– Мужики, можно у вас кое-что спросить? – произнес он, набравшись смелости.
– Спрашивай, – великодушно дозволил тот, что сидел слева. Это был внушительный дядя, чья мускулатура едва не разрывала туго обтянувшую его телу кольчугу. На кольчуге Цент заметил темные пятна засохшей крови и многочисленные дыры, оставленные каким-то холодным оружием. Судя по состоянию брони, мужик являлся заядлым любителем кровавых бань.
– Я умер? – задал давно мучивший его вопрос князь.
– Нет. Но если стремишься к гибели, ты на верном пути.
У Цента камень с души упал. Значит, все-таки это не загробный мир. Теперь понятно, почему здесь нет ни особняка с бассейном и пальмами, ни тачки, ни баб.
– Если я не умер, – вновь заговорил он, – то где я?
Здоровяк справа отложил в сторону огромный мосол, который до этого яростно глодал, и снисходительным тоном изрек:
– Это трудно объяснить непосвященному. Ты едва ли поймешь.
– Да мне бы хоть в общих чертах, – жалобно попросил Цент. – Помню, как нас настигал туман, а мы бежали, бежали…. Нас было трое. Я, девка Инга и еще этот срам очей моих. А потом провал. И вот я здесь, в этом месте.
– Если тебе в общих чертах, то ты сейчас находишься внутри мистической секиры духов, – ответил здоровяк слева.
– Внутри волшебного топора? – ахнул Цент. – Да как же я сюда попал? Ведь у меня его даже с собой не было, гнусный Коля оставил его у себя, да покарает его бог за все злодеяния! И его, и дядю Мишу.
– Не важно, с тобой секира или нет. Если уж она признала тебя своим владельцем, вы с ней связаны незримыми узами.
– Надо же, – продолжил изумляться Цент. – Но как я внутрь-то попал? И что вы все тут делаете? И кто вы такие, вообще?
– Много вопросов, и все не о том, – пробасил здоровяк справа. – Мы – стражи Ирия, прежние владельцы мистической секиры. Лишь самые великие воины владели небесным оружием.
– Позволь, представлю тебе наше боевое братство, – предложил богатырь слева. – Я – Ярополк Зверский. Вот он, – Ярополк указал на здоровяка справа, – Яромир Страшный. Далее Святогор Лютый.
Святогор был помельче Яромира и Ярополка, но рожу имел столь свирепую, а взгляд столь дикий, что Цент ни на секунду не усомнился, что свое прозвище этот деятель получил заслуженно.
– Далее восседает Добрыня Безжалостный.
Добрыня был огромен и страшен, в очах его до сих пор пылал огонь кровавой битвы. У Цента в бригаде был один такой же субъект схожих габаритов, но все же мельче, значительно мельче. Такие люди, как Добрыня, ныне уже не рождались.
– А вон тот – Изяслав Противный, – нехотя представил Ярополк последнего богатыря.
Изяслав, самый мелкий из стражей, имел накрашенные свеклой щеки и губы, подведенные угольком брови, и когда Цент встретился с ним взглядом, послал гостю воздушный поцелуй.
– Этот-то как угодил в ваш геройский коллектив? – шепотом спросил потрясенный Цент.
– Сия история долгая и трагическая, – вздохнул Ярополк. – Небесное оружие само выбирает себе хозяина, само решает, кому станет служить, а кому нет. А в тот год выбор был невелик – вот этот, крашеный, оказался лучшим вариантом.
– Боюсь даже представить себе остальных претендентов, – вздрогнул Цент.
– И правильно делаешь. Там есть чего страшиться.
– Ну, что могу сказать – рад знакомству. А я, значит….
– Да знаем мы, кто ты, – свирепым басом прервал его Добрыня. – Все знаем. Одного только не ведаем: почто ты, лось, сиднем сидишь, вместо того, чтобы с темной силой бой вести?
– Я, в общем-то, веду… – попытался оправдаться Цент.
– Полтора года на печи пролежал! – вновь прервал его Добрыня. – Это ты боем называешь? А пролежни, поди, шрамами боевыми кличешь?
– Так, а что это, собственно говоря, за наезды? – в свою очередь возмутился Цент. – Я, между прочим, в борцы с темными силами не записывался. Если где встречаю ее, силу эту, значит, темную, то борю. А самому ее по свету разыскивать, это, уж извините, не про меня. Вот платили бы мне щедро, я бы еще подумал, а за спасибо я и на печи полежу.
Впрочем, Цент тут же пожалел о своих излишне дерзких словах. Пожалуй, не стоило грубить стражам, и, в особенности, звероподобному Добрыне. Кто знает, на что способны эти герои прошлого?
– Не сердись на Добрыню, – попросил Ярополк. – Его раздражение небеспричинно. Мы все – узники этого места. Души наши многие столетия томятся в секире. И жаждется нам обрести свободу.
– Так вы заключены в этот топор? – уточнил Цент. – И не можете его покинуть?
