Параллели. Том II

– Я не сержусь.

Таня сделала вид, что заинтересовалась кем-то из танцующих. Сержа осторожно протянул руку за ее спиной и обнял. Таня замерла, но руку не убирала, так и сидели какое-то время молча. Он держал свою руку на тоненькой девичьей талии, она, как замершая фигура, думала, как быть, пока их не увлекли вдвоем в общий танец. И все-таки вечер подходил к концу, часы показывали 11 вечера, нужно было двигаться по домам, иначе родители всех приглашенных подымут панику.

К вечеру 23 мая погода подарила свой очередной каприз, и теплый майский день примерно к восьми вечера стал портиться, пошел снег, превративший дороги в размокающую кашицу, подул северный ветер. Когда ребята вышли на улицу, все ощутили встречный пронзительный ветер, он налетал из темноты, трепал волосы, колол лицо и стремился попасть под каждую складочку одежды. Ребята, ежась от прохлады, но веселые и довольные, двинулись домой. Мальчишки шли провожать девчонок по домам. Спотыкаясь и соскальзывая на неровностях, девчонки ухватились за предупредительно подставленные руки мальчишек. Пока вышли из проулка на освещенную асфальтную дорогу, девчонки изрядно подмерзли.

Таня опиралась на предложенную Сережей руку, старалась не отставать от его быстрых шагов, ее ладонь, ухватившаяся за его костюм, могла согреваться только изнутри, но совершенно озябла снаружи. Сережа спросил ее:

– Замерзла?

– Нет, – озябшими губами произнесла Таня.

Он тронул снаружи ее руку, она была абсолютно холодной. Сережа решительно снял ее руку со своей и сунул вместе со своей в карман костюма. Защищенная от ветра и обхваченная его теплой рукой, она стала отогреваться. Отогрев свою руку в Сережиной руке и в его кармане, Таня хотела было высвободить ее и даже легонько потянула ее на себя, но он несильно, но как-то нежно сжал ее и, замерев на минуту в таком положении, Таня прекратила попытку освободиться из его теплого плена. Прохладный темный вечер, освещаемый лишь уличными фонарями, умело скрывал их маленькую тайну. Шедший рядом с ними Сережин знакомый – Яцентюк Сергей, все время пытался заигрывать с Таней, а так как Сережа вовсе не пытался пресекать его попыток, делал это все назойливее.

Когда ребята дошли до дома Наташи, та, почти не прощаясь, шмыгнула за калитку, на ходу бросив: «Пока». Танин дом был напротив, но до него нужно было перейти дорогу. Таня стала прощаться с девчонками. Улучив момент Яцентюк обратился к Серёже:

– Можно, я провожу ее?

Растерявшись, как бы «отвечающий за всех» Сережа, видя, как близко находится дом Тани, не нашелся и счел возможным разрешить Яцентюку довести ее до калитки дома. Таню это очень огорчило, но, не подавая вида, она простилась с Серёжей, поблагодарив его за хороший вечер, повернулась и быстрым шагом пошла домой. Как только они подошли к калитке, отец, все это время дежуривший на кухне, увидев дочь, вышел во двор. Таня воспользовалась его появлением сказала Яцентюку: «Пока» и, стремглав, скрылась в доме. Она была благодарна отцу за то, что он так быстро вышел и спас ее от общества парня, к которому ничего ни питала. Отец для вида пожурил ее за то, что уже так поздно и они с мамой волнуются, затем, пожелав спокойной ночи, отправился отдыхать.

Таня разделась, приняла вечерние процедуры, прошла в их с Радиком комнату и легла в кровать, Радик даже не услышал ее прихода, он спал. Лежа в постели, Таня еще долго ворочалась, искала оправдание Сереже за то, что не проводил ее до калитки, находила, сомневалась. Покончив с разбором прощаний, вспоминала сам вечер, тогда ей становилось спокойно и уютно. Так, в мелькании разных мыслей, она постепенно и уснула.

Следующие два учебных дня в школе были последними, Таня так же украдкой поглядывала на Сережу, он, в свою очередь, был так же спокоен и нерешителен. 25 мая для десятого «а» прозвенел последний звонок, девочки пришли в парадной форме, их белые фартуки слепили от чистоты и торжественности.

