обряда. Когда жених и невеста садились в повозку, никто не должен был пройти между ними. Это могло означать их разлуку или скорую смерть одного из них. При выезде из двора повозка не должна была задеть ворота, что свидетельствовало бы о неустойчивости брака. По дороге в костел нельзя было останавливаться, так как это также означало, что кто-то из супругов рано умрет или в молодом хозяйстве все не будет идти живо и споро. В свадебной процессии не должно было быть белого коня, ибо он предвещает смерть. По дороге жених и невеста должны были каждого приветствовать, в противном случае у них родятся немые дети. Если по дороге в костел шел дождь или гроза – это был знак, что невеста будет часто плакать. А из костела дождь означал благословение и поэтому капли дождя на борте невесты – добрый знак.

У немцев же капли дождя, попавшие на венок – предвестье несчастья в браке.

Кто перед алтарем раньше устанет стоять и переступит ногами – тот раньше умрет. Если букет у жениха разветвлен – значит, у супругов будет много детей. Жених и невеста должны перед алтарем стать очень близко, соприкасаясь друг с другом – тогда их взаимная склонность не охладеет за время супружества. Если жениху удавалось, когда они вставали на колени, наступить на платье невесты, то он будет главой в доме. Если же невеста наступит на край его одежды, то она будет руководить в доме. Когда после церковного обряда участники свадьбы обходили вокруг алтаря, невеста должны была уронить несколько яблок, чтобы не остаться бездетной.

В тех случаях, когда свадьба справлялась в доме жениха или специально предназначенном для молодых, прежде, чем гости войдут, пускали черную курицу, чтобы «молодая была хорошей наседкой». В обеих Лужицах, по приезде в дом невеста шла в хлев, где она должна была перевернуть ногой приготовленный кувшин с водой, чтобы ее коровы хорошо доились. Кроме того, она должна была выпить там кувшинчик теплого молока, чтобы коровы всегда давали много молока. Сегодня новобрачных сажают рядом в середину стола – раньше невесту с женихом сажали в почетный угол, где они сидели по обе стороны угла стола. С ними рядом сажали священника и учителя. Перед молодыми ставили по горящей свечке – считалось, что раньше умрет тот, чья свеча скорее догорит. Невесте в самом начале застолья вручали горбушку хлеба, которую она потом прятала в сундук, чтобы он употреблялся как лекарство для своих детей, когда резались зубки и при некоторых других болезнях.

Меню свадебного угощения было разветвленным и многообразным, в нем много обязательных блюд. Особенно важно было подать жаркое с кислой капустой. В немецкой свадебной обрядности капуста считалась символом невесты. Несмотря на то, что перечень блюд варьировался, в него обязательно входили традиционные блюда, чаще всего – гречневая каша с различными соусами. В перерывах между блюдами играли и пели свадебные песни. Молодые во время пира не могли встать из-за стола и должны были как можно меньше есть, а невеста должна была мало говорить, а еще лучше – молчать. В конце застолья пели песни и читали молитвы. Невеста в некоторых районах должна была пройти по столу или под ним. Перед концом угощения брашка приносил одну тарелку с солью, другую с водой, в них гости бросала свадебные подарки, а чаще деньги для кухарки и посудомойки. Продолжение свадебного празднества еще недавно существовало и во второй день. Еще в середине XIX века свадьба праздновалась до 8 дней.

Придя в новый дом, невеста должна была пустить в ворота дома курицу – если она бежала прямо во двор, то считалось, что молодая останется в доме, если нет – в ее жизни могут случиться перемены. Обычно через неделю после венчания проводилась «молодая свадьба» – к молодоженам приходила молодежь из числа друзей и родственников.

В переходные моменты обряда брашка произносил разнообразные речи. Жених после благословения в отцовском доме отправлялся с брашкой в дом невесты. У лужичан католического вероисповедания жених и невеста, каждый со своим сопровождением, прибывали к церкви отдельно и только там встречались. Но у католиков отсутствовали такие элементы лютеранской свадьбы, как вход в дом невесты, с обходом три раза невестой жениха, передачи ему палки с цветными лентами и маленького платочка. У немцев развитие свадьбы имело несколько иную последовательность: все гости собирались еще до венчания в одном доме – чаще в доме отца невесты или в трактире, где будет проходить свадебный обед на утренний суп.

