Оценить:
 Рейтинг: 0

Проклятие рода Лёвеншёльдов

Год написания книги
2021
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 28 >>
На страницу:
6 из 28
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Но как раз в ту секунду, когда он натянул поводья, чтобы повернуть лошадь, произошло вот что: ворота поместья Лёвеншёльдов открылись. Никто их не открывал, они открылись сами, медленно и со скрипом. И так и остались широко открытыми, словно подавая знак подъехавшему путнику. Знак радушия.

Выглядело это по меньшей мере странно, и ничего удивительного, что прост так и решил – знак. Хотя, конечно, бывает – ворота иногда открываются сами по себе. Забыли запереть, а тут ветер дунул или еще что-то в этом роде.

Сомнения отпали, и он направил лошадь во двор усадьбы.

Ротмистр встретил его даже лучше, чем прост мог ожидать.

– Как мило с вашей стороны, брат, что вы решили к нам заглянуть. И не просто мило, а очень кстати: подумайте только, я тоже… как раз сегодня я собирался вас навестить. Поговорить об одном… необычном обстоятельстве.

– И хорошо, что не навестили, брат, напрасно бы потратили время. Меня дома не было. Я ездил на хутор в Ольсбю и сейчас оттуда возвращаюсь. День был, если деликатно выразиться, с приключениями.

– Могу сказать то же самое, хотя я-то уж точно никуда не ездил. Со стула не вставал. Заверяю вас, за мои пятьдесят лет многое пришлось повидать – и в военные времена, и после. Но таких странностей, как сегодня… не припомню.

– Тогда я уступаю уважаемому брату Лёвеншёльду слово. То, что я пережил сегодня, тоже… хотя не стану утверждать, что ничего более странного в моей жизни не было.

– Вполне может случиться, что и в моем рассказе брат не найдет ничего необычного. Именно потому я и хотел спросить… вы ведь слышали про Гатенйельма?

– Вы имеете в виду этого ужасного разбойника? Пирата и грабителя, которого Карл XII произвел в адмиралы, поскольку тот делился с ним награбленным? Кто же о нем не слышал!

– Сегодня за обедом… – продолжил ротмистр. – Вот именно, не далее как сегодня за обедом разговорились мы о старых временах, о войне. Сыновья мои да и их учитель начали меня расспрашивать, как и что там было. Вы же знаете, молодым иногда интересно, как жили их родители. И заметьте, брат мой, никогда они не спрашивают про нищие и голодные годы, которые нам, шведам, довелось пережить после смерти короля Карла. Казна пуста, народ нищ и голоден. Никогда! Им интересно слушать про военные подвиги… Они словно и не видят, как мы отстраиваем сожженные города, как строим фабрики и закладываем рудники, как расчищаем заросшие поля. А может, и видят, но считают такие занятия недостойными. Иной раз кажется – им стыдно за нас, за меня и моих соратников. Им стыдно, что мы нашли в себе силы прекратить военное безумие, перестали разорять чужие гнезда и топтать чужие огороды. Они не считают нас настоящими мужчинами. Дескать, куда делась хваленая шведская храбрость? Куда делись хваленая шведская мощь и удаль? – Ротмистр горько усмехнулся.

– Вы совершенно правы, любезный брат. Военные устремления молодежи очень и очень прискорбны.

– Я пошел им навстречу, – продолжил ротмистр. – Они просили героическую историю… что ж, вот вам героическая история. Я рассказал им о Гатенйельме, о жестокости, с которой он обходился с мирными купцами и путешественниками. Думаю, уж вам-то понятно: единственною целью моего рассказа было вызвать у них ненависть и отвращение. Когда я понял, что достиг в этом определенного успеха, спросил – неужели вы хотели бы, чтобы земля была населена подобными мерзавцами? Исчадиями ада?

Не успели сыновья ответить на мой вопрос, домашний учитель попросил разрешения рассказать еще кое-что о Гатенйельме. Я согласился. Тем более он заверил, что его история в высшей степени подтверждает мою оценку этого негодяя.

Оказывается, тело Гатенйельма после его смерти – а прожил он недолго, ему и тридцати не было, – захоронили в церкви в Онсале. Похоронили с почестями. Мало того, представьте только этот дикий парадокс: его похоронили в похищенном им мраморном саркофаге, когда-то принадлежавшем датскому королю. И в ту же ночь на кладбище появились привидения. Долго жители не выдержали – отвезли саркофаг на пустынный островок в шхерах и там захоронили. В церкви воцарился мир и покой, но рыбаки рассказывали, что, как только они приближались к этому острову, оттуда доносились леденящие душу вопли и стоны, а пенные валы заливали чуть ли не весь остров – и это в штиль! Представьте, сказал учитель, море-то вокруг было совершенно спокойным! Ясное дело, души убитых и утопленных Гатенйельмом моряков и купцов поднялись из своих могил в морской пучине, чтобы отомстить разбойнику за свои мучения. К этому загаженному морскими птицами скалистому острову лучше не приближаться.

