Интересно и легко

Надя пыталась отвлечь его всеми возможными способами, убеждала, что нужно пойти к доктору, что это не стыдно. Она даже нарочно обижалась, что он заботится о своём личном бессмертии и совершенно забывает, что ей-то ничего такого не грозит. Услышав такое, Вадим приходил в ярость, кричал, что она ничего не понимает, ведь если он добьётся своего, то и ей обеспечит вечную жизнь, это же очевидно, и в конечном счёте он заботится о них обоих и о детях, а она только отвлекает и мешает.

В тот год они жили в Берлине и решили никуда не уезжать на новый год и Рождество.

– Ты ведь не бросишь меня, а, Надюш?

Надя наливала молоко в чашку с кофе, медитировала утром на кухне в тишине спящей квартиры на Александр-плац, наблюдала за клубящимися молочными облаками в чёрном пахучем вареве, и вздрогнула от неожиданности. Вадим подошел незаметно, обнял её, и она ощутила забытое тепло.

– Вадик, так дальше не может продолжаться. Ты сходишь с ума, и я вместе с тобой.

Она обернулась и увидела его, небритого, с красными от бессонной ночи глазами.

– Да, ты права, я с этими часами совсем отупел. Как черепаха, не вижу дальше носа. Как Машка?

Он улыбнулся, но не было сил удерживать улыбку на лице.

– Послушай, тебе нужно просто отцепиться от этих часов. Отлипнуть, понимаешь, съезди куда-нибудь без них, в Брюссель, поброди по барахолкам, под Рождество там должно быть супер.

Услышав слово «барахолки», Вадим оживился. Когда-то это было одно из его любимых развлечений, бродить по огромным Брюссельским барахолкам, птичьим рынкам. Под Рождество кроме обычных мест старинную рухлядь начинали выставлять на всех рынках и ярмарках, которые разворачивались почти на каждой площади старого города.

– Если тебе станет совсем не по себе, я сразу примчусь и привезу тебе часы. Я же понимаю, что у тебя это как болезнь. Но давай попробуем радикально? А, сразу, ты справишься.

Тем же вечером Вадим сел на поезд и уехал в Брюссель. Они решили попробовать несколько дней без часов, и потом решить, надо ли Вадиму идти к врачу. Надя же подумала, что поручит детей бабушке и дедушке и дни напролёт будет лазить с фотоаппаратом у Берлинской стены и в окрестностях. Она всегда интересовалась искусством, и вот, имея возможность тратить на любимое дело всё свое время, она увлеклась социалистическим поп-артом. Это занятие позволяло ей забыть об одиночестве и постоянном беспокойстве за мужа.

На следующий день она бродила по картинной галерее, разглядывая огромные плакаты и репродукции черно-белых фотографий времен социалистического лагеря. Она погружалась в атмосферу жестокого и звонкого красного энтузиазма с верой в невероятные перспективы, с постоянным чувством голода и страхом. Запиликал смартфон, это Вадим звонил по вайберу. Надя включила камеру. На экране было улыбающееся лицо мужа, выражение, какого она не видела уже давно. По лицу Вадима мелькали солнечные лучи и тени и Надя поняла, что он куда-то едет:

– Ты где?

– В такси, здесь отличная погода, тепло и солнце. Представляешь – я нашёл.

– Что нашёл, антикварный эксклюзив?

– Нет, – Вадим засмеялся, – я нашёл человека. У него часовой магазин с мастерской прямо в центре города. Понимаешь, он говорит, что сможет настроить часы.

Опять часы. Наде расхотелось улыбаться, но она постаралась не подать виду, а Вадим продолжал взахлёб:

– Они будут выдавать не бесконечное количество возможностей, а выстроят дорожку к цели. Понимаешь. Моя цель – бессмертие. Часы покажут, что делать для этого. Он поможет мне настроить часы.

– Хорошо, я очень рада…

Глаза Вадима горели, и он не замечал расстроенного лица жены.

– Надя, привези мне их, если прямо сейчас сядешь в поезд – к вечеру будешь в Брюсселе.

– Они на столике возле кровати?

– Да, на столике возле кровати, на статуэтке кенгуру.

– Хорошо, хорошо, мчусь.

Надя быстро вернулась в гостиницу, забрала часы, затем ринулась на вокзал и успела на двенадцатичасовой поезд. Она задумчиво разглядывала пролетающие за окном пейзажи и пыталась понять, чего чувствует больше: радости за мужа, которого увидела в прекрасном настроении в первый раз за долгое время, или неясного зудящего волнения.

