– Может статься, в словах твоих и есть доля правды, – сказал молодой овчар. – Летними ночами, когда небо чистое и его свод высоко-высоко вздымается над островом, и я порой думал: а остров-то не прочь подняться над морем и улететь далеко-далеко…
Но теперь, когда старику наконец удалось вызвать молодого на разговор, он не очень-то его слушал.
– Хотелось бы знать, – сказал он ещё тише, – почему здесь, на горе Альварет, человека грызёт какая-то непонятная тоска? Тоска эта терзала меня всю жизнь, и сдаётся мне, она закрадывается в душу всякого, кому доведётся сюда ступить. Хотел бы я знать, понял ли кто, кроме меня: это оттого, что наш остров – бабочка, которая тоскует по своим крыльям.
XIII
Островок Лилла-Карлсё
Буря
Пятница, 8 апреля
Переночевав на северном мысу острова Эланд, дикие гуси направились к материку. С большим трудом, преодолевая порывы сильного южного ветра, который дул над проливом Кальмарсунд и относил стаю к северу, гуси пробивались к суше. Показались уже первые шхеры. Вдруг послышался страшный шум. Казалось, тысячи птиц рассекают могучими крыльями воздух. Вода внизу внезапно почернела. Акка на мгновение замерла, распластавшись в воздухе, затем стремительно начала снижаться. Она хотела посадить стаю на воду, но не успела. Их настиг сильный шквал. Западный ветер гнал пред собой тучи пыли, солёную морскую пену и мелких пташек. Он подхватил и диких гусей и, швыряя их в разные стороны, понёс в открытое море.
Разыгралась ужасная буря. Напрасно дикие гуси пытались повернуть назад, это было им не под силу. Ветер уносил их всё дальше и дальше в Балтийское море. Остров Эланд остался где-то позади, внизу простиралось лишь пустынное и безбрежное море. Оставалось только лететь и лететь по воле ветра.
«Нет, нельзя сдаваться на милость буре и нестись надо всем Балтийским морем», – подумала Акка. С большим трудом стая всё же сумела опуститься на воду. Волнение на море с каждой минутой всё нарастало и нарастало. Зеленоватые волны со зловещим шипением накатывались одна на другую, словно соперничая друг с другом: кто круче, чей пенный гребень выше. Но диких гусей не страшили морские валы. Казалось, они даже радовались им. Они не выбивались из сил, плывя наперерез волнам. Спокойно дождавшись, когда их подхватит очередная волна, птицы то взлетали на её гребне, то падали вниз. Словом, забавлялись точь-в-точь как дети на качелях. Беспокоило их только одно: как бы не разогнало стаю.
Бедные наземные птицы, гонимые бурей, пролетая мимо, с завистью кричали:
– Счастливчики вы, умеете плавать! Вам-то горя мало!
Но это весёлое развлечение таило в себе большую опасность: взлёты и падения на волнах усыпляли гусей. Им хотелось откинуть голову назад, сунуть клюв под крыло и заснуть. А нет ничего опаснее такого сна. И Акка непрерывно кричала:
– Не спите, дикие гуси! Кто заснёт – отобьётся от стаи! Кто отобьётся от стаи – погибнет!
Гуси пытались бороться со сном, но тщетно. Они засыпали один за другим, да и сама Акка чуть не задремала. Вдруг она увидела, как в волнах мелькнуло что-то круглое, тёмное…
– Тюлени! Тюлени! Тюлени! – громко и пронзительно вскрикнула Акка и, хлопая крыльями, взмыла ввысь. Стая последовала за ней. Самое время! Один из тюленей подплыл уже так близко, что едва не схватил за лапки последнего замешкавшегося гуся.
И снова птиц подхватила буря и, не давая отдыха ни себе, ни им, погнала дальше в открытое море. Вокруг, на сколько хватал глаз, виднелось только море, одно лишь пустынное бушующее море. Суши не было.
