Иерусалим

Хальвор медленно повернулся к нему.

– И что же так рассмешило господина инспектора?

Инспектор не нашелся что ответить. Может, и ответил бы, наверняка нашел бы обидные слова, но не посчитал уместным затевать ссору при Карин.

Будущий владелец постоялого двора тоже внезапно рассмеялся.

– Вспомнил своего гончего пса, – пришел на помощь инспектор. – Гнал-гнал зайца, почти догнал – и на тебе. Остановился и уступил другому гончаку.

Карин покраснела как рак и начала разливать кофе.

– Бергер Свен Перссон и вы, господа, прошу извинения. Только кофе, спиртное на хуторе не держим.

– И правильно, – важно кивнул Перссон. – И я не держу.

Инспектор и сын трактирщика досадливо промолчали. Сообразили: судья выиграл сразу несколько очков. А исправник не сдавался: красиво и убедительно заговорил о вреде спиртного и пользе трезвости. Карин кивала чуть не после каждого его слова – обрадовалась, что она не одинока в своем отношении к перегонному. Даже такой влиятельный и уважаемый человек, как судья, разделяет ее взгляды.

Судья время от времени поглядывал на Хальвора – тот сидел хмурый, не произнес ни слова и даже не пригубил кофе.

Нелегко ему, подумал Бергер Свен Перссон. Особенно если, как поговаривают, он все-таки помог Элиасу распрощаться с земным существованием. И что? В любом случае – избавил Карин от спившегося и невыносимого мужа.

Поскольку судья посчитал, что он близок к цели, причин для враждебности к Хальвору у него не было. Поднял чашку с кофе так, будто собрался произнести тост.

– Выпьем, Хальвор. Ты оказал ей большую услугу.

Хальвор не пошевелился. Он уставился на Свена Перссона, не зная, как принять его слова. Прозвучало более чем двусмысленно. А инспектор рассмеялся.

– Вот именно – услугу. Еще какую услугу! Это уж да. Это уж точно.

– Да-да, – подхватил, ухмыляясь, сын трактирщика. – Всем услугам услуга.

Карин выскользнула из гостиной, но далеко не ушла, осталась стоять за дверью – так, чтобы слышать, о чем говорят женихи. Ну зачем Хальвор явился так рано? Наверное, решил, что она все равно за него не выйдет. И как в воду глядела: Хальвора заподозрили, что он уморил ее пьяницу-мужа.

Я не вынесу, если опять его потеряю, – она прижала руку к лихорадочно бьющемуся сердцу.

Некоторое время никто не произнес ни слова. Потом послышался скрип отодвигаемого стула.

– Хальвор уже уходит? – растерянный голос Ингмара.

– Да. Не могу задерживаться. Попрощайся от моего имени с Карин.

– Так, может, Хальвор пройдет в кухню и попрощается сам?

– Нет. Мы уже наговорились.

Сердце забилось еще сильнее, хотя минуту назад казалось – сильнее некуда. Теперь Хальвор на нее окончательно обиделся – и правильно. Чему удивляться? Даже руки толком не подала. А когда остальные начали его дразнить – как она могла не вступиться? Трусливо убежала. Теперь наверняка решил, что ей на него плевать. Ушел и больше никогда не придет.

Как она могла так поступить? Она, чье сердце изнывает от любви?

И, словно молния ударила, вспомнила слова покойного отца. Мы, Ингмарссоны, никого не спрашиваем, как поступить. У нас один советчик – Бог.

Карин решительно открыла дверь и преградила дорогу Хальвору.

– Как так, Хальвор? Уже собрался уходить? А я-то думала, поужинаешь с нами.

Хальвор растерялся. Он никогда ее такой не видел. Перед ним была другая Карин – раскрасневшаяся, с блестящими глазами. Губы дрожат… В ней было что-то невыносимо трогательное и привлекательное. Но он никак не мог сообразить, что она хочет.

– Я… я думал уйти и больше никогда не приходить…

– Думал, не думал… садись поскорее и пей свой кофе!

Взяла его за руку и подвела к столу. Преодолеть страх стоило огромных усилий, но она справилась. Теперь все подумают, что она в сговоре с Хальвором. Что они вместе помогли Элиасу отправиться на тот свет. Карин как огня боялась насмешек и издевательств. А теперь решила – неважно. Пусть знает – я готова разделить с ним и это. Я все готова с ним разделить.

– Бергер Свен Перссон! И вы все тоже. Я еще не говорила с Хальвором, сами понимаете почему – недавно овдовела и вроде как неприлично. А теперь думаю – нет, пусть все знают: я охотнее выйду за Хальвора, чем за кого-то еще! – Голос ее дрогнул, но Карин взяла себя в руки. – Говорите что хотите, мне все равно. Ни я, ни Хальвор ничего плохого не сделали.

Сказала и прижалась к Хальвору, словно искала защиту от готового обрушиться на нее потока бранных слов и обвинений.

Наступило молчание, вызванное не столько ее словами, сколько случившимися в ней переменами. Уже далеко не юная вдова выглядела моложе и намного красивее, чем когда-либо за всю свою предыдущую жизнь.

– Карин… когда Ингмар передал мне часы твоего отца, я думал: вот. Ничего более удивительного и прекрасного произойти не может. Оказывается, был не прав… оказывается, может.

Карин машинально кивнула и напряглась. Ей было страшно, будто ждущему приговора преступнику.

И тогда поднялся Бергер Свен Перссон, человек, во всех отношениях заслуживающий уважения, – иначе каким бы он был судьей?

– Что ж… нам остается только пожелать тебе счастья. Если Карин кого выбрала, будьте уверены: человек он добрый и безупречный.

Сион

Вряд ли кого-то удивит, что учителя приходской школы отличала некоторая самоуверенность. И осуждать не стоит: всю жизнь старый Сторм делился с земляками знаниями. Все, что знают хуторяне, они узнали от него и ни от кого другого. И то, что он знает намного больше других, понимают все, и в первую очередь он сам. И разве повернется у кого-то язык обвинять старого учителя, что он смотрит на прихожан, независимо от возраста, как на детей? Или упрекать, что он считает себя умнее и образованнее любого из жителей прихода? Думаю, все учителя таковы. Особенно старые. Они помнят всех земляков детьми, с круглыми розовыми щечками и кроткими невинными глазенками.

В одно из зимних воскресений учитель и пастор задержались после службы в небольшой сводчатой ризнице – поговорить про Армию Спасения.

– Хорошо придумали, – похвалил пастор. – Даже в голову не приходило, что такое возможно.

Учитель глянул на него с осуждением. Не хочет ли пастор сказать, что он не возражал бы, если бы эта безумная затея пустила корни и в их уезде?

– Надеюсь, пастору не придется с ними повстречаться, – сказал он с нажимом.

Пастор давно признал превосходство учителя и обычно старался не возражать, но на этот раз решил его подразнить.

– А почему вы так уверены? – спросил он. – Почему бы Армии Спасения не появиться и у нас?

– Если будем держаться заодно, вы и я, служитель Божий и скромный учитель, эта зараза сюда не проникнет.

– Заодно? И знать не знал, что господин учитель так высоко ценит мою скромную персону. Вы же в моей помощи не нуждаетесь, проповедуете сами на своем Сионе и прекрасно справляетесь.

Учитель помолчал, а потом тихо и печально произнес: