Ловушка. Плутониевый рассказ

– Если узнаю, сразу расскажу тебе, что и как. – Славик, само собой, врал. Он так не доверял этому человеку и так его опасался, что не испытывал ни малейших угрызений совести.

– Ага, спасибо! Отблагодарю, как смогу. Ты вроде про гитары электрические спрашивал у Паши Фаткина? У меня тут такая штука есть, случайно достал. «Сумбур» называется, приделать его к гитаре можно. Заграничная вещь. Центр як! Не туфта! Запускать звук можно через приемник. Втыкаешь его туда проводом и играешь! Если узнаешь чего про искатель, я подарю тебе его. Без понтов.

– Ладно, конечно. Если узнаю, скажу. – Славик уверенно кивнул. Ему было, конечно, интересно узнать про гитару и обладать такой чудесной вещью, как «Сумбур», но он уже понимал, как устроен этот мир. – А все же, зачем тебе искатель этот?

– Да надо поискать кое-что. Ну, смешно, конечно! Ключи у бабки на огороде выронил. На прошлой неделе ездили картошку сажать. Батя достал меня с ключами этими. Ну пока! Пойду на рынок, надо кое-чего купить домой. – Бывший недруг достал из кармана коробок спичек, щелчком большого пальца подбросил его вверх и ловко поймал.

Славик задумчиво смотрел на яркого представителя, как сейчас говорят, «золотой молодежи». Ему пришла в голову мысль, что есть в этом пацане из его класса, изо всех сил пытающимся выглядеть взрослым, какая-то непонятная печаль. Или, может быть, обреченность.

– Ну, не забудь спросить. А в школе, может, появлюсь еще. А то ведь у нас практика, – ухмыльнулся Гоша. – До встречи!

– Ладно, я тоже пойду. – Славик махнул рукой на прощание.

Гоша, развернувшись, метнул окурок в урну и вразвалочку пошел в сторону Андреевского собора. Славик некоторое время глядел ему вслед. Он понял, что для его доброго соседа и друга Юрки эта беседа ничего хорошего не предвещает. Парень быстро двинулся к дому, чтобы предупредить товарища.

Пробежав несколько кварталов, он пересек свой двор. Через черный вход зашел в жутковатую гулкую пещеру шестиэтажного дома. В темноте обогнул лифт, сделал несколько шагов к лестнице и взлетел на шестой этаж по стертым тысячами ног ступеням. Мальчик остановился перед знакомой дверью с множеством звонков. Сильно нажал на одну из кнопок. Где-то в глубине огромного многокомнатного организма раздалось едва слышное жужжание. Звонки были отдельные, свой у каждой семьи. Коммунальная жизнь скрывает в себе множество проблем, о которых многие люди даже не подозревают. Но Славик сам жил в коммуналке и знал, что путь от комнаты до входной двери неблизкий. Он терпеливо ждал. Надо нажать кнопку, подождать и прислушаться. Есть звук или нет? Потом еще раз нажать и ждать. Само собой, Славик позвонил «условным звоном». «Цзинь-цзинь». Пауза. «Цзинь-цзинь». Через какое-то время раздалось шарканье тапочек. Лязгнула щеколда. С легким шорохом отодвинулась задвижка ригельного замка. Дверь открылась, и показалось грустное лицо друга.

– Привет, – угрюмо сказал Юрка. – Сегодня дома сижу.

– А чего грустный? – Славик поманил его на лестничную клетку. – Пошли, поговорить надо!

– Наказан за варенье. А дома-то сидеть тошно. Погоди, – Юрка прикрыл дверь и исчез ненадолго. Потом вышел, держа в руке длинный ключ с зазубринами. – Пошли, вон, на лестницу!

В углу площадки располагалась железная лестница, ведущая на чердак. Лестница была старинная и красивая. Железные ступени и перила украшены витиеватым орнаментом. Дом был не очень старый – восемнадцатого года постройки. И хотя его уже ремонтировали, лестница эта, похоже, осталась еще с той поры. Само собой, от двери, ведущей на чердак, у Юрки были ключи. У него ведь там жили голуби. Даже сигнализация была к голубятне проведена, а провода от нее заходили прямо в комнату. Шестой – верхний этаж и чердак находятся недалеко друг от друга.