Набравшись храбрости, гуси снова опустились на воду. И всё повторилось сначала: волны опять укачали их, опять им захотелось спать и опять приплыли тюлени. Не будь старая Акка настороже, ни один гусь не остался бы цел и невредим.
Весь день бушевала буря, весь день она бесчинствовала, нанося ужасающий урон бессчётным стаям птиц, которые как раз в это время года совершали перелёт. Одних она сбила с пути и забросила в чужие края, где они умерли с голоду; другие, выбившись из сил, упали в море и утонули. Многие разбились о скалы, многие сделались добычей тюленей.
За целый день неистовство бури не ослабело, и под конец Акка стала думать: неужто и она, и её стая обречены на гибель? Гуси смертельно устали, но вокруг по-прежнему, сколько они ни всматривались, не было видно никакого пристанища. Только на воде птицы время от времени могли передохнуть. Но к вечеру море внезапно покрылось огромными глыбами льда, ударявшимися одна о другую, и Акка больше не осмеливалась спускаться на воду. Она боялась, что льдины раздавят стаю. Дикие гуси пытались опуститься на эти глыбы, но один раз их смыла огромная волна, в другой раз на лёд забрались безжалостные тюлени.
На западе море и небо уже окрасились багрянцем заката, а гуси всё летели и летели куда-то, страшась наступления ночи. Этим вечером, полным неведомых опасностей, сумерки, казалось, настигали их быстрее обычного.
А земли по-прежнему не видно! Что будет со стаей, если всю ночь придётся провести в море? Гусей либо затрут льдины, либо пожрут тюлени, либо буря разбросает их в разные стороны.
Зловещие чёрные тучи закрыли небо, поглотив луну; мрак быстро сгущался. Стало так жутко, что дрогнули даже самые мужественные сердца. Весь день над морем беспрерывно раздавались крики перелётных птиц, взывавших о помощи, но никто на них не отзывался. Теперь же, когда в кромешной тьме не видно было, кто кричит, в этих зовах чудилось нечто мрачное, устрашающее. А внизу в море со страшным грохотом сталкивались и разбивались плавучие льдины. Тюлени затянули свои дикие охотничьи песни. Казалось, небо и земля вот-вот столкнутся между собой.
Овцы
Крепко обхватив шею белого гусака, мальчик напряжённо смотрел вниз, в море. Внезапно ему почудилось, что оно зашумело сильнее прежнего. Он поднял глаза. Прямо перед ним, на расстоянии всего лишь нескольких метров, высилась мрачная голая скала с острыми выступами. У её подножия неистово бились, кипели и пенились волны. Дикие гуси летели прямо на скалу, как будто не замечая её. Вот-вот они ударятся о неё и разобьются насмерть!
«Как же это Акка вовремя не заметила, что им грозит?!» – мелькнуло у Нильса в голове. Скала была уже совсем рядом. И вдруг он увидел полукруглый вход в пещеру. Туда-то и направили гуси свой полёт; ещё миг, и они были в безопасности.
Но прежде чем радоваться такому чудесному спасению, не лишним было проверить, все ли укрылись в пещере. Юкси, Кольме, Нелье, Вииси, Кууси, шестеро гусят, – считала Акка, – белый гусак, Дунфин Пушинка и Малыш-Коротыш. Но Какси из Нуольи, гусыни, которая всегда летела первой слева, не было. Она исчезла, и никто ничего не знал о её судьбе.
Но гуси даже не очень огорчились, узнав, что одна лишь Какси отбилась от стаи. Старая и мудрая Какси знала все пути-дороги, все привычки гусей и наверняка сумеет отыскать их и вернуться в стаю.
Сквозь отверстие в пещеру проникал слабый свет, и гуси смогли оглядеться. Пещера была глубока и просторна. Гуси шумно радовались, что нашли такое великолепное пристанище на ночь, но вдруг кто-то заметил несколько зелёных точек, блестевших в тёмном углу.
– Это чьи-то глаза! – вскричала Акка. – Здесь прячутся какие-то огромные звери!
