Стражи Ирия

– Я вас выпустить не могу, – сообщила девушка. – А вашей машины уже нет. Ее включили в состав поисковой группы, которая сегодня выехала за припасами.

– Ну и какого лешего ты явилась? – разозлился бывший рэкетир. – Не можешь помочь – вали отсюда. Мы с тобой больше не дружим. Владик!

– А? Что?

– Упал! Отжался!

– Опять? – возрыдал страдалец.

– Ты что, оглох? Я что сказал? Вот, давай, качай мускулатуру. Станешь сильным и красивым, сразу девчонку найдешь. Не век же тебе руки мозолить.

– Послушайте, я пришла, чтобы вас предупредить, – вновь подала голос девушка. – Наше начальство хочет использовать вас в качестве отвлекающего маневра.

– Что? – не понял Цент. – В качестве кого хотят использовать?

– Дело в том, что поисковики возвращаются из рейдов вечером, а иногда задерживаются дотемна. Я уже говорила вам, какие дела тут творятся после захода солнца. Вас отпустят ближе к вечеру, чтобы вы не смогли далеко уйти. Хотят, чтобы вы отвлекли то, что скрывается в тумане, и поисковики смогли бы спокойно вернуться в крепость.

Инга была буквально потрясена человеческой жестокостью, чуть живой от спортивного образа жизни Владик тоже, а вот Цент даже не удивился. Он с самого начала предполагал какой-то подвох, и был даже рад, что оказался прав. План дяди Миши отнюдь не показался ему чудовищным или бесчеловечным. На его месте он поступил бы точно так же, а то и еще жестче. Но все это, разумеется, не отменяло того факта, что пережить эту ночь будет весьма непросто. Без транспорта они далеко не уйдут, оружия тоже нет, и его вряд ли вернут обратно. А без волшебной секиры они окажутся беззащитны перед тем демоном, что скрывается в тумане.

– Боже! Они хотят принести нас в жертву дьявольскому туману! – ужасалась Инга. – Как же они могут? Ведь мы тоже люди.

– Погоди реветь, еще живые, – утешил ее Цент, хотя сам оптимизма не испытывал.

– Я тут вам кое-что принесла, – сказала девушка, проталкивая через окошко сверток. Внутри оказались фонарик, небольшой раскладной нож и зажигалка. Цент тут же рассовал все добро по карманам, а вместо благодарности высказал тайной союзнице, что не сообразила принести перекусить. Та ответила, что и рада бы была, но в крепости не осталось ни крошки корма. Вся надежда на поисковиков, отправившихся ныне на промысел.

– Вот почему так важно, чтобы они вернулись, – пояснила девушка. – Если они не привезут еды, или если мы потеряем еще машины с экипажами, начнется голод. Здесь ведь дети….

– Предохраняться надо! – рыкнул Цент, уже уставший слушать душераздирающие истории про голодных детей.

– Но эти дети родились еще до зомби-апокалипсиса, – напомнила собеседница.

– Материнский капитал, будь он проклят! – сквозь стиснутые от злости зубы процедил изверг. – Нарожали за деньги, жадные лентяи, а я теперь страдай. Зарабатывать на производстве потомства самая низкая низость. Ниже падать некуда. Даже сбор бутылок, и то более достойное занятие. Так им всем и передай. Я бы им сам сказал, но, похоже, не смогу. Ради вечно голодных детишек меня собираются скормить силам ада.

– Вот как раз насчет этого, – поспешила вклиниться в монолог Цента девушка. – Я хотела вам кое-что подсказать. В пяти километрах к югу отсюда есть железнодорожная станция. Мы кое-что брали оттуда. Если успеете до нее добраться, то, возможно, сможете найти там укрытие.

– К югу, говоришь? – заинтересовался Цент. – То есть вон там?

– Да. Но торопитесь. Вас хотят отпустить перед самым заходом солнца. Времени будет мало. Бегите сразу через поля, так короче.

– Пробежимся, раз надо, – произнес Цент. – Да, Владик?

Обессиленный после физических нагрузок Владик лежал на полу и исходил на страх. Скверные предчувствия овладели им. Ужасное зло обитает в этих краях, и будет ой как непросто спастись от него за пределами надежных крепостных стен. Особенно в компании Цента, который, не задумываясь, пожертвует программистом для сохранения собственной шкуры.

– Мне пора идти, – сказала девушка. – Удачи вам.

– А она нам понадобится, – со вздохом признался Цент. – Эх, Коля, Коля, почему же ты сразу не сказал, что у тебя дядя милиционер? Я бы тебя после этого признания на месте бы и убил. Скольких проблем удалось бы избежать.

– Что же нам делать? – спросила Инга, обратившись к Центу.

– Будем экстремально выживать, – пожал плечами тот. – Не впервой.

– А если не успеем добраться до станции? В поле от тумана спрятаться негде.

Цент промолчал, хотя кое-какой толковый план он уже набросал. Главная роль в этом плане отводилась камикадзе Владику, который должен был ценой своей никчемной жизни задержать демонические сущности. В силу того, что программист являлся циничным эгоистом, так и не воспитавшим в себе благородного стремления к самопожертвованию, ему, возможно, потребуется помощь в свершении подвига. Будет вполне достаточно одного удара ножом в бедро. Так он уже не сможет бежать, и в то же время будет еще жив, когда припожалуют силы ада.

– Не волнуйся, – подбодрил девушку Цент. – Прорвемся.

После чего опять начал издеваться над Владиком физкультурой и спортом, нарочно доводя того до изнеможения. Если у программиста не останется сил на вечерний забег, глядишь, и ножиком тыкать не придется.

