Иерусалим

– У тебя всегда есть о чем горевать. А нет – сама придумаешь. О чем бы, мол, мне погоревать.

Стоит небось и думает – какая ты дура, Карин, что не пошла за меня, красивого и достойного парня. Да еще и радуется – так тебе и надо! Получила, что заслужила. Пришел поиздеваться.

– Я был у вас на хуторе, говорил с Элуфом. Собственно, его-то я и хотел повидать.

Карин не ответила. Выпрямилась, прикрыла глаза и сложила руки на коленях. Продолжай строить насмешки, Хальвор, мне все равно.

– Я ему сказал вот что: я виноват в твоем несчастье. Ты же не где-то сломал спину, а у меня в лавке.

Хальвор подождал – что она скажет? Правильно я поступил или нет? Но Карин молчала, и он продолжил:

– Вот я и говорю ему – не хочешь ли пожить у меня? И обстановка другая, и люди…

Карин открыла глаза, но опять не сказала ни слова. И не пошевелилась.

– Так и сделаем. Завтра утром отвезу Элиаса Элуфа к себе. Думаешь, я не знаю, почему он так легко согласился? Решил, у меня ему будет легче до выпивки добраться. Но ты же понимаешь, Карин, – потакать я не буду. Не больше, чем ты. Значит, завтра… тут, значит, так. Я ему приготовлю комнату рядом с лавкой. А что? Дверь открыта, пусть хоть на людей поглядит.

Только сейчас Карин сообразила, что Хальвор не подтрунивает, а говорит правду.

Вот это да! А ведь Карин всегда думала, что Хальвор сделал ей предложение не по любви, а только потому, что она богата и из хорошего рода. У нее даже мысли не было, что она ему нравится. Понимала – она вовсе не из тех девушек, что по вкусу мужчинам. И сама даже не думала влюбляться. Ни в Хальвора, ни в Элиаса.

А сейчас? Приходит и предлагает помощь в самый тяжелый, самый невыносимый момент жизни… это ж что-то неслыханное. Почему он так добр ко мне? Неужели я ему нравлюсь? Наверное… надо же! Наверное, я ему нравлюсь. Иначе откуда такая забота?

Сердце забилось – сильно и тревожно. Никогда такого не было. С чего бы это? И сразу поняла с чего. Необъяснимая щедрость и доброта Хальвора отогрела ее душу. И оказалось, не так-то трудно подобрать название никогда не испытанному чувству. И подбирать нечего: любовь. В душе ее вспыхнула любовь.

Хальвор продолжал посвящать ее во все новые и новые детали своей затеи, будто боялся, что она станет возражать.

– Элуфа тоже жалко. К тому же у меня он вряд ли станет так выкобениваться, я ж хозяин на хуторе.

Карин показалось, что, если она скажет хоть слово, сделает хоть одно движение, сразу себя выдаст. Хальвор тут же поймет: она в него влюбилась. Но что-то же надо ответить!

Хальвор замолчал. Стоит и внимательно смотрит, ждет ответа.

Она заставила себя встать, подошла к бывшему жениху, погладила его по руке.

– Благослови тебя Бог, Хальвор, – голос сорвался, и пришлось повторить: – Благослови тебя Бог.

Как ни старалась она, чтобы в ее словах не прозвучало ничего, кроме благодарности, что-то он заметил. Взял ее за руки и притянул к себе.

– Нет! – воскликнула она в ужасе. – Нет, нет!

* * *

Элиаса перевезли к Хальвору и положили в комнате с дверью в лавку. Он прожил там лето, а к осени умер.

Тело его предали земле. На похоронах матушка Стина подошла к Хальвору.

– Пообещай-ка мне знаешь что?

– Что? – удивился Хальвор.

– А вот что: имей терпение с Карин.

– Ясное дело – терпение, – согласился Хальвор, не особенно понимая смысл ее слов.

– Она стоит того, чтобы ее добиваться. Даже если пришлось ждать семь лет.

Сказать можно, сделать куда труднее. Как это: имей терпение? Он уже через две недели после похорон понял: к Карин подкатываются женихи. То один, то другой.