Гуси ринулись к выходу, но Малыш-Коротыш, лучше всех видевший в темноте, закричал:
– Куда вы? Не бойтесь! Это всего-навсего овцы, они лежат у стены!
Скоро глаза птиц привыкли к тусклой мгле пещеры, и они хорошо разглядели овец. Их было примерно столько же, сколько и гусей, да ещё несколько крошечных ягнят. Огромный баран-великан с длинными закрученными рогами казался самым важным в стаде. К нему-то, низко приседая, и направились гуси.
– Рады встретиться в этом пустынном краю! – обратились они к барану. Но он словно и не слышал приветствия, продолжал молча лежать у стены.
Дикие гуси решили: овцы, как видно, недовольны тем, что они вторглись в их пещеру.
– Может, и не совсем пристойно было непрошеными гостями являться в ваше жилище, – сказала Акка. – Да что поделаешь, нас загнал сюда ветер. Мы день-деньской летели в эту страшную бурю, и нам было бы так кстати здесь переночевать.
Но и старую гусыню никто из хозяев долго не удостаивал ответом. Гуси услышали лишь, как несколько овец тяжело вздохнули. Акка хорошо знала, что овцы робкие и чудаковатые животные, но эти, казалось, вообще не имели ни малейшего представления о вежливости. Наконец старая овца с вытянутой унылой мордой жалобно проблеяла:
– Никто из нас не отказывает вам в пристанище, но наш дом – дом скорби, и мы не можем принимать гостей, как прежде.
– Да вы не беспокойтесь, – сказала Акка. – После того, что мы нынче претерпели, мы рады любому надёжному местечку для ночлега.
Тут старая овца поднялась:
– Лучше бы вам лететь без отдыха в самую страшную бурю, чем оставаться у нас. Но раз уж вы здесь, не покидайте пещеры, не подкрепившись; чем богаты, тем и рады.
И она указала на яму с водой, рядом с которой лежала куча мякины и отрубей.
– Зима у нас на острове была нынче суровая, снежная, – продолжала старая овца. – Крестьяне, наши хозяева, привозили сено да овсяную солому, чтобы мы не подохли с голоду. А этот мусор – всё, что осталось.
Гуси тотчас накинулись на еду. Они считали, что им очень повезло, и были в самом лучшем расположении духа. Правда, они заметили, что овцы чего-то боятся, но ведь всем известно, как пугливы эти животные. Вряд ли им грозит серьёзная опасность! Насытившись, гуси собрались, как обычно, спать стоя. Но тут вдруг огромный баран поднялся и подошёл к ним. Гусям никогда не приходилось видеть баранов с такими длинными толстыми рогами. И вообще, этот баран был не обычный: большой выпуклый лоб, умные глаза и благородная осанка придавали ему гордый и смелый вид.
– Я не хочу быть за вас в ответе и позволить вам заснуть, не рассказав, что на острове ненадёжно, – молвил он. – В такие времена мы не можем принимать ночных гостей.
Тут Акка решила, что дело и впрямь нешуточное.
– Мы улетим сразу же, как только вы того пожелаете, – обещала она. – Но, может, вы поведаете нам сначала, что вас так терзает? Ведь мы ничего не знаем. Мы не знаем даже, куда попали!
– Это островок Лилла-Карлсё, – ответил баран-великан. – Он находится близ Готланда, и живут здесь одни лишь овцы да морские птицы.
– Вы – дикие овцы? – спросила Акка.
– Вы недалеки от истины, – согласился с ней баран. – Собственно, никаких дел с людьми у нас нет. Но есть старинный уговор меж нами и крестьянами из одной усадьбы на острове Готланд: они привозят нам корм в снежные зимы, а взамен уводят тех из нас, кто оказывается лишним. Островок мал, многих прокормить не может. Но обычно круглый год мы справляемся сами, а живём не в овчарнях с дверями и запорами, а в таких вот пещерах.