Интересно и легко

– Руди, мы открываем шампанское, – голос жены из соседней комнаты встряхнул и выдернул старика из потока мыслей.

– Я иду, не открывайте пока, – скрипуче прокричал он и услышал необычную бодрость в собственном голосе. «Повезло тебе, ушлый ты старикан», – в коридоре он глянул в зеркало, ухмыльнулся отражению и прищёлкнул пальцами

Он вышел в обеденную комнату, победоносно посмотрел на опрятную старушку-жену и внука пяти лет, копошащегося на полу возле ёлки, и направился прямиком к столику с шампанским.

– Руди, давай позовем Эллис, пусть она поможет, ты же сто лет сам не открывал.

– Я отпустил Эллис домой. Не беспокойся, я справлюсь. Мы с тобой ещё не такие старики, как кажется этой молодежи, мы сильнее многих молодых и розовощеких.

Старушка была рада видеть супруга в приподнятом настроении, Он взял бутылку Кристалла и внезапно обретшей твердость рукой стал снимать фольгу. Завтра утром я примусь за вас, думал он, я разберусь в ваших дьявольских настройках. Через мои руки прошло столько вам подобных, что и не снилось.

В этот момент рука старика соскользнула, коснулась проволоки, плохо закрепленная пробка с хлопком вылетела прямо в шею владельцу часовой мастерской и попала в синус сонной артерии, вызвав моментальную остановку сердца.

***

Через месяц после похорон сын старика Руди Штоллера, принял дела по управлению магазином, уволив первым делом глупую и нерасторопную Эллис, и решил навести порядок в кабинете отца. Он вспомнил, что Эллис, которая поначалу делала попытки снискать его расположение, рассказывала про какие-то чрезвычайно ценные часы, которые старик купил в день смерти у бродяги за бешеные деньги. Новый хозяин магазина практически сразу обнаружил эти часы вместе с тем печальным обстоятельством, что они безнадежно неисправны. Электронный механизм оказался намертво закодирован паролем, который даже не позволял сделать принудительную перезагрузку, и настройки сохранялись даже после смены батареек. Поэтому настроенный на старый стиль календарь и отставание от правильного времени на час с лишним невозможно было исправить. Какому идиоту понадобилось жить по календарю двухсотлетней давности, вот загадка? Ещё он понял, что если нажать определенное сочетание кнопок, дисплей загорался голубым светом и по нему начинала слева направо двигаться написанная красивым старинным начертанием последовательность цифр, и если в этот момент крутить колесико, то движение ускорялось, цифры постепенно сливались в одну яркую голубую линию. И можно было крутить так хоть минуту, хоть пять, замедляясь и ускоряясь, – линия скользила по дисплею бесконечно. Сын решил, что приобретение этого сломанного куска металла и пластика, генерирующего случайные числа, было первым и к счастью единственным признаком начинавшегося у родителя слабоумия.

Таким образом, дьявольские часы были отправлены в коробку с бесполезной рухлядью, которая, прежде чем попасть на помойку, а оттуда на одну из брюссельских барахолок, оказалась в комнате самого младшего мужчины в семье, пятилетнего Руди, названного в честь деда. Маленький Руди мог часами рыться в коробке, выуживая из неё замысловатые блестящие и тусклые механизмы, так приобщаясь к семейному бизнесу. Ему понравились большие часы с ярким голубым дисплеем, по которому бегали цифры. Перед сном, он брал часы с собой, забирался под одеяло, крутил колесико, и пещера его постели освещалась ярким неземным светом.

Однажды в новогоднюю ночь, Руди аккуратно сложил под ёлкой полученные от родителей подарки, чтобы как следует разобраться с ними утром, и запрыгнул в постель со своим любимым инопланетным фонариком. Он нажал кнопки в нужном порядке, и экран часов загорелся, освещая его лицо под одеялом синим светом. Белые цифры как всегда побежали по голубой поверхности циферблата и вдруг остановились. Руди крутанул колесико ещё и ещё раз, безрезультатно – цифры пробежав пару секунд по экрану, застывали намертво. Он решил, что часы сломались. Он не знал, что в этот самый момент начертанная на звёздном небе линия жизни далёкого хозяина чудесных часов перестала быть бесконечной. Часы запустили обратный отсчёт.

Руди сунул их под подушку и заснул.

А в центре засыпанного снегом сибирского города в квартире на пятнадцатом этаже Вадим поцеловал спящую Надю, подошел к окну и улыбнулся приветливо мерцающим на черном ночном небе звёздам. Он был счастлив, полон сил и как никогда уверен в своём бессмертии.

Ракушка

– Признайся, ведь ты не потерял ракушку? Ты нарочно её выбросил, правда, сынок?