Сойдя на вокзале, она углубилась в город, шла по узким мощёным булыжниками улочкам, пропитанным средневековой кровью, потом и мочой. Задержалась у фонтана с Писающим мальчиком, который просвещенные европейские бездомные и гуляющая молодежь превратили в пошлый общественный туалет. Затем ускорив шаг, пересекла блошиный рынок, полюбовалась на белоснежный кафедральный собор, и на площади с ратушей и новогодней ёлкой увидела часовой магазин с мастерской.

Улыбающийся Вадим встретил её на полпути около ёлки. Она открыла сумочку, чтобы передать сияющему мужу часы, но часов – не было, а на торце синей кожаной сумки зиял тонкий бритвенный разрез.

Потом был крик, слезы и снова крик, на который вышел старый часовщик и прибежали полицейские. Надя и Вадим решили пройти весь маршрут от вокзала до часового магазина. Вадим был уверен, что кража случилась на блошином рынке, который ещё кишел народом. Он требовал, чтобы полицейские оцепили рынок и обыскали всех, а когда те отказались, принялся за дело самостоятельно, угрожая торгашам, хватая их и требуя вывернуть карманы. После этого полицейские пригрозили, что арестуют его, и убитая горем семейная пара вернулась на вокзал, и поздно ночью села на прямой до Берлина.

А потом Вадим тосковал, и пил, и снова тосковал, пропадая из дому на недели. Потом он купил часы похожей модели, поскольку ту, которая была у него, уже не производили, а поиски по интернету не дали результата. Он пытался восстановить настройки и продолжал пить, а потому вдруг что-то щёлкнуло в голове, и он понял то, что знал всегда, но забыл, шокированный потерей: настройки были невероятным чудом, сыграл случай, один на миллиард, и повторить удачу не получится. Он смирился.

И сразу вспомнил про Надю, и вернулся к ней. Теперь они зажили на самом деле счастливо, не сверяясь часами, не обременённые мистикой и неисповедимыми звёздными смыслами. Их паломничество за счастьем завершилось в новогодний вечер на уютной площади сказочного города с ёлкой и часовым магазином. Они поняли это и благодарили судьбу за то, что она помогла им разглядеть их счастье, избавив от проклятых часов.

СЕДЬМАЯ Часы

Много людей было благодарно судьбе вместе с Надей и Вадимом под Новый год, как бывало раньше и всегда в это волшебное время. Однако, наверняка самую глубокую и горячую благодарность Фортуне питал один совершенно безвестный брюссельский нищий, который, сняв номер в пятизвёздочном отеле, отмокал в джакузи с пеной, свечами и с шампанским в ведерке на эмалированной подставке.

Обменять ледяную вокзальную лавку и объедки бургера из мусорного ведра на роскошный гостиничный номер ему позволила замечательная находка на перекрёстке с фонтаном Писающего мальчика. Красивая молодая женщина остановилась у заборчика перед фонтаном, поморщилась от запаха, затем задумчиво достала из синей сумочки огромные блестящие часы, на глазах у изумлённого бродяги повесила их на железный штырь ограды и быстро ушла. Бродяга соскрёб себя с тротуара, подбежал, схватил часы, ликуя, что никто не видит и, удивляясь тому, какие они тяжёлые, сунул за пазуху, и уковылял в противоположный переулок.

Оставив часы на ограде у Писающего мальчика, Надя направилась прочь. Краем глаза убедившись, что нищий, который наблюдал за ней, завладел часами, она ускорила шаг.

Уничтожить дьявольскую машину со стрелками было нельзя, выбросить в реку, растоптать и раздолбать молотком – ни в коем случае. Долгие месяцы наблюдая за Вадимом, который трясся над часами от страха, что они могут остановиться, Надя сама стала верить, что между часами и её мужем есть физическая связь. А если это так, то надо чтобы они продолжали работать, нельзя их ломать, думала она, сидя в поезде до Брюсселя и рассматривая чёртову штуковину. Вы должны работать, тикать и шуршать шестерёнками, ниточка жизни должна бесконечно тянуться по голубому экрану, иначе он умрёт.

Сойдя с поезда, Надя задумчиво шла по улицам, будто в тумане, пытаясь понять, как избавиться от проклятых часов. Оглядываясь по сторонам, на перекрёстке с Писающим мальчиком она заметила бродягу, который сидел на тротуаре, расстелив перед собой газету и прислонившись к стене. И тут вдруг она поняла, как всё должно произойти. Она медленно подошла к ограде памятника, – кроме неё и бродяги на перекрестке никого больше не было, – затем повесила часы на штырь ограды так, что бродяга мог это видеть, и направилась прочь.