Юрка поднялся до самого потолка и, пригнувшись, открыл дверь. Сунул руку куда-то за косяк. Повозился, вытащил оттуда широкую доску метровой длины. Видимо, когда-то она была полкой. Положил доску на ступеньку и плотно прикрыл дверь, чтобы не сильно дуло. Друзья устроились рядом на деревяшке.

– Юра, ко мне тут подходил Гоша. Спрашивал про голубя, который самый главный у тебя. Сколько ты за него денег отдал? То да се!

– Да какая ему разница? Продавать не собираюсь. Спереть не сможет, – Юрка гордо посмотрел на товарища. – Сигнализация у меня электрическая!

– Ну, это понятно. А еще он разговоры завел про миноискатель. Зачем? – Славик вопросительно посмотрел на Юрку. – Не пойму.

– Слушай, а вот ведь странная история. У меня, представляешь, мамку в больницу положили, – Юрка грустно вздохнул. – И сначала был разговор, мол, ничего страшного. А потом батя пошёл в больницу и поговорил там с кем-то. Очень мрачный вернулся. Но самое удивительное – он в тот день напился. А он ведь не пьет – человек крепкий, бывший военный как-никак. Он, конечно, иногда выпивает, но только с друзьями и по великим праздникам. А чтобы вот так, просто? Взять и напиться? Это просто невозможно.

– И как же это объяснить? А мамка-то ваша где сейчас? – Славик навострил уши. За одной из дверей послышался сначала топот, затем громкий стук. Потом раздался детский плач. Через секунду чей-то невнятный женский голос стал ласково успокаивать ребенка. – Она в больнице сейчас лежит?

– Ну да, в больнице. Но вот что интересно. Батя тут говорил с одним знакомым, что деньги нам нужны. А знакомый этот – какой-то старый товарищ. Притащил бате искатель, которым мины ищут. Это отцовский миноискатель. А тот его чинил или, может, настраивал схему. И вот, вернул. – Юрка посмотрел на Славика встревоженно. – А этот гаденыш теперь интересуется. Неспроста все это!

– Вот я и пришел тебя предупредить! Какое-то жульничество, похоже, намечается! – Славик вздохнул. – Ладно, пора домой. Хотел за проявителем сбегать, но уже не пойду, а то мама волноваться будет.

– Надо все обдумать. Буду держать ухо востро. – Юрка хлопнул его по плечу. – Славка, спасибо, ты настоящий друг! Пойду домой.

Друзья разошлись по своим коммунальным квартирам. Теперь они ломали голову, что за гадость замышляет Гоша? Или, может, это его «наставник»? Вдруг Митрофан преступление какое-нибудь задумал?

Ручьевск. За 8 месяцев до настоящих событий.

Маше нравился Миша, ничего в этом явлении необычного не было. Зарождение служебного романа между ними на режимном предприятии могло бы стать пикантной подробностью в жизни местного научного сообщества. Но этому роману не суждено было появиться на свет. Миша был обыкновенным слесарем «КИП». А Маша была женой молодого, всеми уважаемого специалиста – Александра Евгеньевича Журакина. Саша – человек с замашками партийного лидера и руководителя. Он подавал большие надежды. Кое-кто из коллег с опаской поглядывали на этого недавнего выпускника Ивановского Энергетического Института. Они даже не подозревали, что Александр Евгеньевич оказался в этом городе волею странного случая. Отец его, один из руководящих работников в Министерстве Среднего машиностроения – «Минсредмаш», пристроил его после института в организацию, которая называлась «Экспериментальная лаборатория ядерных реакторов». Когда сынуля окончил институт, лаборатория эта уже начала строиться в Мелекессе. Журакин младший был назначен начальником участка энергоснабжения на объекте под номером «176». История с девушкой – электриком, которую чуть не убило током по недосмотру мастера участка, подкосила его карьеру. И папа не смог помочь. Саша был переведен на завод «Луч». Сначала он был простым инженером у электриков, а потом неожиданно стал начальником участка водозабора.

