Любимая

– Мне надо зажечь свечу, – пояснил Роуэн. – Сейчас вернусь.

Энджелина почувствовала, как его рука выскальзывает из ее пальцев, как он отдаляется от нее… Ее снова охватил страх. Ей хотелось крикнуть, попросить его, чтобы он не уходил, не оставлял ее на милость мужа-садиста, но это было бы чересчур больно. Когда кнут щелкал в тишине, рассекая ее плоть, она не плакала и не кричала, а теперь ее горло жгло как огнем.

Роуэн перебирал предметы на маленьком столике Энджелины. Церковная свеча перевернулась, молитвенник упал на пол. «Спички, – подумал Роуэн, шаря руками в темноте, – где-то здесь должны быть спички». Через несколько минут ему повезло: он нашел то, что искал. Чиркнув спичкой, Роуэн зажег ближайшую свечу. В золотистом свете он увидел яркие пятна крови на своих пальцах. Он – хирург, он видел литры крови, но, даже если слить всю виденную им кровь воедино, она не взволновала бы его так, как эти капли на кончиках его пальцев.

Энджелина жалобно, как-то нечеловечески застонала.

Роуэн взглянул на нее и увидел, что ее ночная рубашка разорвана в клочья, так, словно женщина побывала в когтях дикого зверя. Кружева были изодраны, изящная вышивка превратилась в путаницу ниток. Он подошел ближе и опустился на колени. В горле застыл комок. Словно зачарованный открывшимся перед ним ужасным зрелищем он потрогал рваный рукав рубашки.

Переворачиваясь с бока на живот, Энджелина снова застонала. Когда она оказалась на животе, взору Роуэна открылась ее спина. Он с ужасом уставился на рубцы, не веря, не желая верить своим глазам. «Нет, – подумал он. – Этого не может быть. Никто, даже такой безумец, как Гален Ламартин, не может быть таким жестоким». Но из открытых ран действительно сочилась кровь. Израненная женщина рыдала…

– Лежите спокойно, – прошептал Роуэн. Его сердце обливалось кровью. Он знал, что не может оставить Энджелину лежать на полу, но боялся причинить ей боль, пытаясь сдвинуть ее с места. Тем не менее, это было необходимо. Подхватив ее под шею и под колени, он передвинул женщину ближе к себе.

Она застонала.

– Знаю, – прошептал он, чувствуя ее боль, как свою собственную.

Несмотря на то, что Роуэн старался быть осторожным, он задел спину Энджелины, причинив ей адскую боль, от которой она вскрикнула. Рукав его рубашки немедленно вымок в крови.

– Извините, – он ласково положил ее на мягкую постель.

Энджелина хотела поблагодарить его, но с потрескавшихся губ не сорвалось ни звука.

– Тш-ш… Не двигайтесь.

Не двигайтесь. Эту просьбу было очень легко исполнить. Когда она пыталась пошевелиться, ныла каждая мышца в ее теле. Да, она не будет двигаться. Будет лежать очень тихо. Может, тогда огонь перестанет жечь ее спину. Когда рубашка начала соскальзывать с ее плеч, Энджелина с трудом приоткрыла глаза и попыталась придержать распахивающийся ворот.

– Это нужно снять, – пояснил Роуэн, расстегивая единственную уцелевшую после ярости Галена пуговицу. – Мне нужно посмотреть, насколько тяжело вы ранены.

Роуэн ждал разрешения. Когда глаза Энджелины вновь сомкнулись, а рука безвольно упала, он не понял, согласилась ли она принять его помощь или же просто опять соскользнула в свой мир, наполненный болью. Как бы то ни было, он опустил рубашку с ее плеч. Как врач, как мужчина, он видел достаточно обнаженных женских тел, но ни разу не видел такой безукоризненной фигуры. Идеально выточенные плечи, талия, которую он мог бы охватить ладонями, небольшая, но полная грудь, темно-шоколадные соски, контрастирующие с фарфорово-белой кожей. Как и раньше, Роуэна захватило чувство собственности. Это женщина принадлежала ему. Сейчас и навсегда.

Перевернув Энджелину набок, Роуэн снял рубашку с ее спины, оставив обрывки ткани висеть вокруг талии. Три воспаленные раны, нанесенные, как полагал Роуэн, ремнем или кнутом, пересекали ее нежную кожу, превращая спину женщины в подобие говяжьей отбивной. Кое-где кровь еще сочилась, хотя местами она уже запеклась красной кровавой коркой. Роуэн старался не думать о том, как были нанесены эти ужасные раны, а сосредоточиться на том, что необходимо сделать.

Лишь теперь он в полной мере осознал иронию происходящего. Его чемоданчик врача, полностью упакованный, остался за сто с лишним лет отсюда. Что он может сделать, чтобы помочь Энджелине? Вода. По крайней мере, У него есть вода. Он может промыть раны и приложить к ним холодный компресс.