– Нам, героям, служившим светлым богам, была уготована после смерти земной прекрасная вечность в небесном чертоге. Там ждали нас яства вкусные, напитки хмельные и девы сочные. Но врата в Ирий закрыты, и останутся таковыми до тех пор, пока не повержена великая тьма. Мы не справились с ней в свое время, смогли лишь заточить. Но и сами стали узниками. Последний из нас, Яромир Страшный, сразил мистической секирой темную богиню, но и сам пал в том бою. С той поры секира, и мы с ней, были погребены под толщей земли в древнем святилище, пока не явился ты и не забрал небесное оружие. Секира признала тебя, а это значит, что ты теперь тоже страж Ирия. Пусть и не вызывался ты добровольцем, но выбора у тебя нет. Либо исполни волю светлых богов, либо погибни, как и все живое в этом мире, ибо великая тьма не пощадит никого.
Цент понял, что его пытаются насильно записать в герои. В настоящие такие герои, классические, из той серии, что рвут себе пополам седалищный нерв, спасая человечество, в процессе чего гибнут славной смертью. Это был тот сорт героизма, которого Цент всегда сторонился. Напрягаться ради каких-то там людей, подвергать свою жизнь опасности, терпеть тяготы и лишения, и в итоге, расстаться с жизнью – что может быть глупее? Выходец из девяностых больше тяготел к спокойному, вдумчивому мародерству, насильственному изъятию чужого добра в свою пользу, к порабощению лохов и долгой счастливой жизни.
– Что молчишь? – спросил у него Ярополк.
– Да вот даже не знаю, как вам сказать, – произнес Цент, тщательно подбирая слова. То делал не из врожденного чувства такта, а исходя из соображений личной безопасности. Герои прошлого выглядели слишком внушительно. Таким нельзя отказывать в лоб, прямо и дерзко. Могут вспылить. Цента еще в девяностых как-то били ногами пять человек, и это ему вообще ни разу не понравилось. Но то были обычные гопники. Страшно представить, что будет, если на их месте окажутся великие воины.
– Говори, как есть, – предложил Яромир. – Так поступают мужчины.
– Ну, как есть-то оно, вам, думаю, не понравится. Потому что я, собственно говоря, не рвусь в эти ваши стражи Ирия. Должность, как я понял, почетная, но долго на ней не заживешься.
– Это так, стражи Ирия не умирают от старости, – подтвердил Ярополк.
– Вот, и я о том же. Нет, вы меня поймите правильно: за хорошее дело я могу избить, покалечить, убить. Но вы мне предлагаете форменное самоубийство. А меня к суициду не влечет. Только-только ведь жизнь наладилась: князем стал, обрел почет, уважение и безграничную власть над лохами. Всегда мечтал, чтобы мне порции шашлыка по щелчку пальцев подтаскивали. И ведь подтаскивают. Иной раз, бывало, просто так, случайно щелкнешь, а перед тобой тут же порция шашлыка появляется. Прямо волшебство какое-то.
Богатыри переглянулись и помрачнели. Цент невольно вжал голову в плечи, ожидая, что сейчас прежние владельцы волшебного топора учинят ему темную, но ошибся.
– Не думай, что и мы грезили сгинуть в рассвете лет, – признался ему Ярополк. – Жить хочется всем. И почета хочется, и власти, и шашлыка по щелчку пальцев. И если бы был выбор….
– Вот-вот, – пробасил Яромир. – Ты думаешь, сможешь и дальше шашлык трескать? Великая тьма пробуждается, от нее нигде не спрятаться. Выбора у тебя нет. Отказавшись от борьбы, ты все равно погибнешь.
Чего-то в этом духе Цент и опасался. Но он не был бы собой, если бы не попытался выторговать хоть какую-то плату за геройства.
– А все ли стражи после смерти попадают в Ирий? – спросил он. – И всем ли положены девки, пиво и прочие радости?
– Если сразишь великую тьму, светлые боги тебя туда на руках внесут, предварительно расцеловав взасос во все недосягаемые места, – сказал Ярополк.
– А сами они не могут этим заняться? В крайнем случае – оказать мне содействие? Все-таки воевать предстоит с богами, а я всего лишь человек, хоть и очень крутой.
– Врата Ирия заперты, и не откроются, пока великая тьма жива, – объяснил Ярополк. – Светлые боги по ту сторону, мы по эту. Нам и вести эту войну. Кроме нас некому. А если быть предельно точным, то кроме тебя, потому что от нас нынешних на поле брани толку мало. При жизни-то каждый из нас многое мог, и делал многое, но ныне мы бесплотные духи. Томимся в теле небесного оружия, ожидая долгожданного освобождения. Как представлю, что в Ирии сейчас пьют, гуляют, девок щупают, а мы, как дураки, тут сидим, аж ком к горлу подступает.
– А еще глаголют, что есть в Ирии роща однополых утех, – подал голос Изяслав по прозвищу Противный. – И водятся в той роще самые красивые мальчики, какие только есть во всех мирах….
– Прекращай ты нас перед новеньким срамить! – рявкнул на Изяслава Добрыня. – Мальчиков ему подавай. И как только за тысячи лет из тебя вся эта голубятня не выветрилась?