Через некоторое время молодой специалист заметил Машу. Саша стал ухаживать за ней неумело и как-то неуклюже. А Маше почему-то это пришлось по душе, и она ответила. Так и вышла замуж. Правда, через некоторое время стала ощущать, что с мужем происходит что-то странное. А может, и не происходит вовсе, может он такой и был? Ничего не замечая поначалу, она полюбила его взъерошенный хохолок на макушке и запах одеколона, перемешанный с запахом табака. Но вдруг он стал меняться. Поначалу открытый, как ей казалось, молодой человек. То, как «Александр Евгеньевич – начальник» стал отзываться о сослуживцах и подчиненных, сильно отличалось от того, что говорил о людях «простой инженер Сашка». Впрочем, никто не знает, каким он был в Мелекессе. Тогда, до истории с электриком Ниной. А Маша стала ощущать это, внезапно появившееся в нем, легкое презрение к «простым смертным». Она стала сильно переживать, немного отстранилась от мужа, всеми силами пытаясь скрыть возникшую холодность в их отношениях. Впрочем, Саша ничего не замечал.

Однажды девушка вдруг обратила внимание на Мишу, который украдкой ее разглядывал. Хотя места для случайных пересечений у них не было совсем – лишь столовая, да лаборатория по ремонту приборов. Маша всего пару раз заходила туда сообщить о поломке манометра. Хотя, само собой, плановые проверки приборов никто не отменял, а дежурная служба ремонтников работала исправно. Но когда однажды начальник попросил ее «по пути» зайти в лабораторию к «киповцам», она вдруг обрадовалась. Девушке было приятно подняться в небольшую комнату на пятом этаже и встретить потаенный, похожий на искорку, взгляд Миши. За несколько лет жизни в лесном полувоенном городке «Ручьевск-70», который все звали просто «Cемидесятка», Маше надоели бесконечные разговоры мужа о завоевании руководящих постов.

Александр Евгеньевич быстро сообразил, как надо расти. Он написал заявление в члены КПСС. Ходил в кандидатах меньше, чем год. А потом на партсобрании предложил переименовать самый важный продукт работы химкомбината, ради которого все и происходило в закрытом Ручьевске, – в элемент «Лаврий». Кандидат в партию горячо доказывал, что материал, ради которого был построен такой огромный завод, – достоин такого названия. Ведь начиналась эта важная стройка именно под руководством Лавра Петровича! Предложение это отклонили, а вот Сашу в партию приняли без разговоров.

Маша стала замечать странную энергию, исходящую от мужа. Прямо какую-то нехорошую силу! Отношения потихоньку разваливались. Любовь, если она и была, стала остывать, а дети появляться не собирались. Поработав на заводе всего несколько лет, Маша стала выглядеть изнуренной, какой-то нездоровой худышкой, даже двигаться стала по-другому. А Саша долго ничего не замечал, увлеченный своим карьерным плаванием.

В семье девушки все отличались крепким здоровьем. Жили до глубокой старости. Так что, скорее всего, причина увядания Маши была в специфическом продукте, который производился на заводе. Изготавливали там начинку для ядерных зарядов, а именно – плутоний. И речка «Серебрянка» была отравлена на все двести километров своего пути. Не будем сильно влезать в принцип добычи плутония, отметим только, что поначалу «Луч» был лишь обогатительным комбинатом. В июне пятидесятого года был запущен первый реактор. Этот трудовой подвиг был совершен путем объединения усилий огромного количества людей: солдат, заключенных, вольнонаемных и, разумеется, ученых – химиков и физиков.