Тут Роуэн увидел стоящий возле умывального тазика кувшин и про себя взмолился, чтобы там была вода. К счастью, она там оказалась. Налив немного воды в миску, Роуэн огляделся по сторонам в поисках чистого кусочка ткани. Не найдя ничего лучшего, он оторвал рукав от ночной рубашки Энджелины.

Почувствовав это, Энджелина зашевелилась.

– Извините, – прошептал Роуэн и, смачивая ткань водой, добавил: – это не будет жечь. Это просто вода. Но вам станет лучше, порезы будут меньше болеть.

– Порезы, – повторила Энджелина, пытаясь вдуматься в его слова. Но тут приятная прохлада уменьшила жгучую боль. Женщина застонала, на этот раз от облегчения. И тут, словно холодная вода оживила ее, она снова вцепилась в руку Роуэна. Обезумев от отчаяния, Энджелина произнесла: – Не позволяйте ему снова избивать меня!

– Не позволю.

Затем, позабыв о себе, она взмолилась:

– Уходите! Иначе он убьет вас, – но при этом, умоляя Роуэна уйти, она вцепилась в него так, словно от этого зависела ее жизнь.

– Никуда я не уйду.

Роуэн промыл раны так хорошо, как только мог. Во время этой процедуры Энджелина слегка постанывала, тихо вскрикивая, когда боль становилась невыносимой. Она с удивлением осознала, что временами стонет не от боли, а оттого, что Роуэн очень нежно прикасается к ней. После той жестокости, жертвой которой она только что стала, после варварских прикосновений мужа это казалось необычным. Энджелине хотелось, чтобы эта нежность продолжалась вечно. Она догадывалась, что со временем ей удалось бы забыть все перенесенные мучения.

Повернув Энджелину так, чтобы она лежала на боку, Роуэн быстро прикрыл женщину простыней, щадя ее скромность. Их глаза встретились. В глазах Энджелины все еще стояли слезы, и сердце Роуэна зашлось от любви.

Странное, горячее чувство шевельнулось в сердце Энджелины. Ее удивило, что она еще способна что-то ощущать. Хотя, возможно, она просто слишком давно стремилась задушить в себе все чувства…

То, что промелькнуло между ними, было похоже на южную, теплую и влажную ночь… Роуэн настолько забылся, глядя в бездонную черноту глаз Энджелины, что не слышал, как отворилась дверь. Но тут раздался удивленный крик. Обернувшись, Роуэн увидел, что на пороге стоит Люки. Судя по тому, как округлились глаза служанки, Роуэн понял, что напугал ее не меньше, чем она его.

– Все в порядке, – тихо сказал он. Его слова, тон его голоса настолько успокоили девушку, что она решилась войти в комнату. Она несла с собой что-то, завернутое в платок.

– Это для нее, – объяснила служанка, подходя к постели. К чести Люки следует сказать, что она даже не поморщилась при виде израненной спины Энджелины: – Он и раньше избивал ее, но не так сильно, – развязывая платок, Люки добавила: – Она не хочет, чтобы кто-нибудь знал об том, особенно Хлоя. Поэтому все молчат.

– Даже Хлоя знает? – поинтересовался Роуэн.

Достав из своего свертка баночку с непрезентабельного вида мазью. Люки ответила:

– Мне кажется, что Хлоя притворяется, что ничего не знает, потому что не хочет верить в это, но после того, что произошло сегодня…

Она не договорила. Роуэн живо представил себе все те ужасы, которые творились сегодня. Ужаснее всего была причина, по которой Гален избил Энджелину. Роуэн догадывался об этом, но жаждал подтверждения.

– Он бил ее из-за меня, правда? Люки подняла глаза. Она не стала приукрашивать правду:

– Может быть. Но ему никогда не нужно особых причин.

– Где он сейчас?

– Ушел из дома. Он всегда уходит после того, как изобьет ее. Наверно, его не будет всю ночь. – Люки перекрестилась. – Молитесь, чтобы так и было.

Сейчас крышка с банки уже снята. Мазь воняла так же отвратительно, как и выглядела.

– Что это?

– Гусиный жир. Он обладает магическими действиями. Моя тетя… – тут Люки смутилась. – Она не злая колдунья вуду, что бы там ни говорили. Она просто волшебница, вот и все.

Роуэн взял у Люки баночку с мазью.

– Волшебство нам пригодится, – признал он.

Они намазали жиром раны на спине Энджелины.

– Это поможет, – заявил Роуэн, не имея ни малейшего понятия, так ли это. По крайней мере, рассудил он, вреда не будет. – Хотелось бы, чтобы у нас нашлось обезболивающее, – обратился Роуэн к Люки.

– У меня есть лауданум.

Опиум. В состав лауданума входит опиум.

– Давай.