Музыка являлась важным компонентом свадебного обряда. Пели с музыкальным сопровождением. По дороге в костел и из него музыканты играли сопровождение, базирующееся на народной лужицкой музыке. Когда жених отправлялся с брашкой в дом невесты, брашка пел песню, после которой три раза стучал в дверь. Долгие переговоры приводили к тому, что отец открывал дверь. Брашка долго ищет невесту, но сначала за нее надо отдать выкуп. Сначала выводили бабку, потом другую девушку, и лишь затем появлялась невеста.

Перед отправлением свадебной процессии перед походом в костел в Нижней Лужице танцевали так называемый «танец невесты», с которой танцевали все мужчины кроме жениха. В немецкой свадебной обрядности в шествии на венчание шла маленькая девочка перед невестой и женихом. В костеле женщины с невестой садятся в его правой стороне. Мужчины с женихом – в левой. Когда жених и невеста становились на колени у алтаря, брашка клал на голову жениха зеленый веночек, у невесты такой же веночек был на борте. По окончании церковных обрядов брашка менял эти венки местами.

Свадьба представляет собой систему различных функций. Свадьба выполняет юридическую функцию, экономическую, религиозно-магическую, игровую, символическую. Например, Ю.Ю. Сурхаско, исследуя карельскую свадьбу, выделил не только юридическую, экономическую, религиозно-магические функции, но и демонстративно-символическую, развлекательно-игровую[261 - Сурхаско Ю.Ю. Карельская свадебная обрядность (конец XIX-начало XX в.). – Л., 1977, 237 с.]. Юридическая, экономическая, религиозно-магические функции элементов свадьбы – являются целевыми в осуществлении свадебного цикла. Так, юридическая функция проявляется в советах родственников жениха и невесты, благословении родителей (это семейный круг), переговоры о приданом, дарах, рукобитье, признании данного брака обществом (за пределами рода). Экономическая функция представлена дарами и различного рода выкупами со стороны жениха (например, плата матери и или родителям невесты), дары со стороны невесты, приготовление и перевоз приданого.

Личное имущество выходящей замуж женщины в России складывалось из приданого и кладки. «Кладка – материальное обеспечение женихом невесты. Называлась она также запрос, припросы, проплата, на стол, на стол класть, столовые деньги, вывод, выкуп, калым и состояла из одних денег, из денег и одежды, из денег, одежды и продуктов»[262 - Маслова Г. С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX–XX в. – М.: наука, 1984. – 216 с., с. 20–21.]. Одно из условий брака – выплата женихом кладки, которая состояла из определенного количества денег, обуви, одежды для невесты и продуктов свадебного стола. Кроме того, в личное имущество женщины входило наследство по женской линии, «сыры», свадебные подарки и др. В дальнейшем личное имущество женщины пополнялось из побочных заработков, продажи излишков женского хозяйства – молока, яиц, овощей и т. п. Приданое невесты включало сундук или лыковый короб, икону, верхнюю одежду, обувь, головные уборы. В приданое входили также белье, постель, скатерти, полотенца, полога, холсты, скот.

Говоря о приданом, следует признать, что в нем, помимо доминирующей экономической функции, присутствуют и ряд других. Религиозно-магическая функция присутствует не только во всех элементах обряда, но и непосредственно в самой свадьбе в целом. Поэтому здесь присутствуют продуцирующие, апотропеические функции, а также элементы любовной магии.

В серболужицкой свадьбе символика, связанная с продолжением рода почти отсутствует, в отличие от немецкой, где такая символика явно выражена – например, утром в день свадьбы вся деревня, просыпаясь, видела детскую одежду уменьшенного размера на длинных веревках, натянутых между крышами домов[263 - Бокариус С.Э. Свадебная обрядность серболужичан: этнокультурные аспекты ассимиляции. – Автореферат дис… кандидата исторических наук по специальности 07. 00. 07 – этнография. – СПб., 1993) – рукопись диссертации, с. 131.].

Говоря о серболужичанах, следует отметить, что проведение свадьбы с использованием традиционных вещественных и отчасти вербальных атрибутов более всего заметно в тех районах Верхней Лужицы – Баутцен, Каменц, Хойерсверда, – где большое влияние сохранил католицизм; в то время как большинство серболужичан по своей религиозной принадлежности являются лютеранами.