Матрёшка, или Побег из Москвы

– Ну, не надо такой патетики, что уж ты!

– Нет, я совсем без преувеличений! Да, она, конечно, в залоге у банка… Ну, а как иначе?

– Иначе – никак…

– Вот и отлично! – ФАС понял ее фразу как согласие, – так куда ушел твой отец, ты знаешь?

– Нет, он не сказал, так будет лучше и мне, и ему.

– Это точно! Смотри, если ты устала, можешь ложиться спать – я постелю на моей кровати. Сам лягу в другой комнате, у меня там очень уютный диванчик.

– Нет, ты ложись на своей кровати, а я на диване. И не надо со мной спорить, я гость и позволь мне выбрать, где спать.

– Ну, хорошо, как хочешь! Я завтра утром на репетицию. Тебе надо на работу?

– Нет, у меня сейчас отпуск.

– Вон оно как! Что ж ты в Москве делаешь в отпуск?

– Отдыхаю, отсыпаюсь!

– Почему никуда не ездишь?

– Ну почему никуда не езжу. Бывает, съезжу в Сергиев Посад, на Лавру посмотреть. Иногда встречу какую-нибудь женщину постарше, она мне рассказывает, как тут было, пока ее не закрыли. Оказывается, ее уже раньше закрывали.

– Ну, это разве поездка, для этого даже границы Москвы можно не пересекать. Куда-то за пределы седьмого транспортного кольца выезжала вообще?

– Да, давно, в детстве мы объездили с отцом весь центр России, очень много где побывали. И сами ездили на машине на юг России, до самого Ростова-на-Дону, прямо к границе с Турцией. Жаль, тогда уже нельзя было попасть в бывший Краснодарский край.

–А за границей не была?

– Нет, а что там делать? Увидеть Париж и умереть? Я еще пожить хочу…

– Ну, чего уж ты, сразу – умереть. Мне, вот, было интересно поездить. И, как видишь, жив пока!

– И что ты там такого увидел? И что ты видел в России? Мне вообще порой кажется, что эта страсть – путешествовать, которая захватила сейчас буквально всех, – она от того, что внутри у людей пусто, в душе нет ничего, да и в душу они не верят. Вот и путешествуют – заполняют эту пустоту. Ну, был ты в десяти, в двадцати странах? На рекорд идешь? Что приобрел ты? Да ничего. А какой-нибудь монах в монастыре вообще нигде не был, он даже слово «отпуск» не знает, но он в разы богаче тебя, если провел время с пользой. Другие вообще заедают свою жизнь фаст-фудом, а кто побогаче – рафинированными блюдами в дорогих ресторанах.

– Признаюсь, по России я не ездил, как-то не интересно было. Да, вот сейчас задумался! Действительно, еще со времен Советского Союза (мне дедушка рассказывал) живет в нас это желание – поехать именно за границу, там что-то посмотреть, повосхищаться, посравнивать с Россией. Наверное, это из-за «железного занавеса» – запрещали выезжать, вот и мы никак не успокоимся, все компенсируем этот давний запрет. А если вдуматься, здесь у нас столько всего интересного: и древние города Золотого Кольца, и уникальная природа Карелии, Байкала, Кавказа (жаль, теперь уже не нашего), и монастыри (пока их не позакрывали). Все это мы могли увидеть, впитать, рассказать другим, заинтересовать. Теперь многое просто недоступно или захирело, находится в страшном упадке. Говорят, по Золотому Кольцу уже сильно не поездишь – вместо древних фресок и мозаик туристов встречают расписанные бездарными граффити стены храмов без крестов. Вспоминаются рассказы дедушки про Олимпиаду в Сочи в 2014 году. Как будто пророчеством (а может, проектом планов на будущее) были подобия церквей без крестов, которые дефилировали по стадиону «Фишт» на открытии Олимпиады.

– Вот видишь, что ты упустил. Европа и другие страны – никуда они не денутся. Эйфелеву башню не снесут, средневековые строения в центах европейских городов так и будут стоять веками…

– Как знать, как знать… Хотя, скорее всего, ты абсолютно права. Но давай не будем больше о грустном. И так столько всего происходит, что аж тошно.

– Да, лучше сменим тему. Как твоя подготовка к игре, уже концовка?

– Да, идут самые тяжелые, долгие репетиции, как раз сегодня – редкий день отдыха. Скоро начнутся финальные прогоны, надо будет денно и нощно там время проводить. Мы же первый раз в финал должны выйти, налажаем – боюсь подумать, что с нами сделают. Плюс на мне ответственность как на капитане, если я собьюсь, команда может «поплыть», ничем не спасти уже.

– Что-то мы опять в негатив скатились. А хотели о чем-то хорошем поговорить!

– Да, действительно, что это мы! Самое радостное для меня – это то, что ты ко мне приехала! Я очень этому рад! Надеюсь, тебе у меня понравится!

– Я тоже! Пока мне нравится! Но я хочу тебе еще кое-что сказать. А точнее – показать, – и она достала из кармана куртки томик Пушкина.

– А, Пушкин. Я люблю, очень есть сильные вещи.

– Это да, но тут не все так очевидно, – и она осторожно открыла книгу.

– Что там? – спросил Фас, увидев шкатулку.

– Там мощи святых, это единственная вещь, которую я забрала из дома – у меня не было выхода.

– Вот это да! А заглядывать внутрь, наверное, нельзя?

– Да, не надо. Кто мы, чтобы туда заглядывать!

– Хорошо, давай куда-нибудь спрячем. В сундук?

– Я не знаю… Или просто поставить на полку, там она затеряется среди остальных книг, или, действительно, убрать в сундук.

– У меня нет полок с книгами, вот в чем дело. Все в телефоне в электронном виде.

– Тогда в сундук, других вариантов нет.

– На том и порешим.

– Хорошо! Я бы уже легла спать, поздно уже…

– Да, конечно, сейчас я тебе постелю.

– Только на диване, надеюсь, ты помнишь!

– Ну, хорошо, хорошо!

***

Так они прожили около недели. ФАС ходил на репетиции, уходил рано, возвращался поздно. Было видно, что работа дается ему все сложнее и сложнее: изо дня в день повторяемые слова шуток он ощущал так, будто ему по спине проходились остро отточенными граблями, сдирая кожу и мясо. Он делился своими ощущениями с Анной. Она сочувствовала ему, но не знала, что посоветовать. А с отцом Серафимом он в прошлый раз так и не смог поговорить на эту тему.

Их совместное проживание проходило на удивление хорошо. Находясь в отпуске, Анна могла устроить домашний быт, превратить холостяцкое жилище в приятный для жизни дом. А ФАС против таких изменений не возражал. Скорее наоборот, они его радовали, хотя многое он просто не замечал, возвращаясь домой полностью опустошенным.

Все это время, каждый день они чувствовали, что сближаются и эмоционально, и духовно. Они читали вместе утренние молитвы и молитвы на сон грядущим, поставив в углу кухни как единственной общей комнаты, вместо телевизора – иконы, доставшиеся от отца Глеба. За ужином им всегда было о чем поговорить или о чем помолчать. Внутреннее притяжение росло…

В один из вечеров ФАС сидел хмурым, молчаливым.

– Что случилось, Фёдор? Тебя что-то тяготит, тревожит? – обеспокоенно спросила Анна.

– Через месяц пройдет четвертьфинал, потом лето, полуфинал и финал. Мне кажется, как раз после него моя жизнь кардинально поменяется. Не знаю, откуда этот мусор в голове…

– Ты явно не закончил свою мысль…