Классный руководитель организовала поездку по памятным местам героев революции. Класс всем составом ехал в деревню Ирченко, где произошло восстание, которое было жесточайше подавлено карательными отрядами Колчака. Таня с Наташей сидели перед Сережей и Андреем, всю дорогу они смеялись, впрочем, как и весь класс, подтрунивали друг над другом. После экскурсии в музеи ребята высыпали во двор и стали фотографироваться. Стояла прекрасная солнечная погода, чувства переполняли их юные сердца, пришло осознание близкого расставания, окончания иногда так надоедавшей, но теперь такой близкой и родной школы! Их класс становился той единственной, нулевой точкой отчета, безусловно, счастливого жизненного пути. А их одноклассники – теми дорогими сердцу людьми, с которыми им хочется теперь побыть как можно больше.

Акация, обступающая весь внутренний дворик музея со всех его сторон, шелестя под ласковым майским ветром, молодыми, еще не запыленными листочками словно шептала, склоняясь от легких порывов ветерка: «Берегите эти мгновения, отложите их в собственной памяти и пронесите сквозь годы все, что сейчас происходит с вами, здесь и сейчас!» И хотя ребята делали свои фото на фоне развернутой стелы со списком погибших героев, но разве об этом думали их юные головы? Конечно, нет.

Как только музейный экскурсовод закончил свою речь о пламенных революционерах и выпустил ребят во двор музея, их внимание всецело было подчинено только им самим! Всем хотелось сфотографироваться на память. Желания эти были разноплановые и касались всех. Фотография всего класса, фотография с другом или подругой, парные фотографии, обнажающие спрятанные симпатии. Обычно скромные девчонки, ощущающие предстоящее расставание более эмоционально, теперь не стеснялись и спешили сфотографироваться с интересующими их мальчишками. Мальчишки обычно «не догоняющие» в таких тонких материях, видя к себе такой интерес со стороны девочек, задрав носы, соизволяли с собой сфотографироваться «желающим» девчонкам. Те брали мальчишек за руку и замирали, смотря в объектив фотоаппарата. Гордые мальчишки отходили в сторону, уступая место сьемок другим желающим. Девочки смотрели на своих мальчиков и понимали – какие же они еще «мальчишки».

Достигнув равного возраста с девочками, многие из них еще задержались там, где-то в невидимом переходе между детством-юностью и началом взрослой жизни. И ничего они, девочки, с этим сделать не могли, оставалось только ждать, когда их мальчишки повзрослеют и начнут относиться к жизни не как к бесконечной игре, а пока… Пока они изображали из себя молодых, состоявшихся мужчин, абсолютно все или почти что все знающих о жизни! На них уже можно было полностью положиться и слепо довериться их мужской интуиции и разуму.

Сережа тоже имел в характере синдром «задранного носа», он проникал в него как-то исподволь, незаметно для самого Сережи и никогда ничего хорошего ему не приносил. Вот и теперь, чувствуя, что он у девочек пользуется повышенным вниманием, он, как павлин, распустивший хвост и напрочь отключивший разум, с большой охотой позировал для фото с разными девочками. Снисходительно одаривая их сочувственными улыбками и широко открывая свои объятия, он всем видом говорил: «Ну, идите, сироты, я, так и быть, вас осчастливлю, позволю погреться в моих лучах славы!» Девочки охотно подбегали и преданно смотрели в объектив. Для самого Сережи все происходящее воспринималось как некая веселая, занимательная игра. Шуточная ее форма не несла за собой решительно никакой ответственности ее участников. Все происходило шутливо, беззаботно, словно и не действительность происходила, а шла продуманная, интересная игра на импровизированной сцене.

