Государь

– Ты думаешь как командир полевой армии, а не армии города, готовящегося к осаде. Мы и так знаем, какие намерения у Линана. Он идет прямо на нас. И нам известно, как быстро может передвигаться армия четтов. Если они не будут здесь к вечеру, то уж к завтрашнему дню прибудут наверняка. Что еще ты сможешь узнать, отправившись со своими рыцарями на север от города? Я имею в виду, помимо того, какое ощущение бывает у проткнутого четтской стрелой.

Гален открыл было рот, собираясь ответить, но мозг у него работал быстрей языка, и он снова закрыл его. Это Фарбен тоже заметил, и решил, что у этого кендрийского аристократа – равно как и у Чарионы, – возможно, все-таки есть какие-то компенсирующие черты.

– Собери своих рыцарей вместе и не пускай их на стены. Я не хочу, чтобы они были привязаны к обороне; для этого у меня есть уйма пехоты. А мне нужны войска для вылазки.

Гален мрачно улыбнулся.

– Это подойдет нам больше всего, – признал он. – А чем собираетесь заняться вы?

– Мое место – с моим народом. Ты сможешь найти меня на стенах.

Они на мгновение остановились, обменявшись взглядом, который Фарбен мог истолковывать, как ему хотелось, и разошлись в разные стороны. Фарбен последовал за Чарионой, сосредоточившись в ожидании инструкций, которые обязательно последуют.

– Во-первых, все мои командиры должны встретиться со мной у главных ворот. Во-вторых, все способные держать оружие должны взять его из арсенала, в том числе и легкораненые. В-третьих, отправь в Кендру почтового голубя. Сообщи им, что через день нас осадят. Спроси у них, не подходит ли к нам на выручку армия. Какие угодно войска. И как насчет Джеса Прадо и его наемников? Где они?

– Да, ваше величество.

Они вышли из дворца и зашагали по центральному проспекту города к главным воротам.

– Ты все еще следуешь за мной, Фарбен?

– На случай, если у вас есть еще какие-то указания, – принялся оправдываться он.

– У меня больше нет указаний, – сказала она. – Пока.

Основная часть сил Линана прибыла под стены Даависа, когда уже почти стемнело. Следуя недвусмысленным указаниям не штурмовать город, четтские знамена держались за пределами досягаемости луков. Когда вскоре после наступления ночи прибыл и Линан, он выслушал доклады командиров знамен и разведчиков, а затем решил проехаться и лично осмотреть городские стены.

– Но ведь темно же, – указал один из офицеров.

– Я все увижу довольно неплохо, – натянуто улыбнулся Линан.

Офицер покраснел.

– Мне не следовало сомневаться…

– Не оправдывайся, – прервал его Линан. – В сомнении нет ничего плохого.

Командиры армии поклонились и вышли; в шатре остались только Коригана, Эйджер и Гудон.

– А насколько хорошо ты видишь ночью? – спросил Эйджер.

– Почти так же хорошо, как ты днем.

– Это говорит отнюдь не о многом. – Эйджер похлопал себя по пустой глазнице.

– Думаю, ночное зрение у меня не хуже, чем у Силоны.

Упоминание имени лесной вампирши заставило всех собравшихся умолкнуть. Линан обвел внимательным взглядом их лица, замечая, что все избегают встречаться с ним взглядом, даже Коригана. Это заставило его почувствовать себя одиноким.

– Мне лучше не медлить, – сказал он, направляясь к лошади.

– Составить тебе компанию? – спросила Коригана.

Линан поднялся в седло и посмотрел с его высоты на маленькую группу своих друзей. В их глазах он увидел любовь и в свою очередь почувствовал прилив любви к ним всем – и гнетущий страх, что ему не удастся защитить их от беды. «Я испытываю к ним отцовские чувства», – подумал Линан, забывая, что он самый младший из всей четверки.

– Да нет, со мной все будет прекрасно, – успокоил он Коригану и чуть тронул шпорами лошадь.

Гудон поехал рядом с ним. Линан улыбнулся ему.

– Не веришь, что со мной все будет прекрасно?

– Что ты, маленький господин, я верю, что с тобой все будет прекрасно, даже если ты искупаешься в Барде посреди стаи джайзру.

Улыбка Линана превратилась в усмешку. Он живо вспомнил ужас и панику, которые ощутил, когда в первый и последний раз столкнулся с летающими угрями. Неуязвим он или нет, ему не хотелось бы вновь пережить тот опыт.

– Тогда ты, должно быть, собираешься сказать мне что-то очень важное и очень мудрое.

– Ты надо мной смеешься, – неискренне обиделся Гудон, отвечая на усмешку Линана.

– В самом деле, – признал Линан. – Так что выкладывай.

Выражение лица Гудона стало более серьезным.

– Ты не сможешь защитить нас, прогоняя от себя.

Линан даже не пытался скрыть удивления.

– Как ты узнал?.. Гудон только рукой махнул.

– Мы слишком многое пережили вместе, чтобы я не понимал, что ты иногда думаешь, а иногда чувствуешь, особенно относительно тех, кто тебе небезразличен. Потеря Камаля ранила тебя глубже, чем ты когда-нибудь признаешься, даже самому себе. Но ведь это же война, Линан, и мы связали свою судьбу с тобой – к добру или к худу. И все мы приняли свое решение самостоятельно. Не поворачивайся к нам спиной, думая, будто тем самым убережешь нас от зла.

Линан покраснел.

– Я никогда не повернусь к тебе спиной, Гудон, и ни к кому из других.

– Не намеренно. Мы твои друзья, Линан, твои товарищи по оружию, а не твои дети.

– Я не забуду, – кивнул Линан.

Гудон улыбнулся.

– Тогда это вся мудрость, какой я хотел поделиться с тобой! – провозгласил он и остановил лошадь, давая Линану проехать вперед.

Но не проехал тот и пятидесяти шагов, как к нему подъехала всадница.

– Куда едешь, Линан? – спросила она.

– Дженроза. У тебя все хорошо?