Но случилось так, что одного из рыбаков все же занесло в те места. Дело было темной ночью. Внезапно баркас его закружило в водовороте. Он закрыл лицо рукавом от плевков ледяной пены и в ту же секунду услышал громовый голос:

«Иди на хутор Гата в Онсале и скажи жене моей, чтобы послала три пучка ореховых прутьев и две можжевеловые дубины!»

Прост, который до этого вполуха слушал очередную историю с привидениями, нетерпеливо заерзал – ну сколько можно?

Ротмистр предостерегающе поднял руку.

– Любезный брат понимает: ослушаться приказа бедный рыбак никак не мог. Как и вдова Гатенйельма. Она приготовила самые крепкие ореховые прутья, вырезала можжевеловые дубинки потолще и приказала батраку отвезти все это на остров.

На этот раз прост сделал куда более энергичную попытку прервать рассказ – ему не терпелось поведать свое приключение. Но ротмистр только улыбнулся:

– Я читаю ваши мысли, любезный брат. Должен признаться, история вызвала скепсис и у меня, но прошу дослушать. Вы и сами понимаете, этот парень, батрак из Онсалы, оказался не робкого десятка. Да, наверное, и преданность покойному хозяину сыграла роль, иначе он ни за что не взялся бы за такое предприятие. Короче, пустился он в путь. Издалека еще увидел: волны бьются о берег так, будто на море шторм, хотя не было ни ветерка, а с острова неслись отчаянные вопли. Парень покидал свою поклажу на берег и поскорее отгреб от острова.

– Почтенный брат мой… – начал было прост.

Но ротмистр был непреклонен.

– Отгреб-то он отгреб, но недалеко – его разбирало любопытство – что же будет дальше? И не напрасно – не успел он оказаться на безопасном расстоянии, в остров ударила высоченная волна, разбилась в пенные брызги, и снова с берега долетел шум битвы, сопровождаемый яростными возгласами. Продолжалось это недолго. Внезапно все стихло. Море отступило, и волны, как по команде, перестали штурмовать могилу Гатенйельма.

Батрак собрался уж было в обратный путь, но его остановил громовый торжествующий клич:

«Греби в Гату и передай любезной супруге моей, что смерть Гатенйельма не остановит. Он всегда выйдет победителем!»

Прост, скучая, дослушал и поднял глаза на ротмистра – к чему тот пересказал эту явно выдуманную историю?

– И когда учитель закончил свой рассказ… – продолжил ротмистр и посмотрел в глаза пастору. – Когда учитель закончил свой рассказ, я с прискорбием обратил внимание, что сыновья мои прониклись сочувствием к этому негодяю и убийце, мало того, едва ли не восхитились его стойкостью и мужеством. И тут же подумал – вся история ничего общего с истиной не имеет. Как тогда объяснить, что отец мой, ничуть не уступавший Гатенйельму ни в храбрости, ни в воинском азарте… как объяснить, что отец мой позволил вору забраться в его могилу, украсть перстень? Вы же помните эту историю… Вещь, которой он более всего дорожил? Значит, не было у него власти помешать или хотя бы как-то досадить негодяю.

– Это как раз то, о чем я думаю, – оживился прост. – Знаете ли вы, что…

– Дослушайте, почтенный брат, – прервал его ротмистр. – Дослушайте. Не успел я высказать это соображение, как услышал за спиной протяжный стон. Очень похожий на те стоны, что издавал отец мой, когда его мучили предсмертные боли… я вскочил в панике и обернулся – никого. Но я уверен, любезный брат… я совершенно уверен, что слышал этот стон! Конечно, ничего не сказал сыновьям, вернулся в библиотеку, и представляете – не могу отделаться от этих мыслей до сих пор… – Ротмистр помолчал секунду и внимательно посмотрел на проста: – Еще раз прошу прощения за долгий рассказ, но мне хотелось бы узнать, что почтенный брат мой думает по этому поводу. Неужели мой отец и вправду так скорбит об украденном перстне? И если это так, то… поверьте, я сделаю все, чтобы никогда больше не слышать этот ужасный, душераздирающий стон. Перетрясу хутор за хутором, если понадобится.