Таня, наблюдавшая за Сережей со стороны, задавалась вопросом: «Интересно, пригласит он меня, захочет сфотографироваться со мной одной?» Сережа тоже не выпускал ее из вида, но решил дать шанс всем желающим сфотографироваться с ним. «Успею», – почему-то был уверен он. Поглядывая на Таню, он отметил, как же нарядно она была одета. Нежный голубой плащ с крупными карманами и такими же крупными пуговицами, то расстегнутый, то застегнутый, на Тане был на редкость элегантен, соответствовал современной моде, выгодно подчеркивал Танину фигурку. Сережа всегда отмечал, что Таня умела одеваться со вкусом, не броско, но элегантно. Теперь же этот нежно голубой плащ, слегка прикрывающий белоснежный фартук, разительно подчёркивал ее привлекательность. Эдакое соседство повзрослевшей, но милой школьницы и зарождающейся, уже пробивающей свою дорогу молодости. Таня ассоциировалась у него с цветком, набирающим, но строго контролирующим, свою силу. Ее распущенные волосы, ниспадающие на плечи и скользящие по их нежно округлым формам, придавали фигуре весеннюю легкость, даже воздушность. И так обнаженное светлое лицо с глазами, полными россыпей искорок, одаривали вниманием весь окружающий мир, любили его и отвечали ему. Сережа не мог этого не видеть и с нетерпением ждал момента пригласить сфотографироваться с ним именно Таню. Как не приятно ему было внимание девочек, но все-таки хотел и ждал он именно этого.

А череда фотосьемок никак не прекращалась, начинала утомлять, и он стал испытывать нетерпение. Андрей – его друг, страстный фотолюбитель, все не отпускал Сережу из кадра и, посмеиваясь, твердил:

– Потерпи, Серега, потом мне еще спасибо скажешь.

Улучив момент, Сережа обратился к Тане, стоящей к нему спиной и разговаривающей с Наташей:

– Тань?

Она обернулась. Плащ на ней был расстегнут, набежавший порыв легкого ветерка закинул правую прядь волос на лицо. Волосы, словно морская волна, обдающая лицо купающегося в море, закрыла лицо от взора наблюдателя. Затем волна медленно стала открывать лицо, представляя на обозрение по частям. Вот открылся бархатный лоб, появилась изящная дуга бровей, сверкнули своим великолепием карие, искрящиеся глаза, показался маленький, вздернутый кнопочкой носик, губы, очерченные тонкой парящей линией, бархатный подбородок и волна, окончательно схлынув, обнажила обворожительно красивое лицо девушки, вопросительно вглядывающееся вперед.

– Что? – с какой-то особой нежностью спросила Таня.

– Можно с тобой сфотографироваться? – продолжил Сережа, пригласительным жестом выдвинув вперед руку.

– Можно, – охотно ответила Таня и направилась к Сереже.

Они встали вместе, Таня взяла его под руку, он почувствовал ее нежное дыхание, благодарно придвинулся ближе к ней. Они на минуту замерли, всматриваясь в объектив фотоаппарата. Андрей сказал: «Внимание, снимаю!», но в этот самый момент они услышали: «Ой, стойте, я с вами!» К ним подскочила Гайт Лиля и, вцепившись в Сережу с другой стороны, бесцеремонно нарушила их уединение. Фотоаппарат щелкнул, и голос Андрея констатировал: «Снято!» Сережа хотел попросить Андрея щелкнуть их с Таней отдельно, но Андрей уже увлеченно беседовал с Людой Нестеренко и совершенно не обращал внимания на Сережу. Какое-то время Таня еще стояла рядом с Серёжей, наверное, чувствуя, что он чего-то ждет, затем повернулась и пошла к девочкам. Сережа проводил ее грустным взглядом, дождался, когда Андрей остался один и, подойдя к нему, с досадой сказал:

– Эх ты, я хотел с Таней вдвоем сфоткаться, так до тебя разве достучишься!

– А че молчал? Я откуда знаю, чего ты хотел? Говорить надо.

Сережа ничего не ответил, раздосадованный, он так и не решился попросить Таню сфотографироваться с ним еще раз. И все-таки Таня ждала этого, постоянно поглядывая в их сторону. Напрасно, мальчишки чем только ни занимались, в итоге класс собрался на еще несколько фотографирований и, погрузившись в автобус, двинулся назад, в Атбасар. В автобусе царила замечательная атмосфера, много пели, шутили, общались друг с другом. Последний школьный день медленно, но верно катился к закату. Узкая лента асфальтированной двухполосной трассы Целиноград-Атбасар мелькала столбиками дорожного километража, прерывистыми рядами растительности лесополосы да редкими встречными автомобилями.