Как-то воскресным вечером сидел Хальвор на крыльце, глядел на дорогу и вдруг обратил внимание: что-то уж слишком много парадных колясок катит к хутору Ингмарссонов. Вот проехала коляска исправника, за ней дрожки одного из инспекторов на руднике в Бергсоне. Потом появился сын хозяина постоялого двора в Кармсунде. А напоследок сам уездный судья Бергер Свен Перссон. Немолод, очень богат. Женился, овдовел, снова женился – и снова овдовел.

Тут Хальвор не выдержал. Встал и двинулся через мост к хутору Ингмарссонов.

– И что? – сказал он сам себе. – Имею я право узнать, с чего бы разъездились эти таратайки?

Хальвор задумал неторопливую прогулку, но очень скоро обнаружил, что все ускоряет и ускоряет шаг. Не надо бы… глупость все это. Матушка Стина предупреждала – наберись терпения. Ладно… подойду к калитке и погляжу, что и как.

Бергер Свен Перссон и еще трое пили кофе в усадьбе. За хозяина был юный Ингмар Ингмарссон – пришел домой по случаю воскресенья. А Карин отговорилась – дела, мол, в кухне, все служанки ушли в молельный дом слушать проповедь учителя Сторма.

Скучища, конечно, смертная. Сидят, прихлебывают кофе и молчат. О чем говорить? Женихи почти не знакомы друг с другом, думают только, как бы улучить момент, проскользнуть в кухню и поговорить с Карин наедине.

И тут дверь отворилась и в гостиной появился еще один гость. Ингмар Ингмарссон тут же пошел навстречу и пригласил к столу. Повернулся к Бергеру Свену Перссону и представил вновь прибывшего.

– Тимс Хальвор Хальворссон.

Как вы и сами догадались, Тимс Хальвор не стал ждать у калитки.

Свен Перссон даже не приподнялся. Махнул слегка рукой и сказал не без насмешки:

– Приятно встретить знаменитость.

И тут – надо же! – младший Ингмар пододвинул Хальвору стул с таким грохотом, что необходимость отвечать на сомнительное приветствие отпала сама собой.

Внезапно заговорили разом все женихи. Хвалили друг друга, словно почувствовали: чтобы вывести Хальвора из игры, надо держаться заодно.

– А какой шикарный конь у судьи, – начал инспектор. – Видели?

Бергер Свен Перссон покивал – спасибо, мол, конь и в самом деле хоть куда, – и, в свою очередь, похвалил инспектора: оказывается, тот прошлой зимой завалил огромного медведя. Сын хозяина постоялого двора в Кармсунде получил свою порцию похвал, адресованных, правда, не столько ему, сколько его отцу – тот раскошелился и построил новый молельный дом. Потом инспектор и сын успешного строителя молельных домов объединились и начали восхищаться богатством и мудростью Свена Перссона. При этом проявили такое красноречие, что с каждым словом Хальвор чувствовал себя все более и более недостойным присутствовать на таком высоком собрании. Он горько жалел, что пришел.

Карин принесла кофейник со свежесваренным кофе. Увидела Хальвора и расцвела, не смогла скрыть радость. Правда, тут же взяла себя в руки: уместно ли, что Хальвор явился чуть ли не сразу после смерти мужа? Что люди подумают? Наверняка решат, что Тимс Хальвор специально уморил Элиаса, чтобы поскорее добраться до его вдовы.

Приличнее было бы подождать два-три года. Тогда соседи наверняка все забудут. Или, по крайней мере, сообразят: никаких попыток ускорить кончину ее мужа из чистого нетерпения Хальвор не предпринимал.

Куда он торопится? Знает же, что я все равно никого, кроме него, не выберу.

С приходом Карин в гостиной воцарилась тишина. Все пристально наблюдали: интересно, как она поздоровается с Хальвором? Пожали друг другу руки. Нет, рукопожатием не назовешь. Так, прикоснулись кончиками пальцев, вот и все рукопожатие.

Очевидная формальность и даже холодность приветствия привела остальных женихов в хорошее настроение. Судья, сложив особым образом губы, слегка присвистнул, а инспектор и вовсе не удержался – разразился хохотом.