Наваждение прошло, и туман рассеялся. Надя могла теперь слышать звонкий стук своих каблуков по булыжникам старинной мостовой, могла видеть освещенные заходящим рыжим солнцем блестящие витрины магазинов и лица идущих навстречу людей, она почувствовала благоухание еловых веток и цветов, которыми были украшены окна домов. С каждым шагом ей становилось всё легче и радостней на душе, и уверенность, что она поступила верно, становилась крепче. Часы выполнили свое предназначение. Их самое главное предсказание сбылось ещё тридцать лет назад: два человека встретились и остались вместе навсегда, и всё остальное – неважно. А теперь они только мешают счастью, которое сами предсказали. Получил – и забудь, не натягивай судьбу. Заигрались, хватит.

На блошином рынке она купила пачку старых бритвенных лезвий, присела за столик в уличном кафе, отвернулась от закутанных пледами граждан свободной Европы, потягивающих кофе из дымящихся кружек, и незаметно полоснула бритвой по кожаному боку синей сумочки. За углом она выбросила бритвенную пачку, запрокинула голову, чтобы рассмотреть верхушку высоченного, сложенного из белого камня, собора святого Михаила и святой Гудулы и направилась дальше, обдумывая, как будет изображать удивление, досаду и ужас по поводу пропавших часов.

ВОСЬМАЯ Линия жизни

Бродяга понимал, что с часами дело не чисто, и их нужно сбыть как можно быстрее. Может быть, взбалмошная дамочка за ними вернется, может она воровка, скидывающая краденое, поскольку полиция идет по её следу. В общем, от часов нужно срочно избавиться. Однако отдавать их за копейки таким же, как он, маргиналам с барахолки он не хотел, уж очень они были большие и красивые. Тут нельзя продешевить, такой случай предоставляется только один раз, один на миллион, и он направился прямиком в часовую мастерскую на главной площади.

Вступив на площадь, он не заметил ничего удивительного, поскольку Надя и Вадим всего десять минут назад угнетённые, в слезах и в сопровождении сочувствующих полицейских направились на поиски пропавших часов.

Бродяга зашел в магазин и попросил пухлую девушку за прилавком позвать хозяина. Девушка начала сопротивляться, бродяга – настаивать, и в итоге на крик из-за бархатной портьеры вышел мелкий лысый старикашка в огромных очках с толстенными линзами, хозяин часового магазина и мастерской. Увидев часы, он икнул, протёр очки, и отвалил за них бродяге такую сумму, что тот покинул магазин, сверкая от счастья, как новогодняя ёлка на площади. Затем старикашка вложил в ладонь ошарашенной девушки-консультанта банкноту в пятьсот евро и сказал: «Эллис, вы привели сегодня потрясающего клиента, нет, не возражайте, это ваша заслуга и ваше вознаграждение. На сегодня вы свободны, можете идти домой встречать Новый год. И ещё. Вы же понимаете, что я не могу покупать вещи у бездомных, это незаконно. Поэтому то, что вы видели, не должно покинуть этих стен. Могу ли я рассчитывать на вашу лояльность?»

– Но, господин Штоллер, может быть, это те часы, которые потеряла русская пара, вы же видели, как сокрушался мужчина.

– Нет, Эллис, это другие часы, я же говорил с русским, и он описал мне часы, которые у него пропали. Если вдруг к нам попадут его часы, мы сразу обратимся в полицию, и они помогут нам найти несчастного потеряшку.

– Спасибо, господин Штоллер, мне было так жалко его, видно было, что часы ему очень дороги.

– Вы добрая девушка Эллис, а добро должно вознаграждаться. Вот вам ещё пятьсот евро. В этот новый год не отказывайте себе ни в чём.

Эллис радостно закивала и ушла, а старик, закрыл магазин и отправился вглубь дома в свой кабинет. Тупая корова будет молчать. Ишь ты, дура-дурой, а ещё лезет с предположениями. Сложила два и два. Но она ничего не скажет – работой дорожит.

Старик закрыл дверь кабинета на ключ и подошел к столу, заваленному часами различных размеров, тикающими на все лады, как рой термитов или сверчков. Казалось, что они шевелятся, вертят усиками, лапками и шестерёнками, пытаясь уползти. Стены кабинета были также завешаны различными часами, с маятниками, кукушками, шуршащими, цыкающими и периодически издававшими гулкий звон. Старик раздвинул руками гору механизмов на две кучи, освободив место в центре стола, бережно положил принесенные часы перед собой и склонился над ними.

Да, это были они, те самые, о которых он сегодня разговаривал с этим сумасшедшим русским. Как же этот олух вас потерял, уму непостижимо. Если бы у меня были часы, которые бы предсказывали будущее, я бы их просто не выпускал из рук. А этот – оставил, чёрт знает где, и потерял. Вот чучело. Если заявится и будет искать – я буду нем как рыба.