Ну, как можно соврать маме. Мама погладит по голове, посмотрит в глаза, и сразу ясно, что она всё знает заранее. Поэтому, какой смысл врать. Мама – это не папа, который сверкнул глазами, разочарованно махнул рукой, крикнул, что сыну уже шесть лет, а ему всё как о стену горох, и ринулся в гараж заводить геликоптер. Как можно было потерять раковину на берегу моря, ионного моря, где подобных штук нет? И вообще, кто разрешал брать коробку с Домашними вещами.

– Наш дом теперь здесь, и, когда ты перестанешь называть эту рухлядь Домашними вещами и трястись над ними, всем станет легче.

Спокойный голос жены ещё больше разозлил бородатого мужчину. Он запрыгнул верхом на геликоптер и умчался за гряду безлистых жёлтых кустарников, которые отделяли сухое мерцающее магнитом побережье от зоны пригодной для жизни.

Мать и сын остались одни. Шестилетний карапуз сидел на корточках и осторожно тыкал палочкой большого неповоротливого щерюка, не давая ему ускользнуть. Щерюк вертел хвостиком, расправлял кожистые крылышки, но мальчик, чувствуя укоризненный взгляд матери, сердито набрасывал на него палочкой песок, вымещая обиду и досаду на самого себя.

– Ну, рассказывай, зачем ты выбросил ракушку? Видишь, как папа расстроился.

– Я испугался.

– Испугался?

– Да, там страшные звуки.

Этим утром, мальчик проснулся рано. Западное солнце только появилось над горизонтом, а восточное еще на минуту задержалось, перед тем как закатиться за силиконовые горы на тридцать шесть часов здешних суток. Родители спали, и малыш решил воспользоваться этим, чтобы осуществить давнюю мечту. Он тихонько пробрался в отцовский гараж с геликоптером, залез под станок и вытащил коробку с надписью «Дом».

Пока он бежал на берег переливающегося фиолетовым колером ионного моря, в коробке что-то постукивало. Малыш сел и вытряхнул на песок её содержимое. Фотография в рамке, на ней мама и папа, молодые, папа в форме космического военного. Затем фигурный кленовый лист и вот она – ракушка, предмет давних желаний, огромная, завитая спиралью с огромным розовым отверстием. Он хорошо помнил слова отца: «Если приставить её к уху, можно услышать шум синего солёного моря».

Ионное море поблескивало магнитным спектром, убаюкивало и просвистывало ультразвуком. Малыш приставил ракушку в уху и стал внимательно вслушиваться, улыбаясь и ожидая чуда. Вдруг улыбка сошла с лица, глаза зажмурились, рот задрожал, и покатились слёзы. Рука его судорожно дёрнулась, и ракушка полетела в море, Раздался щелчок, и она скрылась под радужными волнами.

– Что ты услышал сынок? Море? Ты никогда не слышал земного моря, поэтому испугался.

– Это было не море, мама.

Малыш поднимает голову и по щекам катятся крупные солёные капли. Сердце матери падает.

– Я слышал, как кто-то кричал, а потом взрыв и шум ракеты, и еще один взрыв, и уже все кричат, толпа людей, они горят, много, страшно.

Мать крепко обнимает сына, закрывает глаза и теперь сама видит, как они бежали с радиоактивной Земли.

«Быстрее в шатл, пока есть место!»

Взрыв. Турбины ревут. Еще взрыв и толпу кричащих от боли людей накрывает ядерным ветром.

– Не плач, мы спаслись, мы улетели, и больше нам ничего не страшно.

Мать и всхлипывающий ребёнок сидят, прижавшись друг к другу.

В это время, после часа бесплодных поисков бородатый мужчина задумчиво кидает кристаллики в ионные волны, наблюдая за радужными кругами и слушая щелчки. Он думает о том, что жена права, и пора уже перестать тосковать об их старом доме на Земле, который стёрло атомным кошмаром. Наверное, это к лучшему, что ракушка потерялась, и кленового листа тоже нет, как нет и ни одного живого дерева на оставленной ими за десять световых лет мёртвой планете. Все деревья сгорели, и моря выжгло вместе с ракушками. Это же напоминание о могиле, как я раньше этого не понимал. Да, это хорошо, что ракушка потерялась.

Он поднимает смятую коробку и направляется к геликоптеру, держа в другой руке фотографию в рамке. Через несколько минут он потреплет по голове сына, показывая, что всё хорошо, улыбнётся жене, и поставит на каминную полку фотографию как последнее и единственное напоминание об их прошлой жизни на Земле.

Угол семьдесят пятой и семьдесят девятой

?

