Любимая

– Ничего, – ответила она. – Я ничего не говорила.

– Тогда почему он сказал об издевательствах над женщиной?

В ответ Энджелина лишь повторила:

– Я ни о чем не рассказывала. Разумеется, Гален не поверил ей, но Энджелину это уже не волновало. В ней появилась некая уверенность, сила, основанная на убеждении, что дальше так жить невозможно. Уж лучше умереть…

Через несколько секунд он, как ни в чем не бывало, спросил:

– Ты помнишь, как я сказал, что буду вынужден наказать тебя, если ты не будешь вести себя в мое отсутствие, как подобает?

– Я вела себя, как следует.

– Тогда что делал в доме этот человек?

– Он – врач.

– И ты в это веришь?

– Да.

– Тогда ты – дура.

– Да. Я – дура, что вышла за тебя замуж, – первый раз за все время супружеской жизни Энджелина осмелилась взбунтоваться. Тогда, как и теперь, несколько часов спустя, она сознавала, что за это удовольствие придется заплатить, и заплатить дорого.

Сознание этого заставило Энджелину встать и подойти к окну. Огромные дождевые капли показались женщине похожими на слезы. Слезы, которые она не может, не имеет права пролить. «О, Господи, – взмолилась она, – укрепи меня».

Когда дверь, наконец, открылась, ей стало легче. По крайней мере, больше не нужно ждать… Повернувшись, Энджелина увидела стоящего в дверях Галена. Он был растрепан, пустые глаза остекленели от пьянства. В глубине этих мертвенно-серых глаз горела страсть. Страсть к жестокости, жажда причинять боль. Об этом же говорил и черный, похожий на змею, кнут.

«Да, – подумала Энджелина, – сейчас придется расплачиваться за бунт». Кровь застыла у нее в жилах. Ей придется платить за этот день, за минуты, проведенные с Роуэном. Она не пожалела ни об одной из них, несмотря на жгучий укус кнута. Несмотря на дюжину жестоких ударов.

Лежа в постели, Роуэн раздумывал о том, что корзина перенеслась обратно в прошлое точно так же, как раньше – передник. Вдруг на него накатила волна тошноты, такая неожиданная и сильная, что его буквально скрутило пополам. Роуэн застонал.

Энджелина!

Она страдает. Он знал это так же четко, как то, что в настоящем, как и в прошлом, жаркий летний день сменился грозой. В окна барабанил дождь, по дому гулял ветер, но Роуэн не замечал этого. Все затмевали тошнота и страстное желание заставить Галена прекратить издевательства над Энджелиной.

Роуэн собрался встать, но тут на него накатил очередной приступ тошноты. Он упал на матрац, подтянув колени к груди. Еще ни разу ему не было так плохо. Означает ли это, что боль, испытываемая Энджелиной, настолько ужасна? Боже мой, что же этот сукин сын с ней делает?

Роуэн с трудом проковылял в коридор. Он должен найти ее! Должен прекратить это! Подойдя к двери ее спальни, он распахнул ее. Никого! Он обошел все спальни, но не нашел прохода в то время. Потеряв самообладание, Роуэн устремился вниз, перепрыгивая через две ступеньки. На середине лестницы его так скрутило, что, охнув, он схватился за живот и соскользнул со ступенек. Роуэн скривился от боли, однако усилием воли заставил себя встать и протащиться вниз через оставшиеся несколько ступенек. Он распахнул дверь в гостиную.

Ничего.

Черт возьми, пусто!

Роуэн обошел все комнаты в доме, причем в гостиную заглянул дважды, и был вынужден признать, что, несмотря на свое желание очутиться в прошлом, сделать этого он не в силах.

– Нет, черт побери, – закричал он, падая внизу, у первых ступеней лестницы. Роуэн чувствовал себя поверженным в прах, выжатым как лимон, лишенным эмоций.

Тошнота отступила. Что бы ни делал этот ублюдок с Энджелиной, теперь все закончилось. Однако этот факт мало утешал Роуэна. В каком состоянии он оставил ее? Одна ли она? Плачет ли? Зовет ли его, Роуэна? Последнее предположение просто убило его.

– Боже мой, – прошептал Роуэн, дрожащей рукой проводя по волосам.

Прислонившись спиной к стене, Роуэн закрыл глаза. Он слышал, как колотится его собственное сердце, как стучит в окно дождь, и изнемогал от бессилия.

Постепенно отчаяние ушло, как возвращаются в океан волны прилива. Его заменяло новое чувство, легкое, как перышко, нежное и теплое. Оно до краев наполнило его покоем и любовью.

Любовь.

Он любит Энджелину.

Это было потрясающе просто и естественно как смена времен года. Величие и красота этого чувства потрясли Роуэна. Он был прав: хотя Кей нравилась ему, он не любил ее. Они не были созданы друг для друга. Кроме того, Роуэн окончательно осознал, что в любви важнее умение дарить, нежели брать, ибо лишь сердце любящего наполнено радостью до краев.

Роуэн прислушался к песне своего переполненного любовью сердца и к ритмичному перестуку капель теплого летнего дождя. И услышал тихие, надрывающие душу рыдания.

Рыдания?

Открыв глаза, Роуэн склонил голову набок. Может, он внушил себе, что слышит приглушенный плач? Нет! Вот он!

Роуэн с радостью понял, что снова перенесся в прошлое. Он услышал, как часы пробили одиннадцать ночи. И снова воцарилась тишина. Потом послышался плач, заглушенный раскатом грома. Роуэн торопливо направился наверх, в спальню Энджелины.

Дверь в ее комнату оказалась закрыта. Повернув ручку, Роуэн медленно, осторожно отпер дверь. В воздухе еще витал запах недавно горевшей свечи, но в комнате царил мрак. Когда сверкнула молния, Роуэн заметил лежащую на полу женщину, сжавшуюся в комок.

Энджелина!

Сердце Роуэна пронзила боль. Закрыв за собой дверь, он поспешил к этой женщине. Он опустился перед ней на колени и усилием воли заставил себя успокоиться, отнестись ко всему отстранение, как его учили в медицинской школе. Но, черт возьми, он никак не мог отстраниться! Телом и душой он принадлежал лежавшей у его ног женщине.

– Энджелина! – шепотом позвал Роуэн, нежно касаясь ее плеча.

Она отшатнулась, как испуганный зверек.

– Все в порядке, – ласково уговаривал Роуэн. – Это я.

Его голос проник сквозь окружавшую ее дымку боли и страха.

– Роуэн? – переспросила Энджелина. Она так охрипла, что говорила с трудом.

– Да.

Она схватила его за руку так сильно, что затруднился ток крови.

– Роуэн? – снова спросила она, не веря, что он рядом.

– Все в порядке, – заверил Роуэн. – Я здесь.

Он снова коснулся ее плеча. И снова Энджелина вздрогнула: на сей раз не от страха, а от боли. Насколько сильно она изранена? Роуэн снова заставил себя успокоиться. Он должен мыслить трезво, разумно. Сейчас ему нужен свет.

Когда Роуэн собрался отойти от Энджелины, она испугалась и в панике сжала его руку так, что ногти вонзились в кожу.