Какую цену заплатили люди за создание атомной бомбы? Никто и не подозревал тогда, что бесконтрольный слив отходов в озера и реки убивает природу. Работники завода, даже специалисты, не очень разбирались в страшном воздействии радиоактивных веществ на человека. Буфет, поначалу, был расположен в «грязной» зоне. Народ забегал туда в рабочей одежде. Ситуация, в наше время, просто немыслимая. А чего только стоит любимая фраза начальника металлургического цеха Афанасия Кулагина! Когда народ опасался влезать в какое-нибудь «зараженное» место и что-то брать в руки, он говорил с потаенным смешком, но очень убедительно: «Хочешь лизну?» И непременно высовывал язык.

Маша работала техником в химическом отделении. В последнее время ее состояние ухудшилось. Девушка все свободное время лежала и пребывала в унынии. А чего можно было ждать от жизни в таком состоянии? Она похудела, появился сухой кашель. Муж прозрел и кинулся спасать жену. Александр Евгеньевич быстро решил вопрос – ей дали путевку в санаторий под Ленинградом, который был построен для таких больных в лесах около Луги. Там работал в то время известный медицинский специалист из Москвы.

Маша сидела на заправленной тахте, которая стояла у стены напротив окна. Девушка потихоньку собирала вещи в небольшой чемодан, который остался у нее с того времени, когда она только приехала в Ручьевск. Прошло с того времени пять лет. Однокомнатная квартира на проспекте Ленина не особо отличалась от большинства квартир того времени. Одна комната и кухня. Стол, тахта, сервант с тарелками, которые были подарены кем-то из гостей на свадьбу. Фужеры за стеклом, слегка запылились. Между стеклами подоткнуты семейные фотографии. Некоторые из них когда-то стояли на столе в комнате студенческого общежития.

Вот мама с папой, совсем молодые. Мама в красивом платье, папа в смешном картузе. Наверное, так было модно в то время. Вот сама Маша с подругами после института. А вот свадьба, гостей было совсем немного. Никого из родственников пригласить не получилось – закрытый город. Недалеко от окна на столе стояла радиола «Аврора». Рядом стопка пластинок. Маша подошла и вытащила наугад какую-то: Понаровский – «Чайная». Включила радиолу, убавила громкость. Загудел двигатель, и пластинка с шорохом закрутилась. Полилась музыка. Песенка была веселая, но Маше было грустно. Сегодня ей предстояло уезжать в санаторий. Санаторий этот назывался «Жемчужина». Находился он в лесах, где-то под Лугой. «Сплошные озера вокруг! Здоровье прямо в воздухе летает!» – весело балагурил знакомый Алексей. Впрочем, сам он там не бывал. Бог, как говорится, миловал. Но кто-то из его знакомых там поправлял здоровье. Видимо, отдых закончился успешно. Приятель этот заходил недавно, вместе с Сашей. Они работали на одном объекте. Маша улыбалась и делала вид, что все в порядке. Но внутри у нее давно поселилось устойчивое ощущение страха. И кашель этот надоел. Девушка пока не знала, что с ней, но догадывалась – ничего хорошего.

В углу комнаты на бельевой тумбочке стояла швейная машинка – попросила у подруги ушить новый комбинезон. «Саша принес, хоть и замок сломан. Как он ее тащил – непонятно? Крышка не закрывается. Крепко обхватил, что ли, и нес в руках? Так ведь тяжелая она!» – лениво размышляла Маша. Посмотрела на белый комбинезон, лежащий рядом с машинкой, и подумала: «Зачем принесла? Теперь не пригодится, и ушивать ничего не нужно». Грустные мысли не оставляли девушку: «Сколько придется жить в чужом месте? Чем закончится эта поездка? Саша сказал, что после Луги я на юг поеду. Там тоже какой-то дом отдыха».

В прихожей раздались звуки открывающейся двери – вернулся с работы Саша. Муж, потоптавшись, разулся и, повесив ключи на гвоздик рядом с выключателем, зашел в комнату.

Маша сидела на тахте, поджав ноги в шерстяных носках. На полу рядом с тапочками, неожиданно, стояла пустая чашка из-под чая.

– А где тут наш зайчонок? Он уже собрал морковки в дорогу? Скоро ехать на станцию! – Преувеличенно бодрый голос гулко громыхал в полупустой комнате.