Наконец, как только автобус вынырнул из-за изгиба последнего холма, как всегда, по ходу движения автобуса показалась телевизионная многометровая вышка, на ней уже горели сигнальные огни. Вышка стояла на переезде недалеко от города и всегда встречала возвращающихся поездом или автомобильным транспортом со стороны Целинограда атбасарцев. Как только глаз выхватывал ее стройный силуэт, на душе становилось тепло и трепетно, ощущалось приближение дома. Народ в поезде начинал собираться к выходу, пассажир или водитель ждали последний перекресток с указателем – направо на Кокчетав, налево на Москву, и как только их проезжали, считалось – мы дома.

Автобус подвез ребят к школе, было еще светло, но дневная усталость брала верх и все поспешили по домам. Начиналась ответственная пора выпускных школьных экзаменов. В промежутках между ними проходили консультации, и тогда класс в неполном составе встречался на два часа в стенах школы и быстро расходился готовиться. Теперь только экзамены собирали ребят вместе, но напряжение и нервозность практически ничего не давали видеть. После экзамена шли гулять и постепенно все рассасывались дорогой.

Удивительно, но в этом 1979 году получалось так, что после каждого сданного экзамена почему-то шел дождь. Ребята, довольные, ходили под дождем и радовались хорошей примете: «Дождь в дорогу к удаче!» Кто первый произнес эту примету, никто уже не помнил, но все очень радовались дождю, смывавшему весеннюю пыльцу с деревьев, тротуаров, проезжей части дорог. Одноклассники пели свою выпускную песню: «В тихом городе ветер кружится…», выбранную как их индивидуальная выпускная песня, и в сердце рождалась теплота и заботливость к друг другу, граничащая с осознанием скорого расставания. А их родной город каждый раз резко и волнительно преображался, насыщался озоном и блестел от чистоты. Выпускникам дышалось хорошо и свободно, весь мир раскрывался перед ними, щедрый и трепетный, зовущий вдаль по неисхоженным дорогам, неоткрытым тропам, вселяющий уверенность в то, что именно их он так долго ждал и именно им готов подарить всего себя без остатка. Город становился таким родным и близким, каким только бывает друг всей твоей жизни. И все же у каждого из ребят уже роилось в голове громадье планов собственного устройства в окружающем мире. Кто-то грезил институтом, техникумом, медучилищем, все зависело от адекватно оцениваемых личных способностей и желаний. Кому-то учеба так надоела, что ни о каком продолжении ее в любом виде слышать даже не хотелось.

Экзамены пролетели для Тани чередой напряженных усилий и закончились так быстро, что она этого даже не осознала. Наступил последний волнительный момент – выпускной вечер. 25 июня 1979 года десятый «а» полным составом выстроился на свою последнюю линейку. Директор школы – высокий мощный фронтовик с искренне добрым характером, Зверев Олег Семенович, в очередной раз вручал своим ученикам аттестаты зрелости. Торжественно прозвучал гимн Советского Союза, ребята, выстроившись в две шеренги, внимательно слушали заветные слова: «Аттестат зрелости вручается…», произносилась конкретная фамилия и бывший ученик или ученица отправлялись к директору. Тот лично поздравлял их с успешным окончанием школы, жал руку и вручал серенькую книжицу, удостоверяющую об их полной зрелости. Звучал торжественный марш и под его звуки человек возвращался на место.

Лучшие ученики и ученицы вызывались первыми. В их числе была и Таня, закончив школу на «4» и «5», она теперь летела парящей птицей, по до мелочей знакомому спортзалу навстречу своей студенческой жизни, о которой уже мечтала. Вернувшись на свое место, Таня с любопытством ждала вручение аттестата Сереже. Когда прозвучала его фамилия, он прошагал по спортзалу по-деловому, без каких-либо эмоций. Директор вручил ему аттестат, и лишь тогда Сережа улыбнулся уголком сомкнутых губ. На место он прошел бесстрастно, словно и не аттестат получил вовсе, а книгу в библиотеке, так, взял почитать на время, потом расскажет, о чем она.

После вручения аттестатов в школе все двинулись на центральную городскую площадь города, здесь в торжественной обстановке с крыльца районного дома культуры их поздравили секретарь райкома, заведующий городским отделом образования, другие почетные жители города. На всю площадь звучала музыка, посвящённая школьным годам, сегодняшним выпускникам и вечным ценностям человека. Выпускники танцевали на площади, поздравляли друг друга, важно поглядывая на окружающих. Сегодня был их день, и любой прохожий это понимал, был солидарен и соучастен с ними. По окончании торжественной части все выпускники города двинулись обратно по своим школам. Площадь постепенно пустела, провожая новое поколение своих горожан во взрослую жизнь. Десятый «а» средней школы №3 в полном составе также возвращался в свою школу, ребята пели свою выпускную песню и многие держались за руки.

