– У меня девушка… мы с ней поссорились… и… она… она… вот… – Отрывки фраз с трудом складывались в связный текст, он кусал губы: – Ее больше нет. Она так решила…
Максим исповедовался, отец Николай внимательно слушал. Потом накрыл Максиму голову епитрахилью, стал читать разрешительную молитву:
– …Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами Своего человеколюбия да простит ти чадо Максимилиана, и аз недостойный иерей Его властию мне данною прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь. – Снял епитрахиль и напутствовал: – Смерть человека похожа на самого человека. То есть, какова его жизнь, такова бывает и его смерть. Твоя девушка совершила смертный грех. Ей нет спасения. Максим, сердце твое полно тяжелого уныния. Берегись: это опасная болезнь души! Она может вовсе умертвить душу. Исповедью ты проветрил и очистил дом своей души. Пусти в него свежий и здоровый воздух от Духа Божия. Чаще ходи в храм и причащайся! Придет время, и Господь все расставит по местам.
Максим перекрестился, поцеловал лежащие на аналое Крест и Евангелие. Взял благословение у отца Николая, который, немного помолчав, произнес:
– Подожди меня у храма…
Выйдя из церкви, Максим словно прозрел, увидел ряд столбов с заиндевевшими проводами, тянущийся от села до церкви, надгробия кладбища, огороженного забором. Кое-где лежал первый снег. Вздохнул, кутаясь в куртку, зябко повел плечами.
Отец Николай
Из храма вышел отец Николай, остановился с подошедшими к нему двумя женщинами и пожилым мужчиной, благословил их. Они поблагодарили, крестясь, вновь двинулись в путь. Отец Николай осмотрелся, радостно закивал, заметив Максима. Подозвал к себе, попросил:
– Максим, расскажи о себе подробнее.
Парень помедлил, на лбу собрались морщинки:
– Родителей помню смутно. Они геологи. Погибли под лавиной, мне тогда было четыре года. Воспитывала бабушка… Человек набожный, души во мне не чаяла. Известная оперная певица… И я люблю петь. Марине нравится… нравилось… – Максим горько усмехнулся, умолк.
Отец Николай внимательно слушал, спросил участливо:
– Сейчас чем увлекаешься?
– Я был слабым, часто болел. Бабушка нашла мне китайца, тренера по вин чун. Он жил вместе с нами десять лет. Но кто-то нажаловался, и его выслали из страны. Теперь я тренер по вин чун. Был тренером…
– А какое у тебя образование?
– Закончил институт физической культуры, отслужил в армии. Все время выступал на соревнованиях… Правда, ни бабушке, ни Марине это не нравилось. Бабушка хотела видеть меня певцом либо монахом. Марина – бизнесменом. Недавно бабушка умерла. А сейчас и Марина… Живу один. Остальное вы знаете.
Отец Николай молча, задумчиво поглаживал бороду, посмотрел прямо в глаза Максиму:
– А пойдем чай пить! – неожиданно предложил батюшка и ободряюще хлопнул по плечу смущенного Максима.
Вместе они направились к дому, возле которого стояла серая «пятерка», а рядом с ней, протирая красные руки ветошью, – какой-то мужичок. Обернувшись на звук шагов, он приветливо улыбнулся:
– Отец Николай! Все, ёшки-матрёшки! Отремонтировал железного коня. Стоит, бьет копытом.
– Познакомься, Максим! – представил батюшка. – Это наш староста – мастер на все руки. На нем все держится.
Мужичок смутился, замахал руками:
– Ну что Вы, отец Николай! Что я могу… Так, стараемся понемножку.
Священник покачал головой, назидательно поднял палец:
– Нечего скромничать! Максим, ты осенью у него в саду не был. Он вот такие яблоки выращивает!
Староста покраснел, протянул Максиму руку:
– Морозов Павел Дмитриевич – староста села и избранный староста церкви.
Максим, помедлив, ответил на рукопожатие и с плохо скрываемой иронией произнес:
– Максим. Просто Максим.
Староста вгляделся в лицо парня, открыл было рот, собираясь что-то сказать… Но в это время отец Николай, в полном облачении, уселся за руль «пятерки» и кивнул Максиму:
– Садись, прокатимся, заодно и машину проверим!
Максим сел рядом на переднее сиденье. Староста суетливо открыл заднюю дверь, залез. Двери хлопнули, машина тронулась с места, выехала на проселочную ухабистую дорогу. На деревянном электрическом столбе Максим увидел табличку: «Село Качалово».
С правой стороны за забором осталось здание детского сада. Максим вздохнул, глядя на дорогу. Отец Николай уверенно вел машину, почти не смотря на дорогу. Указал рукой на тянущиеся с левой стороны деревянные бревенчатые домики:
– Вот она, благодать! Разве сравнить с каменными душегубками! И хозяйство свое. И яблочки.
Староста поднял вверх брови:
– Все правильно, за исключением удобства. Все же в квартире и отопление, и ванная с душем. Да и, извиняюсь, туалет теплый!
Отец Николай сокрушенно вздохнул:
– Расслабляя себя телесно, теряешь и крепость духовную.
За забором виднелся разукрашенный детский домик. Из него выскочила вислоухая дворняжка, пролезла под забором и с яростным лаем устремилась к машине. Староста посмотрел на нее, перевел взгляд на домик:
– Вот куда он из садика подевался. Завтра же заберу обратно.
Собака, облаяв машину, гордо побежала по улице вдоль забора соседнего дома. Неожиданно сильный удар буквально сотряс забор. Это огромный ротвейлер, клацнув зубами, отскочил, отброшенный штакетником. Вислоухая собака, поджав хвост, бросилась к своему дому. Максим повернул голову, ротвейлер неотрывно смотрел на него огромными черными глазами…
– Милая собачка!
Староста мельком поглядел на пса:
– Собачка – душечка по сравнению с хозяйкой! Нинель Фонарева – вот кого нужно опасаться! «Черная вдова», постоянно охотится на мужиков. Уже троих избранников похоронила.
Отец Николай повернулся к Максиму:
– Обычная женщина, просто не везет ей. Потому как в церкви она редкий гость. Не отстранялась бы от Бога, глядишь, и жизнь наладилась бы.
Староста молча, несогласно покачал головой. Село закончилось, с правой стороны от дороги появилось здание электрической подстанции. Машина проезжала под высоковольтной линией, от которой к подстанции тянулись провода. Отец Николай кивнул:
– Смотри, Максим, вот сердце нашего села. Не будет света – и села не будет.
Максим молча глядел на идущие до горизонта опоры с проводами. Отец Николай обернулся к старосте:
– К вопросу об удобствах. Всего лишь сотню лет назад про электричество и не знали. Жили да жили. А сейчас нет электричества – нет и жизни. Вот тебе и удобства!