– Знаете ли вы, дорогой брат, что за сегодня мне уже второй раз приходится отвечать на вопрос, не тоскует ли покойный генерал об украденном перстне, столь любезном его сердцу? Выслушайте меня внимательно, а потом мы попробуем вместе обсудить все эти… как бы их назвать… все эти странности.

И прост рассказал, что произошло. Опасения оказались напрасными – ротмистр не отмахивался от разговоров о перстне, как обычно, но внимательнейшим образом его выслушал. Прост с удивлением заметил, что даже в этом горячем противнике насилия живет дух сыновей Лодброка[5 - Герой исландских саг, датский король Рагнар Лодброк (IX век), был казнен англичанами – его сбросили в яму с ядовитыми змеями. Сыновья с лихвой отомстили за смерть отца, захватили Юго-Восточную Англию и казнили мучительной казнью короля Эллу, виновного в смерти отца.]. Синими змейками вздулись вены на лбу, ротмистр сжал кулаки так, что побелели костяшки. Пастор впервые видел ротмистра в таком гневе.

Конечно, прост представил всю историю так, как она ему виделась: несчастный вор навлек на свою семью гнев Божий. Гнев Божий – вот и все. Гнев Божий никто пока не отменял. Прост нисколько не верил россказням умирающего про вмешательство покойного генерала.

Но ротмистр смотрел на дело по-иному. Теперь он уверился, что умерший отец не найдет покоя в могиле, пока перстень не вернется на место. Проклинал себя, что до того относился к этому делу, как он выразился, легкомысленно.

Прост, увидев, в какой ярости ротмистр, пожалел, что рассказал ему эту историю. Но, как говорят, слово не воробей – пришлось рассказать всю правду. Перстень у него отобрали.

К его удивлению, ротмистр воспринял эту новость едва ли не с удовлетворением.

– И очень хорошо! – зарычал Лёвеншёльд. – Прекрасно! Значит, один вор еще гуляет на свободе, такой же мерзавец. С родителями разобрался покойный отец, а с этим негодяем разберусь я. Теперь моя очередь.

Просту стало не по себе – в голосе ротмистра не было ни нотки милосердия и понимания. Не дай Бог, прикажет засечь Ингильберта до смерти или задушит собственными руками.

– Я посчитал своим долгом довести до вашего сведения признания умирающего хуторянина. Надеюсь, любезный брат не предпримет никаких поспешных мер. В конце концов, это дело полиции. Я сейчас направляюсь к исправнику. Заявлю, что меня ограбили.

– Брат волен поступать как ему угодно, – мрачно произнес ротмистр Лёвеншёльд. – Но я намерен взять это дело в свои руки.

Прост попрощался, покинул Хедебю и поспешил к исправнику, надеясь завершить дело до наступления вечера.

А ротмистр Лёвеншёльд созвал слуг и работников, рассказал, как и что, и спросил, согласны ли они помочь ему в поимке вора.

Ни один человек не отказался, все были рады оказать услугу хозяину. А заодно и покойному генералу.

Остаток вечера посвятили поискам и приведению в порядок всевозможного оружия: мушкетов, шпаг, кольев, кос и даже медвежьих рогатин.

VI

На следующий день очень рано, в четыре утра, в погоню за вором пустились человек пятнадцать, не меньше. Во главе с самим ротмистром. Никаких сомнений – их дело правое. К тому же все они служили еще при покойном генерале и были уверены: раз уж сам генерал взялся, уж кто-кто, а он-то обязательно доведет дело до конца. Так почему бы не помочь бывшему хозяину?

Не меньше мили пришлось им прошагать, прежде чем добрались до леса. Шли через долину с огородами и обменивались шутками, глядя на неказистые покосившиеся будки, где крестьяне держали свои лопаты и мотыги. На окруживших лощину холмах лепились большие деревни, в том числе и Ольсбю, где когда-то жил Борд Бордссон, пока генерал не спалил его дом.

Дальше начинался лес, густой, дерево к дереву. Он укрыл землю, как гигантская медвежья шкура, и конца ему не было, хотя и здесь чувствовалось присутствие человека. Иначе кто бы протоптал тропы к хижинам на летних выпасах и к углежогным ямам?

В лесу настроение сразу изменилось. Люди почувствовали себя охотниками. Не просто охотниками, а охотниками на крупную дичь. Разговоры и шутки прекратились, они даже шли крадучись, стараясь не наступать на сухие ветки. Время от времени кто-то останавливался, делал предупреждающий знак рукой и вглядывался в густой подлесок.

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 28 >>
На страницу:
6 из 28