Родители учеников готовили торжественный ужин в ресторане «Армандостар», непосредственно этим занимался родительский комитет школы, в него входили родители Тани, Антонова Андрея, Игоря Пашкова и другие. Отец Тани обеспечил всех ее одноклассников большими круглыми значками с изображением родной школы. И теперь каждый Танин одноклассник на груди нес такой значок, что их сразу отличало от других выпускников города. Заехавший по пути в райком второй секретарь, после короткой беседы с женой, помогавшей в родительском комитете, они с большим трудом уговорили администрацию школы, с разрешения райкома провести выпускной вечер в самой школе.

В соответствии с планом классного руководителя торжественный ужин выпускников проходил в актовом зале школы прямо напротив спортзала, а родители праздновали в учительской, тоже на втором этаже. Сам же выпускной вечер, как и дискотека, проходил в спортзале. Девочки блистали перед своими мальчишками в нарядных вечерних платьях. Пошитые по индивидуальным заказам, купленные в крупных городах, привезенные издалека, они должны были подчеркивать их женскую красоту, будить воображение ребят, превращать их образ в неповторимый. Мальчики были одеты проще, в основном, их одеяние включало оригинальную сорочку, реже костюм.

Когда вечер начался, и все присутствующие выпускники сосредоточились на рассматривании друг друга, Таня с Наташей, подчиняясь прекрасному настроению своих одноклассников, вскоре уже кружились в параллельном вальсе со своими ребятами. Таня кружилась в желто-оранжевом шелковом платье индивидуального покроя. Казалось, что с ней танцует сама золотая есенинская осень. Платье выгодно подчеркивало девичью фигуру, облегало ее, рисунок на нежно-бежевом фоне, казалось, передавал все буйство золотой осенней поры. Верхний вырез взлетал, стелился по прекрасному бюсту и ниспадал, полуоткрывая нежность девичьих плеч. В нем она казалось окружающим абсолютно невесомой, почти воздушной. Обычная скованность постепенно отпустила ее, хотелось улыбаться, танцевать и быть счастливой.

Одноклассники открывали своих девчонок для себя заново, они впервые так пристально всматривались в них, видели их в шикарных вечерних туалетах и, не в состоянии опомниться от этих перемен, неожиданно для себя открывали – как же красивы их девчонки, как они могут так меняться в один вечер, что за волшебство с ними произошло?! Девочки, улавливая разинутые рты своих одноклассников, еще больше становились уверенными в себе, теперь они точно знали себе цену! Они просто купались в лучах своей славы. Таня с удовольствием поймала на себе восхищенный взгляд Сережи. Этот взгляд открыто говорил ей о его отношении к ней. Сереже она явно очень нравилась! Она видела – он хочет танцевать и говорить с ней, он готов к открытому состязанию за ее внимание.

Наконец, Сережа отважился и пригласил ее на танец. Казалось, ее ноги вовсе не касаются пола, так легко и свободно она скользила по окрашенной поверхности. Сережа вел энергично и уверенно, он ничего не говорил, только все смотрел и смотрел своими широко раскрытыми серыми глазами на нее и молчал, молчал! Уверенная в себе, раскрывшаяся навстречу танцу, Таня с улыбкой заговорила.

– Ты все молчишь, думаешь о чем-то?

Сережа смотрел в ее прекрасные карие глаза, чувствовал на своих руках ее тепло и думал о ней. О ее девичьей красоте, ее золотистой осени – платье, отвечающем его придирчивому вкусу, о ее умении танцевать и своем желании быть к ней ближе. Но сказать ей этого он не посмел и просто отшутился:

– Да так, о разной ерунде рассуждаю.

Таня ожидала услышать не это. «Почему, – думала она, – мальчишкам так сложно сказать нам правду?» А вслух произнесла:

– У тебя много ерунды? И ты тратишь на нее время?

Сережа покраснел, на минуту ему показалось, что Таня читает его, как развернутую книгу. Он поспешил перевести разговор.

– Тебе понравились наши значки?

По понятным причинам Таня напряглась.

– А тебе не понравились?