…на что получили энергичную отповедь, в том смысле, что не для того я делюсь семейными проблемами с коллегами за стаканом пива, чтобы сразу получать дебильные советы, а просто чтобы разбавить мало остроумную беседу, и что если нужна будет конкретная помощь, то я так об этом заранее и скажу, а пока рассчитываю исключительно на реакцию вроде «да-а-а» и сразу за этим «ну, наливай», а потом зазвонил телефон, и через минуту оказалось, что время моего пребывания в этой чудесной пивнухе сокращается, поскольку семье через полчаса понадобятся «яблочки и чего-нибудь к чаю», а Лёха сказал «спасибо, что напомнили, мне заказали чупа-чупс, а я и забыл», а Андрюха добавил, что возьмёт просто ещё пару пива домой для себя, и может жена присоединится, и все решили, что это правильно, что неделя была нервная, и поэтому всего час в кабаке – это мало, чтобы снять стресс, и тогда после паузы, я решил рассказать свой сон, а точнее, как проснулся в субботу утром с остатком сна в голове, как какой-то мужик, а может и я сам, просыпаюсь в субботу утром с остатком сна, что якобы вчера усугубил в кабаке на углу 75-й и 79-й, и это по какой-то причине страшно важно, и этот кабак обязательно нужно найти.

?

…и сразу проснулся, целиком, не ощущая ни капли дремоты, с сознанием, заполненным образами только что виденного сна, точнее одной конкретной картиной, как прихожу в себя в пустом кабаке, онемевшая щека на кафельном полу, чувствую запах рассвета и мокрой тряпки на швабре, которой рядом орудует толстая уборщица, серый свет из окон отражается от мокрого пола, слепит глаза, длинные тени железных ножек стульев и столов тянутся под барную стойку, а затем разом оказываюсь на улице, видя выкорчеванные бордюры и снятую тротуарную плитку, черные и красные пластиковые трубы разных диаметров застывшими дугами червей вытарчивают из перекопанного тротуара вверх, выше головы, а я зябко засовываю голову в воротник, замечая, что от волос идёт пар, и вижу мужика в оранжевой робе дорожного рабочего, который методично долбит кувалдой кусок бордюрного камня – вот откуда эти ритмичные спазмы внутри черепа, – «дружище, где я?», и голос глохнет в вате, набитой в уши, и не слышен за ударами кувалды, или это кайло; «вот, чучело с кайлом» думаю я и хлопаю оранжевую робу по плечу, а она поворачивается, и я повторяю вопрос, чтобы услышать «угол семьдесят пятой и семьдесят девятой, такси здесь не поймаешь, видишь – перерыто все, ремонт, тащись пёхом до остановки», и с этими словами в ушах я лежу и не сплю, и жду, когда зазвонит будильник.

?

…при этом добраться до остановки оказалось на удивление сложно: ноги затекли, несколько часов на бетонном полу выстудили тело, и его потряхивало, в голове пульсировали удары кувалды, которые по мере удаления, казалось, нисколько не ослабевали, и угол семьдесят пятой и семьдесят девятой, до которого нужно было дойти, находился как будто всё время на одном и том же расстоянии, и передвигаться по тротуару между кучами гравия, бордюров и торчащих труб было невыносимо, нужно было смотреть под ноги, и разбухшую голову тянуло вниз, а подняв глаза и пропуская прохожих, которых вдруг стало так много, что они постепенно превратились в плотную толпу, для которой ямы под ногами явно не были помехой, и люди двигались напористо и целенаправленно, пялясь в глаза с неожиданной неприязнью, и затем устремляя взгляд куда-то за моей спиной, – я видел все тот же угол дома, ни ближе, ни дальше, вдруг мутнее, вдруг подрагивающий как в телепомехах; и прохожие уже смотрят в глаза неотрывно, и хотят, чтобы я оглянулся, указывая куда-то взглядом, подбородком; «вон, там» слышу прямо под ухом – это тощая бледная девушка со впалыми щеками, в черном, сумка через плечо с надписью Surf, покосилась в мою сторону и показала куда-то своей такой же тощей спутнице, я оглянулся и увидел, что ее рука вытянута в направлении открытой двери кабака, и тут же «баммм!» – удар кувалды забил в голову гвоздь, я пошатнулся, ощутив толчок в плечо: квадратный мужик с бородой во все лицо злобно смотрит прямо в глаза и медленно подняв руку, тычет пальцем в ту же сторону, на дверь кабака, и я смотрю туда, думая, что за ерунда, может, я там что-то забыл, и нужно вернуться, а мужик уже уходит, квадратная спина скрывается за другими спинами, и снова – «баммм!», и теперь я сижу на низком подоконнике витрины, с вытянутыми на тротуар ногами, и слышу «ну чего расселся-то?», и толстый пацан, похожий на плюшевого медведя в синих шортах и желтой майке, хотя на улице октябрь и заморозки, стремительно летит ко мне и со всей силы врубается головой в живот, орудуя кулаками и вцепляясь в волосы, бешеные глаза смотрят мимо, и я, обалдев от неожиданности, отцепляю его, держу на вытянутых руках, а он барахтается, размахивает конечностями, как мотылек, зажатый между пальцами, и женский голос ревет «не трогай ребенка, скотина! сказано – назад!», я получаю тяжёлый удар мамашиной сумочкой по темени – что они, там носят? – и оказываюсь стоящим перед открытыми дверями кабака, и оранжевая роба долбит кувалдой «бамм!», а на улице уже никого нет кроме нас двоих, и уже почему-то сумерки, и я понимаю, что угол семьдесят пятой и семьдесят девятой – это какой-то невозможный адрес, а в глазах помехи и скрежет.