Спасенная девушка сказала правду – весь день узники провели в своей камере, и лишь под вечер явился дядя Миша со своими тимуровцами, дабы амнистировать их. Когда защитники крепости распахнули двери темницы, то невольно шарахнулись назад, и на то были две причины. Первой причиной являлся взгляд Цента. Голодный, лютый, беспощадный, давший клятву ничего не забыть и не простить, этот взгляд повергал в трепет даже храбрецов. Второй причиной был смрад. Из контейнера так мощно пахнуло потом, что даже привычные к антисанитарии люди зажали пальцами носы. Источником скверного аромата оказался Владик. После целого дня интенсивных тренировок из него вместе с потом истекло килограмм восемь живого веса. То, что осталось, едва держалось на ногах. После приобщения к спортивному образу жизни Владик уже не был уверен, что так уж сильно хочет уцелеть этой ночью. Зачем? Чтобы и в дальнейшем подвергаться терзаниям со стороны бездушной свиньи из девяностых?

– Выходите, – приказала дядя Миша. – Мы отведем вас к воротам.

Заметив неподалеку трусливого Колю со своей секирой, Цент сказал:

– Топор мой верните. Он мне от дедушки достался. Фамильная реликвия.

– Обойдешься, – грубо ответил ему неласковый дядя Миша. – Топор тебе захотелось. Может, еще и пистолет дать?

Цент скрипнул зубами от злости, но смолчал.

Поскольку жизнь в крепости была бедна на события, конвоирование бывших узников на волю вызвало настоящую эпидемию шейной болезни. Народ глазел на троицу так, будто перед ними шествовали звезды большой эстрады или актеры театра и кино. Некоторые зачем-то лезли ближе, даже пытались потрогать чужаков. Владика безнаказанно потрогали, Ингу не успели, потому что какой-то неумный человек попробовал коснуться Цента. Того, что именно сделал изверг, никто разглядеть не успел, ибо все это заняло долю секунды, зато результат оценили все. Глупец, рискнувший вторгнуться в личное пространство бывшего рэкетира, с криком рухнул на землю, прижимая к груди сломанную в трех местах руку. Народ в страхе шарахнулся, конвой нацелил на Цента оружие.

– Он первый начал, – быстро пояснил свои действия тот. – У него в руке был ножик.

– А где ножик? – спросил дядя Миша.

– Ладно, согласен на мировую, – не стал настаивать на обвинении Цент. – Ни вашим, ни нашим.

Тяжелые железные створки заскрипели, нехотя распахиваясь, дабы открыть путь на свободу. Солнце уже почти скатилось за горизонт, и хотя не было еще никаких намеков на туман, Цент понимал – времени у них в обрез. Поэтому, не тратя драгоценные секунды на прощание, он первым вышел наружу, а следом за ним выбежали Инга и Владик. Едва они покинули пределы крепости, как ворота тут же захлопнулись за их спинами.

Цент уже шел быстрым шагом в нужном направлении. Впереди простиралось поле, где-то на самом горизонте виднелись какие-то строения, возможно, та самая железнодорожная станция, но до нее было очень далеко. Рядом бодро вышагивала Инга, хорошо отдохнувшая за день. Девушка была даже готова перейти на бег, но Цент не одобрил эту идею, решив поберечь силы. А вот изможденный физкультурой Владик едва переставлял ноги. Он и шагом-то с трудом поспевал за соратниками, а если те побегут, то тут вообще без шансов. Впрочем, Владику этих шансов и не хотелось. Суицидальные настроения овладели им, притом гораздо сильнее, чем обычно. Он бы и сам наложил на себя руки, если бы хватило смелости. Что ж, пусть демоны сделают это за него.

Когда они отошли от крепости метров на триста, Цент остановился, развернулся, и, сложив ладони рупором, грозно прокричал:

– Я вернусь! Еще! Никому ничего не прощу! Вас ждет боль! Страдание! Муки немыслимые и пытки адские! Всех буду убивать, никого не пощажу! Живите и бойтесь, грядет час возмездия!

Дальше Цент сорвался, и начал оскорблять обитателей крепости довольно обидными ругательствами, что вскоре принесло свои плоды – со стен по трем амнистированным открыли огонь. Стреляли, слава богу, одиночными и не прицельно, но все же своего они добились – сольное выступление Цента было прервано. Убоявшись получить пулю, изверг почел за благо спешно увеличить дистанцию.

– Я им покажу! Я им предъявлю! Я им продемонстрирую! – сердито бормотал Цент, быстро шагая по полю, заросшему высокой, сухой травой. – Ишь, фраера опущенные, чего удумали! Меня, Цента, кинуть, как какого-то лоха.

– Поднажать бы, – предложила Инга, которая постоянно оглядывалась назад, ожидая увидеть там зловещий туман. Вместо него видела только Владика. Тот хрипел, рыдал, стонал, через каждые два шага падал, но продолжал идти.

– И так уже вся корма в пене, – проворчал Цент. – Нормально идем. Олимпийский рекорд побить не удастся, но без медалей, чую, не останемся.

Он тоже оглянулся, и обнаружил две плохие новости: солнце уже полностью провалилось за горизонт, наружу торчал только самый краешек, ну и Владик по-прежнему тащился следом.

Вокруг простирались бескрайние поля, без малейшего намека на какое-либо убежище. Железнодорожная станция, если это была она, будто и не приблизилась ни на метр. Зато после захода солнца воздух стал прохладнее и свежее, так что идти стало заметно легче. Откуда-то появились комары, мошки и прочая гадость, и ну лезть в глаза и уши. Прихлопнув на шее обнаглевшего кровопийцу, Цент недовольно заметил: