Любимая

Через несколько минут Люки вернулась с флакончиком, из которого она налила жидкость в чайную ложку. В том, что касается дозы, Роуэн предпочел довериться Люки.

– Вот, выпейте, – обратился он к Энджелине. – Это облегчит боль.

Он налил в стакан воды из кувшина и помог Энджелине сесть. Она выпила лауданум и запила его водой. После этого Роуэн бережно уложил ее.

– Идите, – повторила она. – Он говорил правду. Он действительно… действительно убьет вас.

– Ш-ш-ш, – успокаивающе произнес Роуэн, садясь на край кровати и беря Энджелину за руку. Их пальцы переплелись. – Он ушел.

– Но он вернется. Пожалуйста, уходите.

Рука Роуэна напряглась:

– Это моя забота.

– Роуэн, прошу вас…

– Спите, – ласково, но властно произнес он.

Энджелина сомкнула веки. Жестокая боль начала потихоньку отступать, и женщина проваливалась в благословенное забытье. Роуэн как-нибудь позаботится обо всем. Бог наверняка сотворит настоящее чудо.

– Вот и все, – сказал Роуэн. – Спите.

– Люки… – прошептала Энджелина.

– Да, мэм?

– Хлоя… – начала она еле слышно.

– Я позабочусь о ней, мэм.

Люки посмотрела на Роуэна. Он спросил:

– Хлоя нормально себя чувствует?

– Беспокоится о сестре.

Роуэн понял, что Люки боится сказать в присутствии Энджелины: стресс тяжело отразился на девушке…

– Если ей станет совсем плохо, можешь дать ей на одну таблетку больше.

Кивнув, Люки направилась к двери. На полпути она остановилась и, достав из кармана грязную красную тряпочку, туго перетянутую шнурком, подошла к Роуэну и протянула ему ее:

– Это особый амулет. Его сделала моя тетя. Он защитит вас, – и она убежала. Роуэн едва успел поблагодарить девушку.

Энджелина пошевелилась. Положив амулет на столик около кровати, Роуэн погладил женщину по руке. Она была маленькой, изящной и в то же время сильной. Как сама Энджелина. Он внимательно смотрел на нее. Белые плечи светились в мерцающем свете свечей; лицо было величественно-прекрасно, сотни черных, как вороново крыло, локонов переплелись. За окном снова ударила молния, и загремел гром.

Энджелина застонала.

– Тш-ш-ш, это всего-навсего гром, – успокоил он ее.

– Уходите, – сонно шепнула Энджелина. – Пожалуйста, уходите… пожалуйста… пожалуйста… не уходите.

Последние слова, их сердечность и правда наполнили сердце Роуэна счастьем. Он сжал ее руку.

– Нет, – с чувством пообещал он. – Я не уйду.

Несколько минут он просидел на краю кровати, держа Энджелину за руку. За окном бушевал дождь. Перед глазами у Роуэна по-прежнему стояло мрачное зрелище – израненная спина Энджелины. Даже теперь ему не хотелось верить, что она действительно вынесла эти мучения. От мысли об этом Роуэну становилось плохо. Более всего его ужасало то, что от типов, подобных Галену Ламартину, его отделял лишь один шаг… Для того, чтобы обрушиться на этого человека с такой же яростью, как тот обрушился на Энджелину, Роуэну не хватило лишь одного – случая.

Но когда он смотрел на эту женщину, все мысли о жестокости исчезали. Не в силах удержаться, он провел пальцем по высохшим дорожкам слез у нее на виске. Энджелина вздохнула и прижалась к его запястью. Роуэн кожей чувствовал тепло ее дыхания. Так, словно это было для него совершенно естественно, он коснулся ее щеки. Столь же естественно Энджелина прижалась к его ладони.

– Роуэн, – тихо позвала она. Затем добавила что-то неразборчивое. Он склонился к ней:

– Что?

– Вашмир… – оба слова слились у нее в одно.

– Не понимаю.

– Возьмите… меня… в ваш мир… До конца дней своих он не сможет забыть ее агонии, ее мольбы.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Той же ночью Крэндалла разбудил крик Джулии, послышавшийся между раскатами грома. Схватив свои джинсы, висевшие на спинке стула, он бросился к ней, натягивая их по дороге. Ни о рубашке, ни о ботинках он даже не подумал. Одной рукой он застегивал джинсы, другой – повернул дверную ручку. Как только дверь распахнулась, ветер и дождь налетели на Крэндалла, намочив джинсы и растрепав его длинные светлые волосы.

Он обошел одну лужу на бетоне, лишь затем, чтобы вляпаться в соседнюю. Выругавшись, Крэндалл постучал в находившуюся рядом комнату.

– Джулия! – окликнул он, поворачивая ручку двери.

Дверь не поддалась.

– Джулия! – снова позвал Крэндалл, постучав ладонью по металлической двери. Откуда-то из дальней комнаты донесся раздраженный голос, порекомендовавший Крэндаллу постучать себя по голове вместо того, чтобы будить народ…

– Крэндалл? – донесся тихий шепот из-за двери.

– Да. У тебя все в порядке?

Дверь чуть приоткрылась, затем, после недолгого замешательства (Крэндалл не понял, пыталась ли Джулия убедиться, что это действительно он, или раздумывала, впустить ли его вообще) распахнулась. Он вошел, обратив внимание на то, что в комнате горят все лампы – люстра, оба настенных бра, даже свет в ванной.

– Я услышал твой крик.

Проведя ладонью по своим длинным прямым волосам, влажным от пота, она смущенно проговорила:

– Извини, что разбудила тебя. Ее голос, ее поведение были странно отчужденными, холодными. Раньше Крэндалл не замечал за ней такого, и эта перемена не понравилась ему. До боли не понравилась.

– Мне наплевать, что ты разбудила меня. Мне нужно быть уверенным, что у тебя все в порядке.

– Все хорошо, – солгала она. Огромные глаза Джулии были наполнены страхом. Дыхание было неровным, что также подтвердило подозрения Крэндалла. – Это просто… Ну, дурной сон…