– Морковки все на месте. Книжки и одежду тоже собрала, – Маша кивнула в сторону угла, где стоял чемодан. Она со вздохом потянулась за чашкой. Одеяло сползло, обнажив худую руку. Увидев, что чашка пустая, девушка опять залезла под одеяло. – А ты чего так поздно?

Чуть слышно шуршала пластинка. Из динамика радиолы доносилось ритмичное потрескивание – проигрыватель не хотел останавливаться.

– Забежал в кафе. У Сергея Ивановича день рождения. Сегодня отмечать некогда, конечно, но поздравить надо было. Хотя бы книгу вручить! – Саша встал спиной к окну, прислонившись к подоконнику.

– Мы же успеваем? Или уже бежать надо? – Маша посмотрела в сторону комода. Часы в пластмассовом розовом корпусе исправно тикали на полке с книгами. Времени еще было достаточно.

– Машенька, ты теплую одежду не забыла? Уже сентябрь, а в Ленинграде климат влажный и холодный, – Саша подошел к приемнику и щелкнул выключателем. Проигрыватель, уставший крутить пластинку, тихонько хрюкнул динамиком и замер. Супруг вернулся к окну и выглянул на улицу. На фоне деревьев, пока еще зеленых, сыпалась мелкая водяная пыль, сверкая в косых лучах солнца – неожиданно начался осенний дождь.

– Это в Ленинграде, наверное, климат такой. У меня подружка была из Ленобласти. Помнишь, я тебе рассказывала? Она говорила, что в области климат нормальный. Как на курорте! Правда, я не помню, где она жила точно. Вроде «Васькелино» или какое-то похожее название.

Вдруг Маша наморщила лоб и, как будто, что-то вспомнила. Встала и подошла к этажерке с книгами. Стала перебирать бумаги – газеты, старые письма, скрепленные листы, упакованные в самодельные обложки. Девушка рылась там некоторое время, что-то перекладывая с места на место. Потом извлекла из этой кучи увесистую тетрадь, похожую на самодельную книгу. Маша полистала ее и растеряно вздохнула.

– Ты чего? – Саша смотрел на жену с легким недоумением. – Чего ты ищешь? Билеты не там лежат, они в серванте!

– Я забыла девочкам пьесу отдать. Слушай, Саша, так неловко. У них завтра репетиция, а я уезжаю. Ведь целая неделя была! А я ее потеряла и поэтому забыла, а теперь нашла и вспомнила. И роль моя, непонятно у кого будет. Наверное, Ольге отдадут. Но, ведь, и пьесу вернуть надо, – Маша бормотала все это скороговоркой, потому что лихорадочно думала непонятно о чем. Вдруг ей пришла в голову мысль, что, может быть, она уедет сегодня и никогда больше никого не увидит. И этого светлого паренька Мишу. Мысль эта, созрев, выскочила наружу. Круглая и твердая, словно весенний снежок вылетел из рук школьника – хулигана. И мысль, в отличие от снежка, была не холодная, а какая-то горячая и даже жгла немного голову. – Сашка, позвони в «КИП», пожалуйста. Пусть пришлют Мишу! Может, он на работе, или пусть из общежития вызовут. Тут же рядом все. Он тоже в кружок ходит и сценарий им передаст. Больше я не знаю, кого можно попросить.

– Маша, ты чего? – Саша изумленно посмотрел на жену. – Какая пьеса, у тебя сегодня поезд! Да разберутся как-нибудь, тебе-то что? И вообще, откуда эта тетрадка взялась? Ты больна, тебе лечиться надо! Какие спектакли, какой еще драмкружок?

– Саша, как ты можешь так говорить? Ты знаешь, сколько эту пьесу на машинке перепечатывать? Каждому ведь надо, а нас там много. И Валентина Ивановна столько их напечатала!

– Какая еще Валентина Ивановна? Какую пьесу? Какой еще Миша? И зачем нам тут какие-то… – Он не смог сформулировать свое отношение к Мише и натянуто замолчал.