?

…пересечения 75-й и 79-й улицы быть не может, сказала жена, это же параллельные улицы; ну, я-то это понял, не сразу, конечно, но допёр, ну, а если это то самое место на карте которое закрыто сплошным полем обычно слева внизу? оно еще с вензелями бывает и со шрифтом красивым, старинным, с названием города, знаешь, масштабом и, там, издательством, в это поле уходят все параллельные улицы и там-то они и пересекаются вопреки всем законам, там-то мистика и начинается, – говорю я, но понятно, что это чушь, после чего жена убегает на работу, сегодня к восьми, и мне среди собираний в школу и детский сад, размешиваний творога со сметаной, нарезания колбасы и чистки зубов уже некогда думать о своем сне, однако навязчивая странная потребность разыскать этот кабак, и сама уверенность, что его в принципе возможно разыскать, хоть это и явно чистая фантазия, сохраняется в подсознании, и напоминает гипнотическое внушение, как в кино; внушение, которое как-то случайно или кем-то намеренно активировалось специальным словом или жестом, а я и не заметил, но сейчас мысли заняты синими шортами и жёлтой майкой, которые нужно не забыть взять с собой, потому что одежда в садике уже ношенная пару дней, а потом хлопает дверь машины и мы в аквариуме автомобильного салона, и после суеты и разнообразных звуков на секунду кажется, что я оглох, только хруст яблока с заднего сидения – терпеть не могу, когда тащат еду на улицу, но малый без яблока идти отказался, – и вдруг этот сон включается в мозгу ярко и резко, и я понимаю, что к нему прицепилось что-то еще, он неожиданно оброс эмоцией, пульсирующим, лютым отвращением к этому жалкому скоту, который просыпается утром бухой и обдолбанный на кафельном полу, и я вдруг уверен, что при определенном развитии событий это мог бы быть я сам, если бы что-то в жизни произошло не так, как произошло, и это один из вариантов меня самого, и пальцы на руле побелели, и дрожь пошла по телу, а во рту тошнотный вкус похмелья, и если бы ты не был идиотом и не тратил жизнь на чёрт знает что, всё было бы иначе, богаче и ярче, а ты грязен, вонюч и еле двигаешься, и у тебя ничего и нет кроме нестиранных штанов и грязи под ногтями, это ты виноват, ты, из-за тебя вся эта чушь и бред, который творится в моей жизни, и не видно просвета, и дрожь из пальцев переходит в руль, нога дергается и давит в газ, двигатель истошно кричит, и я вижу свои руки на руле, жёлтые сухие старческие с фиолетовым венами и длиннющими ногтями, которые лезут из кончиков пальцев, свиваясь в спиральную древесную стружку, закручиваются мёртво за руль, я пытаюсь их оторвать и не могу, голову тянет куда-то вниз, я изо всех и сил отдираю подбородок от груди и смотрю в зеркало, а из него наваливается на меня опухшая рожа бомжа с патлами длинных всклокоченных волос, лезущих из черепа, заполняющих собой салон машины, звенят мухи, волосы тянут меня вниз под панель.., и я прихожу в себя, голова на руле, машина сигналит, я быстро вскидываю голову и вижу в зеркале своё нормальное отражение, слышу хруст яблока с заднего сидения, и – всё хорошо; сдаю малого в садик, ставлю машину на пару кварталов ближе к работе и иду пешком, беру в кофе-машине допио и кекс на палочке – до 9.00 скидка 30% – и жду зелёного света на перекрестке; «мы загнали зверя для вас, сэр, только наведите ствол и нажмите на курок» – на остановке экран с видео-рекламой, усатый мужик в егерской шапке с пером фазана протягивает прямо в экран кому-то блестящее ружье, сериал какой-то рекламируют, загорается зелёный, я пересекаю улицу Мира, и около фонтана Любви и Верности вижу первого нищего.

«Угол семьдесят пятой и семьдесят девятой…»

Угол семьдесят пятой и семьдесят девятой

Свился в спираль наподобие запятой,

И пульсирует, нежно теребя виски,